Глава VI Во дворце великого
Дворец царя велик, как город Гарлем, и обнесён вокруг особой стеной, кроме той, которой обнесён город.
На другой день, чуть свет, Жороми был в мастерской. Он пришёл первым, если не считать рабов, которые уже приступили к работе.
– Счастливого дня, – вежливо поздоровался мальчик и подумал при этом: «Хоть они и рабы и их бёдра опоясаны грязными тряпками, но зато они помогают мастерам в удивительной литейной работе». Жороми вынес из помещения скамеечку и сел около бесформенного кома глины, внутри которого, как орех в скорлупе, спряталась бронзовая птица. Отсюда были хорошо видны ворота.
Наконец показался Осунде. Жороми со всех ног бросился ему навстречу, и теперь они вдвоём, высокий Осунде и едва достававший ему до пояса мальчик, приблизились к форме. Жороми чувствовал, что мастер волнуется, и ему было понятно это волнение.
Вдруг металл не заполнил форму или сама форма покривилась в обжиге? Приплясывая от нетерпения, мальчик подал Осунде большой деревянный молоток, и, прежде чем Жороми успел вскрикнуть, мастер, размахнувшись, с силой ударил по форме. Глина треснула и медленно, словно нехотя, развалилась на части. Осунде, отбросив в сторону молоток, вытащил из-под обломков формы бронзовую птицу и поднял её кверху. Жороми замер, восхищённый: петух, певец зари, горделиво закинул украшенную гребнем голову. Казалось, он готовился пропеть утреннюю песнь.
Подержав некоторое время птицу на уровне своих глаз, Осунде опустил её на землю.
Петух твёрдо встал на крепкие толстые ноги. Его выпуклые глаза смотрели грозно, гребень был поднят – настоящая боевая птица.
Старый мастер, тот, что рассказал Жороми историю Игве-Ига, похлопал Осунде по плечу, да и другие мастера одобрительными восклицаниями приветствовали появление на свет бронзовой птицы. Осунде не пытался скрыть охватившую его радость – его зубы сверкали в улыбке. Но вот к группе мастеров приблизился Усама. Все замолчали. Мнение главного литейщика было непререкаемым среди мастеров. Главный мастер не только знал тайны бронзы, но и умел подметить такие дефекты литья, которые ускользали от менее опытных глаз. Усама взял в руки птицу, тщательно осмотрел её со всех сторон, провёл пальцами по гладкой поверхности металла и так же, как ранее Осунде, поднял петуха вверх. Мастера затаив дыхание следили за главным мастером. А он, не глядя ни на кого, продолжал держать птицу на вытянутых руках. Очарованному Жороми снова показалось, что петух встряхнул высоким гребнем, готовясь пропеть утреннюю песню.
– Скажи, что ты видишь, Усама? – не выдержав, спросил Осунде.
– Птица удалась, – передавая Осунде петуха, неторопливо проговорил главный мастер. – Металл был послушен тебе и хорошо повторил форму. Я хвалю тебя, а ты похвали бронзу – укрась её узорами. Сделай хвост, крылья и грудь птицы такими, чтобы, глядя на них, каждый вспомнил, как переливаются на солнце синие, красные и зелёные перья петуха. Делай.
Осунде, прижимая птицу к груди, как ребёнка, радостно кивнул головой.
Похвала главного мастера была высокой наградой, и её удостаивались немногие. Жороми был доволен не меньше молодого мастера. Он переводил счастливые глаза с отца на Осунде, и ему казалось, что никогда он не любил отца так сильно, как сейчас, когда тот похвалил его учителя.
Стоявшие рядом литейщики улыбались, всех вдруг охватило праздничное настроение.
– Почему не работаете? – не громко, но зло произнёс чей-то голос за спиной мастеров. Литейщики обернулись.
К их группе незаметно приблизился маленький, кривоногий человечек.
– Кто это? – тихонько спросил Жороми, с удивлением глядя на многочисленные браслеты, почти сплошь закрывавшие руки и ноги неказистого, но, очевидно, важного незнакомца.
