Летний Рино напоминал раскаленную сковороду; единственным спасением был сезонный ветер, который в это время года почти каждый день скатывался с гор, овевал лица прохожих и теребил листья деревьев – благо их предусмотрительно насажали в большом количестве.
У меня была любимая скамейка в тени у адвокатской конторы, недалеко от здания суда, где я обычно ждал дам. Надо мной колыхалась листва – туда-сюда, туда-сюда, а до слуха изредка долетали пикантные подробности чужих жизней:
– На прошлый День благодарения я застала его со своей сестрой!
– Конечно, ребенок от мужа! Хотя я не уверена…
– …и на счету не осталось ни цента!
– Разумеется, я знала, что он лжет!
– Я ушла, когда он поднял на меня руку…
– Он говорит, что любит, а я его ненавижу!
– Я люблю его, а он меня ненавидит!
Словно слушаешь радио жизни – крутишь ручку передатчика, переходя от судьбы к судьбе, а повсюду одни мыльные оперы, одна другой тоскливей. Когда я только приехал в Рино, у меня толком не было мнения – хорошо или плохо разводиться, однако, послушав, через что пришлось пройти нашим дамам, я убедился – развод совершенно необходим! Лучше уж гореть в аду после смерти, чем провести в браке всю жизнь!
Пару дней спустя, когда мы с Сэмом кое-как отчистили заднее сиденье «Пирс Эрроу», я повез Нину с Эмили в город. Нина взялась лично проводить Эмили в юридическую контору, где сама была постоянной клиенткой. Сиденье еще не просохло (а пятна, кстати, так и не отошли), поэтому они опять уселись впереди – рядом со мной дрожащая Эмили.
– Я не смогу! – пожаловалась она.
– Еще как сможешь! – заявила Нина. – Давай я расскажу о конторе. Называются они «Хапс и Хапс». В честь горы денег, отхапанных на моих разводах.
– Правда?
Нина рассмеялась.
– Очнись, солнце! – сказала она и постучала Эмили по лбу: – Тук-тук! Кто-нибудь дома? Странно – звук полый… А где мозги?
Эмили ударила ее по руке:
– Перестань! Злюка…
– А ты тогда не обзывайся «каланчой».
– Я никогда не называла тебя каланчой!
– Впрочем, называй, – передумала Нина. – Каланча – похоже на бандитскую кличку. Мне нравится. А братья Хапсы – цепкие адвокаты. Лучшие в Рино. Ты записана к Майклу – младшему. Он вообще зверь! Обчистит твоего Арчера до нитки!
Я подъехал к конторе и обошел машину, чтобы открыть пассажирскую дверь.
– Дело не в деньгах, – вздохнула Эмили, пока я помогал выйти из машины Нине.
– Не обманывай себя! – ответила Нина. – В чем же еще? У тебя они есть, а у него нет!
– Да ладно, какие там деньги… Бывают люди и побогаче.
– Арчер к ним не принадлежит.
Нина была облачена в серое платье для похода к юристам, а Эмили – в черное, очищенное от кошачьей шерсти.
– Как я выгляжу? – спросила Эмили, вылезая с моей помощью из машины.
– На все сто! – ответил я. – Вот только… – Я двумя пальцами снял с плеча кошачий волос и предъявил Эмили. – Ваш дружок Горлик оставил подарок.
Эмили взяла волосок и прицепила его обратно на платье.
– Хорошо! На счастье!
Я припарковал «Пирс Эрроу» на другой стороне улицы и устроился на тенистой лавочке. На втором этаже с грохотом открылось окно, и я услышал голос Нины:
– Майк, как ты тут сидишь в духоте? Вентилятор не решает проблему, просто гоняет горячий воздух. Из пустого в порожнее… Впрочем, как ты любишь. Шучу-шучу, – добавила она и позвала: – Садись сюда, Эмили, здесь ветерок.
По полу протащили стул.
– Рассказывай спокойно, солнце! Майка ничем не удивишь. Он всякого уже навидался и наслушался. Я подожду в машине.
Я решил встать и пройтись по кварталу. Если Эмили увидит меня из окна, то решит, что я подслушиваю, и не будет спокойно рассказывать Майку «всякое». Сделав круг, я направился обратно – Эмили уже наверняка увлеченно изливает горе и не будет смотреть на улицу. К моему возмущению, место на скамейке заняли. Там восседала защитница прав Эмили в сером облачении. Нина.
