В шестидесятые годы в почти миллионном Кривом Роге функционировала лишь одна православная церковь. В горкоме комсомола о ней вспоминали лишь накануне Пасхи. Формировался молодежный отряд, который должен был выполнять две функции: соблюдать порядок и убеждать пришедших к церкви юношей и девушек не участвовать в процессе празднования. В тот год руководителем отряда был назначен я, инструктор горкома комсомола.
Вечер накануне Пасхи и ночной крестный ход прошли без происшествий. Члены отряда время от времени беседовали с молодежью, пришедшей освятить куличи. Кого-то удавалось убедить не освящать их. Но многие не обращали внимания на комсомольцев.
Всю ночь рядом с церковной оградой стояла «Волга», в которой дежурили инструктор горкома партии и сотрудник КГБ. Видимо, их присутствие означало страховку в случаях ЧП.
На следующий день, когда солнце осветило купола церкви, я подошел к «Волге» и согласовал со старшими товарищами завершение работы моего отряда.
– Но ты сам не уходи, – предупредил кэгэбист. – Еще нужен будешь.
Через двадцать минут отряд был распущен, меня пригласили в машину.
– Нас сейчас пригласят к столу, – с видом знатока сообщил нам кэгэбэшник. Это уже стало традицией.
– А церковники не заложат нас на работе? – высказал опасение представитель партии.
– Брось дрейфить, – с видом знатока заявил человек из органов. – Я уже не первый год здесь дежурю. К тому же, батюшка давно у меня на крючке: залечивал триппер полулегально. Я не стал его закладывать ни в конторе, ни среди церковной братии.
Не успел он завершить монолог, как к машине подошла церковная служка.
– Пройдите, пожалуйста, в храм. Отец приглашает вас к трапезе.
Войдя в храм, я был поражен: огромный стол и пол от окон до стола были заставлены сотнями куличей и крашеных яиц. Край стола, освобожденный от приношений, был накрыт, как для пьянки. На нем стояли три бутылки водки, бутылка «Кагора» и несколько тарелок с крупно нарезанными пасхами, колбасой, сыром и солеными огурцами.
Встречал нас молодой человек в рясе. За руку поздоровался с кэгэбэшником, приветственно кивнул нам:
– Присаживайтесь, гости дорогие.
Когда граненые стаканы были наполнены, священник встал и произнес первый тост:
– Спасибо вам за то, что соблюдали порядок – слава Богу, за ночь ни одного происшествия.
Чокнулись. Выпили. Мы – водку, священник – «Кагор».
Минут через двадцать сказалось выпитое на голодный желудок спиртное. Все немного захмелели. А потому разговор стал более откровенным, доверительным.
Полемизировали о том, кому свободнее дышится в нашей стране – священнику или партработнику.
– Я, например, – поведал святой отец, – могу завтра пьяным упасть в лужу, а потом покаяться и продолжать служить Богу. Вот у меня крест с кулоном – церковная награда. Что бы я не накуролесил – никто не вправе у меня его забрать.
– Вы правы, – согласился партработник, – мне бы несдобровать в подобных условиях. Вылетел бы с должности без выходного пособия.
Затем разговор, как всегда у мужиков, пошел о роли женщин в жизни. О зарплатах. О вере – церковной и коммунистической: какая крепче. И все это приливалось хорошими дозами спиртного.
Расставались друзьями. По крайней мере добрыми приятелями.
Сев в машину, старшие товарищи вдруг ощутили, что неплохо бы «залудить» еще. Но где в такой ранний час взять спиртное?
Здесь их выручил я:
– На железнодорожном вокзале «Червонная» ларьки со спиртным работают с семи утра.
– Вперед, на «Червонную»!
***
Представьте изумление отца и мамы, когда ранним утром, не ночевав дома, сын заявился, чуть держась на ногах и утверждая, что был на работе. Мать без сил опустилась на стул. А отец произнес:
– Мне бы такую работу.