Два

От неожиданности я выплевываю воду обратно в чашку.

– Луэлла, ты должна была нам сказать! – Мама удивленно открывает рот и хлопает в ладоши. – Чудесная новость!

– Я думал, ты слишком занята в лавке, чтобы думать о женихах. – Отец приподнимает брови. Я все еще не могу откашляться. – Ты в порядке? – добавляет он.

– Ну, я… – сквозь кашель бормочу я. – Простите, вода попала не в то горло.

Выйти замуж за Люка? Когда я на это согласилась? Ведь не было же ничего подобного. Я искоса поглядываю на парня. Он сияет улыбкой от уха до уха.

Я не могу ни за кого выйти. И я ему об этом говорила. Я заявляла об этом всем, чтобы мамины подруги перестали совать нос в мои дела.

На замужество у меня нет времени. Как, впрочем, и на поцелуи с Люком. Я даже никогда не думала о браке.

На протяжении всех девятнадцати лет жизни я знала, что мне предназначено повенчаться с деревьями, травами и долгом перед людьми. Одним этим я была довольна и счастлива. Но замужество? Материнство? Обязанности жены?

У меня есть более важные заботы… Например, сохранять людям жизнь.

Я поднимаюсь из-за стола.

– Мама, отец, прошу нас извинить. До начала городского собрания мне нужно сделать обход. А у Люка свои дела, не стоит его отрывать. – Я ловлю пристальный взгляд парня. – Может, пойдем в лес прямо сейчас?

– Да, мы здесь сами все уберем. Идите и повеселитесь. – Мама просто сияет.

Отец, однако, смотрит понимающе и настороженно.

Родители готовили завтрак, и мне неловко заставлять их убирать со стола. Но я должна улизнуть и поговорить с Люком, чтобы уладить вопрос с этим браком. Я практически тащу его вниз по ступенькам, в лавку, а потом, мимо дурацкой сумки, все еще стоящей у двери, в свежее утро Кэптона.

– Что это было? – Мы выходим на улицу, я поворачиваюсь лицом к Люку. – Свадьба?

– Ты сказала, что любишь меня.

– Может, у меня нет опыта в таких делах, но «я люблю тебя» вовсе не то же самое, что «я выйду за тебя замуж».

Мягко улыбнувшись, Люк наклоняет голову и кладет руки мне на плечи.

– Разве не этого ты всегда хотела?

– Чего именно?

– Мы с тобой, вместе. Мы любим друг друга, Луэлла, уже много лет. Лучше меня тебе никто не подойдет.

– Но суть ведь не в этом, – бормочу я.

Он подхватывает меня под руку и ведет вниз по дороге, вдоль домов из бурого песчаника в жилой части города.

– Хватит сдерживаться и вечно думать о работе.

– Но работа приносит мне радость.

– А разве я – нет?

– Да, но…

Он целует меня в кончик носа, заставляя замолчать.

– Значит, я – все, что тебе нужно. Твой отец может сам провести церемонию… – И Люк начинает без умолку болтать о шелке, цветах и тостах.

Мы идем вниз по улице, взбираемся по узким ступеням, ведущим к каменной тропинке, что лениво вьется по холмам, откуда открывается вид на океан. Впереди виднеется река, которая где-то вдали водопадом обрушивается прямо в морскую пену. Ее прекрасные голубые воды находятся под защитой Хранителей, как и лес, куда мы держим путь.

Наш маленький остров лежит довольно близко от побережья материка, напротив Лэнтона. В единственной защищенной бухте острова расположился уединенный городок, Кэптон. Я выросла на этой узкой полоске суши, зажатой между горами и морем. От подножия видневшейся вдали большой горы к городу спускается густой лес секвой. Храм же служит неким мостом между ними.

Историки Кэптона говорят, что храм воздвигли давным-давно, еще до великой войны, окончившейся заключением договора. Но мне трудно поверить, что нечто столь древнее до сих пор сохранилось. Вероятно, его построил один из первых Хранителей, намереваясь разместить в нем свой орден.

Сбоку от храма змеится невзрачная тропинка. Я никогда не ходила по ней. Даже в сопровождении Хранителя это запрещено. Она для Людской королевы и эльфов. Люк говорил, что тропинка ведет к самой лесной чаще у подножия горы. К Грани, отделившей человеческий мир от волшебных земель.