– Он здесь самый главный, – шёпотом ответил мальчику старый мастер. – Обба Эвуаре поставил его наблюдать за нашей работой.
Мастера хмуро поклонились кривоногому и, не глядя друг на друга, отправились в рабочие помещения. На месте остались только Усама, Осунде и Жороми, не знавший, должен ли он последовать за мастерами или быть рядом со своим учителем.
– Не сердись, господин, – сказал Усама. – Осунде сделал птицу, равной которой ещё не было во дворце Великого. Мы радовались, глядя на неё.
– А, ну хорошо, хорошо… – Человечек едва взглянул на петуха и сразу же отвёл глаза в сторону.
Жороми заметил, что глаза начальника литейщиков ни на чём не задерживались подолгу и всё время перебегали с предмета на предмет. То он смотрел куда-то себе под ноги, то его взгляд устремлялся к резным браслетам, то к собственным пальцам, которые теребили край расшитого раковинами набедренника.
Странным был этот человечек, и слова как-то нескладно вылетали из его рта.
– Я пришёл сюда за тобой, Усама, – говорил он. – Мы пойдём. Ты должен идти во дворец. Там будут люди белого цвета. Великий обба хочет, чтобы изобразили в бронзе белых людей, как они пришли, как он принимает их в своём дворце. Ты сам увидишь этих удивительных людей и сделаешь их из бронзы. Слугу можешь взять с собой. – Думая, что Жороми является слугой Усамы, начальник скосил глаза в сторону мальчика: – Возьми, пусть несёт твой веер.
Вскоре начальник литейщиков, переваливаясь на коротких ножках, ковылял по утрамбованной земле первого двора, окружавшего дворец обба. За ним на почтительном расстоянии следовал Усама, не утративший даже здесь, во дворце Великого, своей важной поступи. Последним шёл Жороми.
Мальчик был счастлив. Разве смел он мечтать, что когда-нибудь собственными глазами увидит все эти прекрасные здания, расположившиеся в строгом порядке посреди огромного двора. На остроконечных башенках крыш стояли бронзовые петухи. От одного строения к другому перекинулись крытые галереи, возведённые на резных столбах.
Стены галерей были украшены бронзовыми пластинами с изображениями людей и животных. В слепящем потоке солнечного света гладкая полированная бронза вспыхивала огненными бликами. И стало казаться Жороми, что случилось чудо и он попал в золотое жилище бога воды и света Олокуна.
Нетерпеливый окрик отца вывел Жороми из оцепенения.
Он встряхнул головой и побежал догонять ушедшего вперёд Усаму.
– Смотри, – обратился к нему мастер, как только мальчик оказался рядом, – видишь эту галерею? Её поддерживают пятьдесят восемь столбов, и каждый из них – в два человеческих роста. На столбах ты видишь пластины. Их сделали мастера-литейщики, чтобы все знали о великих деяниях предков обба и самого Эвуаре. Это необычная галерея, и ты смотри на неё, пока мы идём мимо.
– Чем же она необычна, отец?
– За этой галереей в тайной комнате на алтаре стоят ухув-элао предков обба, и среди них – сделанные прекрасными руками Первого Мастера.
– О отец, я хочу их увидеть!
– Что ты! – испуганно оглядываясь по сторонам, перебил сына мастер. – Разве ты не знаешь, что к алтарю могут приближаться только те, чьи предки живут в стоящих там ухув-элао.
– Но, отец, – умолял Жороми, – ведь в нашем доме тоже есть алтарь предков – и на нём стоят ухув-элао. И ты часто ешь около него орехи кола вместе с мастером Осифо, хотя его предки не живут на нашем алтаре.
– Ты говоришь неразумно, – с обычной важностью ответил Усама, убедившись, что поблизости никого нет и смелые слова сына не были услышаны. – Духи умерших обба не похожи на духов простых людей. Ты знаешь, что для себя мы делаем ухув-элао из дерева или глины, а для обба и его почтенной матери – из бронзы. Только их духи живут в бронзовых ухув-элао и ничьи больше. Поэтому держится бронзовое литьё в тайне, нарушить которую всё равно что умереть. И ты помни об этом. Ещё помни, что алтарь обба – самое святое место на земле. К нему нельзя приближаться простым людям, чтобы их дыхание не коснулось ухув-элао Великих из страны мёртвых.