– Что вы здесь делаете? – спросил я.
– Прячусь от репортеров, – ответила она. – Уйди!
– Но это мое место!
– Тогда садись, только не болтай! – сказала она и подвинулась.
У нее была странная гримаса на лице – то ли болел живот, то ли она напряженно что-то вспоминала.
– Вам плохо? – спросил я.
Нина не ответила. Я посмотрел – цвет лица нормальный, испарины на лбу нет. Решил не волноваться.
– Кстати, я не возражаю, чтобы вы называли меня Кашемир. Вы же знаете, что я на самом деле Вард? Сокращенное от Говарда. В честь отца. Когда я родился, его стали звать Говард-старший, а меня…
– Тихо! – сказала Нина. – Я из-за тебя не слышу Эмили!
Я понял, откуда напряженное выражение лица – она, оказывается, не рылась в глубинах памяти, а прислушивалась.
– Подслушиваете? – спросил я.
– Тсс! – шикнула она. – Ты тоже подслушивал, не отпирайся! Я видела из окна.
Да, Нина была на редкость проницательной женщиной.
– Клевета! – возмутился я.
– Я не осуждаю, Кашемир. Наоборот – вдохновлена. Я увидела тебя и придумала подвинуть стул Эмили поближе к окну, чтобы было лучше слышно. Я его поставила спинкой, чтобы ей было неудобно оглядываться на скамейку. Эх, если бы Эмили объяснила по-человечески, почему тянет с разводом, не пришлось бы мудрить.
– Но ведь она сейчас у юриста – значит, процесс пошел? – спросил я.
– Надеюсь. Я была уверена, что она готова бросить это жалкое подобие мужа, раз доехала аж до Рино, застукав его на месте преступления. Куда там! Пришлось эту женщину чуть не за волосы сюда тащить! Интересно, решится или нет? – Нина пожала плечами: – Видно, она привыкла выбирать известное из двух зол. Лично я предпочитаю новое… Почему бы не рискнуть, ведь можно выиграть по-крупному. Некоторым везет…
– Вы говорите как мой дядя, – заметил я.
– Да? И что же за человек твой дядя? Неисправимый оптимист и безнадежный романтик?
– Нет, он скорее был прожженным себе-побольше-отхапистом.
– Был? Он умер?
– Жив. Но умер для меня.
Нина наклонила голову и некоторое время меня разглядывала.
– Интересный ты тип, Вард, – произнесла она.
Затем стала изучать свою руку. Пальцы у нее были длинные и красивые, но вот ногти – словно топором стригли. Приглядевшись, она заметила заусеницу и начала сосредоточенно ее грызть. Потом сунула руки в карманы и пробормотала под нос:
– Перестань!
– И правда, бросайте, – сказал я. – Под ногтями микробы, особенно если не мыть руки несколько раз в день. Что никто не делает.
– Спасибо, дружище, за ценный совет, – нахмурилась Нина. – А теперь помолчи, а то пропустим самое интересное. И будет обидно – зря я, что ли, столько сил и энергии потратила, двигая стулья?
Ветер в основном дул в нашу сторону и приносил обрывки волнующих подробностей. Голос Эмили звучал резко, как никогда:
– Мама предупреждала, что мужчины изменяют, но ведь должен же быть предел…
– …длинный белый волос на подушке… в доме, где я выросла!
– …и он сказал: «Я тебе не комнатная собачка. Не твоя собственность!» Словно я…
Ветер подул прямо на нас, теперь мы слышали предложения целиком:
– Арчер заявил: «Думаешь, ты такая замечательная, Эмили? Нашлась принцесса! Да первая встречная на улице лучше тебя!» А я тогда ответила: «Понятно теперь, где ты находишь своих женщин. На улице». А он сказал…
Тут ветер сменил направление и унес конец фразы.
– Хорошо, – одобрила Нина. – Она себя в обиду не дала. Молодчина!
Ветер снова подул в нашу сторону, однако ответ Арчера мы пропустили.
– Я собрала чемоданы, и мы с Порцией уже собирались ехать, – говорила Эмили. – И тут Арчер как закричит: «Не смей забирать дочь! Если вы обе уедете, я умру! Я тебя засужу! Или умру! Или засужу!»