Кэптон же – нечто среднее, по крайней мере на мой взгляд. Он находится на «человеческой», «немагической» стороне Грани. Но наша близость к границе, как и воды текущей сквозь нее реки, создают на острове многообразие дикой природы и дарят здешним жителям невероятно долгую жизнь. И цена всему этому – Людская королева. Каждые сто лет во исполнение условий договора мы жертвуем кем-то из своих. Таково бремя Кэптона во благо человечества.

Я уже не в первый раз задаюсь вопросом, на что же похожа Грань. Если бы я оказалась прямо перед ней, то смогла бы понять, что нахожусь на границе людских земель и дикой магии? Может, там потрескивает воздух, будто летом перед грозой? Или в теле возникает дрожь, как от порывов ветра на высоких горных уступах? А вдруг я, не сознавая, шагну за черту и, как говорится в народных сказках, затеряюсь навсегда?

Подобные мысли опасны, и я выбрасываю их из головы. Во всем, что касается Грани, загадок хватает. Но одно мы знаем точно: из всех людей лишь королева сможет шагнуть за Грань и вернуться оттуда живой.

– В чем дело? – спрашивает Люк.

– Ни в чем.

– Ты вообще меня слушала?

– Конечно.

– И что я сказал?

– Ну…

Посмеиваясь, он наклоняется вперед. Нежно заправляет прядь непослушных волос мне за ухо, касаясь виска подушечкой пальца. Я целовала его, призналась в любви и каким-то образом оказалась с ним помолвленной. И все же до сих пор краснею.

– Тебе стоит вновь их отрастить. – Он не сводит взгляда с пряди волос, спрятанной за ухо. Пальцы замирают на коже, и я борюсь с охватившей меня дрожью. – Мне больше нравились длинные.

– Они цепляются за ежевику, когда я собираю травы, – будто извиняясь, поясняю я. Хотя к чему здесь извинения? Он знает, почему я стриглась во время учебы в академии.

– Может, к нашей свадьбе.

– Точно…

– О чем ты на самом деле думала? – спрашивает он, когда мы подходим к кромке леса. Я начинаю собирать мелкие цветы, что растут у подножия секвой. Утренние звезды, ведь цветут они на рассвете. Эти цветы укрепляют тело и разум, и я даю их Эмме и мистеру Эбботу.

Когда я была ребенком, то представляла, что они росли лишь для меня. Но тогда весь лес казался более живым. Он и сейчас жив, но как-то поблек и сделался тише. С течением времени, повзрослев, я потеряла воображаемого друга.

– Луэлла? О чем ты думала? – повторяет Люк, и в его голосе я слышу беспокойство.

Мне бы хотелось откровенно признаться, что мысль о помолвке вызывает лишь тошноту. Что я беспокоюсь о нем, люблю. Но поклялась жителям Кэптона всегда быть рядом и помогать, а для меня это важнее всего. Однако для начала неплохо бы понять, что вообще нашло на Люка.

– Я вспоминала времена, когда мы были детьми. Однажды мы слишком далеко забрели в лес и увидели волка.

Громадный зверь, казалось, состоял из тьмы и теней. Его ярко-желтые глаза будто прорезали застоявшийся, неестественно плотный воздух в чаще леса.

Я вглядываюсь в даль между деревьев, вспоминая эти глаза. Странно, но в тот день я не испугалась. Хотя позже и сказала Люку, что струсила больше его. Если бы я призналась в обратном, парню бы это не понравилось.

В глазах того зверя читалось знание. И некие тайны. Я всегда чувствовала, будто вот-вот разгадаю их, и все же они до сих пор от меня ускользали.

– Пока я рядом, никогда не бойся ни зверя, ни человека. – Люк садится на корточки рядом со мной, касается ладонью затылка. Перекатывает по коже темные стеклянные бусины ожерелья, что некогда мне подарил. – И пока ты носишь его.

– Я никогда его не снимала. – Я трогаю висящий среди бусин кулон. Камень в нем похож на радугу, пойманную в рыболовную сеть. Люк носит похожий на запястье. Такие камни считаются особыми, их обычно используют Хранители. И для меня это – лишняя причина прятать подарок Люка под одеждой.

– Хорошо. Носи его и никогда не ходи в лес без меня.