Следуя за кривоногим начальником, Усама и Жороми прошли во второй двор.
Здесь их провожатый исчез в пёстрой толпе воинов и богато разодетых людей, над головами которых слуги держали деревянные веера.
Важные господа, один за другим, подходили к большим тазам с водой и совершали обряд омовения ног. Так было принято во дворце обба испокон веков. Затем господа, опираясь на резные перила лестницы, поднимались наверх и скрывались во внутренних покоях дворца.
Мастер поднялся по лестнице последним. За ним, боясь, как бы его не вернули обратно, проскользнул Жороми.
В большом зале было много людей. Все они стояли на коленях. Мастер и мальчик последовали их примеру. Широкая спина отца заслонила весь зал, Жороми чуть-чуть отполз в сторону. Ему не терпелось собственными глазами увидеть обба Бенина, великого Эвуаре. Но высокий трон, покоящийся на спинах четырёх деревянных леопардов, был пуст.
Стоявшие позади трона четыре обнажённых воина непрерывно поднимали и опускали опахала, словно бы отгоняя зной от невидимо присутствующего здесь владыки.
– Смотри, – не поворачивая головы, прошептал Усама, – вот пришли жрец бога Олокуна и главный начальник воинов Уваифо.
Военачальник и жрец стали по обеим сторонам трона. Жороми едва взглянул на жреца – ничего интересного, разве что множество бронзовых амулетов, подвешенных к поясу белого, длинного одеяния. Зато на Уваифо мальчик смотрел во все глаза.
Начальник воинов явился в большой зал дворца в полном боевом вооружении. Так велел древний обычай. Высокий шлем, переброшенная через плечо шкура пантеры, металлический обруч на шее, отделанный острыми клыками леопарда, – всё это не могло не устрашить врагов. Спереди на обруче висел колокольчик, а сзади – рыжий пушистый хвост. Большие, величиной с ладонь, подвески, одна в виде человеческой головы, а другая в виде пантеры, дополняли военный наряд. Подобные подвески Жороми уже видел на поясах других важных людей Бенина.
– Вот пришли первый и второй сыновья Великого, – прошептал Усама.
Старший сын обба, юноша с отвисшими губами, развалился на шкуре, расстеленной рядом с троном; младший – стройный длинноногий мальчик – встал около резного возвышения, на котором покоился трон.
Жороми с особенным интересом рассматривал второго сына обба. «Второму сыну, – думал он, – наверное, столько же лет, сколько мне. Он горд и важен. Даже головой не кивнул в знак приветствия, даже не посмотрел на людей, а они самые знатные в Бенине. Он одет очень нарядно, и очень красивый браслет-змейка обвивает его левую руку. На его голове коралловая шапочка, и такую же носит его старший брат. Но первый сын обба мне совсем не нравится, уж слишком он толстый. Только, наверное, нельзя плохо думать о том, кто когда-нибудь сам будет обба».
Мысли мальчика были прерваны лёгким, едва уловимым шорохом. Приветствуя вошедшего в зал владыку, люди упали ниц. Жороми вместе со всеми распростёрся на полу. Ему очень хотелось скорее увидеть обба, но отец строго-настрого приказал не поднимать головы: никто не смеет смотреть на Великого, пока не последует на это особое разрешение. Наконец обба сел, и присутствующим в зале разрешено было подняться. Впервые Жороми увидел так близко обба Эвуаре. Великий владыка Бенина сидел неподвижно, положив на колени руки. В одной руке он держал деревянный резной жезл, в другой – металлический молот. Это символы высшей власти. Крепкую шею владыки украшал обруч с клыками пантеры; на грудь спускалась широкая перевязь из пяти рядов разноцветных бус; длинный, заложенный складками набедренник был расшит золотыми бляшками и раковинами каури.