– Я и не хожу. – Хихикнув, я качаю головой. – Ты постоянно этого боишься.

– Мне не нравится, что ты одна в лесу, – бормочет Люк. Поднявшись на ноги, он бросает взгляд на восток. Гора скрывает линию горизонта. Но первые лучи солнца уже очерчивают пик оранжевым светом. – Мы еще можем уехать, – шепчет он.

– Я не могу, – как и прежде, отвечаю я.

– Мы поженимся. Вполне нормально уехать из дома.

– Не для жителей Кэптона. И не для меня. – Я встаю. Уже набрала цветов. – Тебе пора. Сегодня ты нужен Хранителям.

– Я провожу тебя обратно.

Я едва не пытаюсь отказаться. Сегодня Люк какой-то странный. Я с трудом узнаю в нем прежнего друга.

Но он устал. Я верю, когда он говорит о ночном кошмаре, воплотившем в себе события сегодняшнего дня. Кажется, в последние дни половина посетителей лавки не может уснуть от беспокойства. Люк ведет себя необдуманно, поскольку в самом деле верит, что жить нам осталось недолго.

Парень провожает меня до лавки и в дверях еще раз целует. И вновь внутри пустота. Но я изо всех сил цепляюсь за привычные чувства к нему, за мечту о нас.

– Если передумаешь, – шепчет он, – лодка готова. Поехали со мной, пожалуйста.

– Люк, я…

Но я не успеваю закончить. Люк разворачивается и уходит. Я вижу, как он быстро шагает вниз по улице. И даже не оглядывается. Тяжело вздохнув, я захожу внутрь.

Когда солнце встает над горизонтом, я начинаю дневной обход. Эльфы прибудут лишь в сумерках. В корзинке позвякивают склянки с зельями, половина которых еще даже не остыла. В голове – длинный список пациентов, но этим утром я зайду лишь к половине. К тем, кто слишком слаб, болен или ранен и не сможет позже прийти на собрание.

Остальные лекарства я отдам, когда получатели весьма кстати соберутся в одном месте. Надеюсь, я успею к тому времени закончить еще несколько отваров.

Первым в списке Дуглас, рыбак, который поранился острогой во время рыбной ловли. Он уже пару недель не встает с постели. Обычно такая рана заживала от простого омовения в водах реки Грань. Но сейчас она до сих пор красная, воспаленная и сочится гноем. Сегодня у Дугласа снова жар.

После – Кэл, дочь которого этой зимой подхватила простуду. Болезнь никак не проходит. Затем Амелия. Ее мучают боли при ежемесячных кровотечениях, на этот раз – особенно сильные. И Дэн, городской плотник, у которого, кажется, нет сил подняться с постели и взяться за работу.

Я без остановки хожу от двери к двери, осматриваю больных, убеждаюсь, что у них есть все необходимое. Ну или, по крайней мере, лучшее, что я могу предложить. Хотя этого мало. Каждый следующий выглядит хуже предыдущего, как будто хвори цепляются за них, откровенно насмехаясь над моими усилиями.

Я стала травницей, чтобы помогать людям. Но за год, проведенный в Кэптоне после окончания учебы в академии, все стало только хуже. Люди твердят, что я хорошо справляюсь, а все проблемы оттого, что нет Людской королевы. Но я часто задаюсь вопросом, не могу ли сделать нечто большее.

Завершает мой утренний список любезный мистер Эббот. К счастью, с ним все в порядке. Сомневаюсь, что иначе смогла бы остаться спокойной.

– Входи, входи. – Он машет обветренной, чуть дрожащей рукой, приглашая меня внутрь.

– Сегодня, мистер Эббот, остаться не получится. Но я принесла чай. Вы сможете заварить…

– Я уже поставил чайник. – Он шаркает в кухню. – Когда чай завариваю я, на вкус он совсем другой.

– Сомневаюсь. – И все же ставлю почти пустую корзину на стол в кухне.

– И действует он хуже, – по обыкновению настаивает он.

– Думаю, вам просто нравится компания, – улыбаюсь я и принимаюсь за работу, а он устраивается на стуле возле стола.

– Можно ли винить старика?

– Нет.

Мистер Эббот не первый говорит мне об этом. Даже когда я продаю все нужные травы и подробно объясняю, что нужно сделать, отвары, мази и припарки не удаются вовсе или получаются другими. Вероятно, все дело в эльфийском чайнике. По словам Хранителей, в вещах, созданных с помощью дикой магии, живет ее частица. Если это правда, то, может, часть моих способностей исходит от подаренного Люком ожерелья.

Но мне это не важно. Я просто рада, что могу приносить пользу. Если чтоб отвар подействовал, его должна заварить я, так тому и быть. Еще и поэтому мне стоит остаться в Кэптоне.

– В городе сегодня людно. – Мистер Эббот смотрит в большое окно в передней стороне дома. Он живет возле доков, недалеко от огромной площади, где проходят городские собрания.

– Эльфы на подходе, – напоминаю я.

– О, верно.

– Вам лучше остаться дома. Зачем вам лишние волнения, – советую я.

– Ну, если так велит целитель, то останусь. – На миг он хмурится, а после подносит протянутую мной кружку к губам. Кажется, он что-то вспоминает, нечто давнее. – Они ведь заберут еще одну девушку?

– К сожалению. – Я провожу пальцем по верхнему краю своей кружки. В памяти всплывает разговор за завтраком. – Хотя ни у кого из женщин в Кэптоне нет способностей к магии.

– Обычно Хранители внимательны к любым знакам.

Когда мне исполнилось пятнадцать, Люк целых три года наблюдал за мной. Если я приезжала в Кэптон, он глаз с меня не спускал наряду с родителями. Люк даже несколько раз навещал меня в Лэнтоне.

Однажды мама заподозрила, что мои способности травницы связаны с магией. Но Люк заверил ее, что меня просто хорошо обучили в академии.

– Они ищут до сих пор. – Я делаю глоток. – Но пока не нашли девушку, пригодную на роль Людской королевы.

Он вздыхает.

– Все это оставляет лишь незаживающие раны.

– Вы о чем? – О договоре, полагаю. Но ошибаюсь.

– Из-за эльфов потерять семью. Они забирают чью-то дочь и сестру. Навсегда.

– Людская королева каждый год в середине лета может возвращаться в Кэптон, – зачем-то напоминаю я. Он ведь живет в этом городе гораздо дольше меня. Мистеру Эбботу уже стукнуло сто двадцать.

– Женщины меняются и уже не бывают прежними. Элис изменилась.

Элис… Так звали последнюю Людскую королеву. Вряд ли это просто совпадение.

– Кто такая Элис?

Он бросает на меня взгляд молочно-белых глаз.

– Моя сестра. И прежде чем ты спросишь, да, это она.

– Ваша сестра – последняя Людская королева? – все же спрашиваю я. Он кивает. И как я этого не знала? Почему такому не учили и даже не упоминали? Мистер Эббот уже год через день ходит в мою лавку. Я готовила ему припарки и зелья задолго до учебы в академии. – Я и понятия не имела, – признаюсь я, чувствуя себя немного виноватой.

– Ты скоро поймешь, что имя избранницы недолго остается темой людских пересудов. Когда девушка уезжает, люди быстро забывают, что когда-то та была частью города. Для всех она становится лишь «Людской королевой», не более того.

Я вздрагиваю. О Людских королевах мы узнаем в начальной школе. И даже прежде. Все жители Кэптона знают эти истории. Уход королевы – обряд посвящения для целого поколения. И лишь после разговора с мистером Эбботом, когда последняя Людская королева для меня превратилась в нечто большее, чем просто титул, я кое-что осознала. Даже если Элис и возвращалась в середине лета, я ее ни разу не видела.

– Наверное, так люди просто стараются быть добрее, – устало улыбнувшись, продолжает мистер Эббот. – Как будто боль от ухода станет меньше, если реже называть ее имя. Словно бы человека можно так просто вычеркнуть из семьи, из общества.

– Я никогда не задумывалась об этом, – шепчу я.

– Сохранение мира между народами – отвратительное дело. – Он вновь подносит кружку ко рту, чтобы сделать робкий глоток. Я вижу, как дрожит его рука. Но, поставив кружку на стол, он немного успокаивается. И двигается уже более плавно. Я с облегчением вижу, что отвар действует как надо.

– Вы с ней виделись в середине лета? – с искренним любопытством спрашиваю я. Пытаюсь представить, как они с Людской королевой сидят за тем же потертым, поцарапанным столом, что и мы сейчас.

– Да, и обменивался письмами.

– А письма могут пересекать Грань? – Тысячи вопросов жгут язык вместе с горячим чаем.

– Нет, но могут эльфы. Они приносили послания в храм. В основном когда приходили совершать обряды или торговать с Хранителями.

– Она говорила, что там, за Гранью?

– Немного. – Он качает головой. – Элис повторяла, что ее роль королевы заключалась лишь в самом существовании.

Я смотрю в свою кружку.

Придут эльфы и заберут женщину из дома и семьи, чтоб исполнить договор, который могли бы легко отменить. Они посадят ее на трон, но зачем? Чтобы просто существовать? Не имея ни власти, ни ответственности? В чем смысл заключенной эльфами сделки, если им нужна лишь марионетка? Зачем вообще забирать одну из нас?

«Чтоб напомнить о нашем ничтожестве», – мысленно отвечаю сама себе. В их руках вся власть. И мы готовы дать все, чего бы они ни захотели. Наверное, на их взгляд, нам полагается быть благодарными, что они берут лишь женщину раз в столетие. Проявляют доброту.

У меня сводит живот. Мне лучше уйти, пока я не сказала нечто, способное расстроить доброго старика.



Когда я заканчиваю обход, до городского собрания остается еще четыре часа. Я вполне успеваю добраться домой, пополнить корзину и привести себя в порядок. А потом направляюсь на городскую площадь.

Не одна я решила до собрания заняться делом. Я вижу несущих улов рыбаков. И горожан, предлагающих изделия с вышивкой. Люди рады занять мысли хоть чем-то, кроме неминуемого визита эльфов. Или хотя бы сделать вид.

И все же слухи и догадки витают в воздухе, словно пчелы в поле. Я слышу шепотки, предположения. Что случится? Найдут ли королеву?

Но я не обращаю на них внимания. Оказавшись на площади, я принимаюсь за дело.

«После трех тысячелетий мира не будет никакой войны», – твержу я себе, стараясь, чтобы не дрожали руки, и раздаю баночки и мешочки со снадобьями.

– Слушайте, слушайте, граждане Кэптона, – выкрикивает городской глашатай, стоя на помосте в дальнем конце площади. Позади него собирается группа усталых мужчин и женщин, среди них и мой отец. – Мы открываем собрание Совета Кэптона и призываем вас к порядку.

Я встаю вместе с остальными горожанами и слушаю разные сообщения. Сперва нужно уладить кое-какие вопросы. Несколько споров с Лэнтоном по поводу территорий для рыбной ловли, соглашение о сносе старого склада. Но никто не расходится, все ждут самого важного.

– А теперь к вопросу о Людской королеве, – начинает отец. Он стоит рядом с Главой Хранителей. – Совет учел ваши опасения и решил… – Закончить он не успевает.

– Смотрите, там! – кричит кто-то в толпе. И все собравшиеся поворачиваются к длинным рядам ступенек, что поднимаются от города к храму.

Взглядам горожан предстает небольшой отряд. Во главе его движется мужчина на лошади, кажется, сотканной из тени; очертания ее меняются при каждом шаге, блекнут, словно подернутые дымкой. Его длинные волосы цвета воронова крыла рассыпаются по плечам. В свете заходящего солнца я вижу в них какой-то проблеск. Фиолетовый, а может, синий. Тонкие полоски металла, почти органично сплетаясь друг с другом, обрамляют его виски, сзади выступают расходящиеся веером большие острые шипы, образуя корону. Общую картину как нельзя лучше дополняют заостренные уши. Когда эльф с отрядом достигает края площади, я вижу, что глаза его небесно-синие. Почти того же оттенка, что и колонны в храме.

Король эльфов вовсе не похож на древнего, скрюченного монстра, каким его представляла я, судя по гуляющим по городу историям. Лишь в одном слухи, кажется, не ошибались. Он просто излучает силу.

Утонченное, юное, прекрасное лицо, но выражение его тверже алмаза. Эльф кажется прекрасным, но столь же устрашающим. Он как ядовитый цветок, великолепный и беспощадный. И когда его глаза вспыхивают ярче, я понимаю, что вижу перед собой лицо самой смерти.