Глава III. Приезд. – Новые лица
Поначалу поездка не представляла ничего интересного: проезжали большей частью по равнинам. Только на следующий день показались горы, и Ильзе, не видавшей ничего дальше соседнего городка, открылся новый мир. Она стояла у окна и с восторгом приветствовала каждый домик, каждую новую станцию. Новые впечатления помогли ей на время позабыть о своем горе.
К вечеру второго дня они приехали в N. Было уже довольно поздно, и герр Маккет решил заночевать в гостинице. Ильза легла и тут же уснула крепким сном.
Наутро, когда часы пробили девять, Ильза, совершенно одетая, стояла перед отцом.
Серый дорожный костюм был ей очень к лицу. Если бы кто-то из знакомых увидел ее теперь, в изящных лайковых сапожках, в прелестной белой шляпке, просто, но со вкусом отделанной черным бархатом, то не признал бы в этой девочке той небрежно одетой непоседы, которая месяц назад скакала верхом на лошади. Но и сама Ильза сильно изменилась: ее хорошенькие глазки были тусклы и смотрели куда-то вдаль, лицо осунулось, а губы вздрагивали от внутреннего волнения.
– Что с тобой, доченька? – заботливо спросил отец. – Ты что-то бледная сегодня. Не выспалась как следует?
Тут Ильза не вытерпела. Она бросилась отцу на грудь и залилась горючими слезами.
– Ильза, деточка, сокровище мое, не плачь! – повторял перепуганный таким горем отец. – Это ведь ненадолго! На Рождество я приеду за тобой, дорогая! Пойдем, Ильза, вытри слезы, а то у тебя разболится голова. Успокойся, нечего грустить! Ты станешь писать нам письма, а мы с мамой будем тебе отвечать и рассказывать обо всем, что происходит у нас в Моосдорфе…
Он взял свой носовой платок, чтобы вытереть слезы дочери.
По правде говоря, герру Маккету самому было не по себе, ведь и он страдал от предстоящей разлуки. Если бы он представлял, как ему будет тяжело расставаться с дочкой, то вряд ли согласился бы на этот шаг. Но он сознавал, что следует подчиниться необходимости.
Герр Маккет поправил выбившиеся из-под шляпки кудри девочки.
– Пойдем, доченька, – сказал он мягко, – будь умницей!
– Но мама не должна мне писать! – вырвалось у нее между рыданиями. – Я хочу получать письма только от тебя! И не давай ей читать моих писем!
– Ильза! – укоризненно произнес отец. – Не смей так говорить! Мама любит тебя, и ты не имеешь права относиться к ней с таким недружелюбием!
– Любит?! Хороша любовь! Если бы она меня любила, то не выгнала бы из дома, не заточила бы в этот ужасный пансион.
– «Выгнала»! Ты решительно не знаешь, что говоришь, Ильза! Вот станешь старше – и поймешь, как ты обижаешь такими речами добрую маму. Тогда ты раскаешься в своих словах.
– Она не мама, она мне мачеха!
– Ильза, ты слишком неблагоразумна! Но знай: я никогда не позволю тебе говорить о маме в таком тоне! Ты меня лично глубоко оскорбляешь этим…
Ильза надулась: она никак не могла себе объяснить, почему папа не хочет ее понять. Неужели он не видит, как ее обидели, решив отдать в пансион?
– Ну, пойдем, – позвал герр Маккет более мягко, – нам пора, деточка!
Ильза взяла Боба на руки и направилась вслед за отцом.
– Оставь Боба здесь, Ильза! Мы сначала спросим начальницу, позволит ли она тебе оставить щенка при себе.
Но Ильза категорически заявила, что без Боба не пойдет и вообще не останется в пансионе без своего любимца. Герр Маккет боялся нового потока слез и потому не настаивал, хотя упорство дочери было ему очень неприятно. Особенно он стеснялся начальницы.
Через полчаса герр Маккет и Ильза оказались у подъезда большого двухэтажного загородного дома, окруженного большим тенистым садом: это и была частная школа-пансион фрейлейн Раймар.
Герр Маккет был поражен:
– Посмотри, Ильза, какое прекрасное здание! – воскликнул он. – И какой отсюда великолепный вид на горы!
Но Ильзе было не до того. Она невыносимо страдала, и весь мир казался ей адом.
– Как тебе может нравиться этот дом, папа? Ведь это настоящая тюрьма!
– Однако же у тебя хорошие представления о тюрьме! – засмеялся герр Маккет. – Полюбуйся-ка на эти большие, высокие окна. Неужели ты думаешь, что в темницах такие? В тюрьмах совсем маленькие окошечки, да и те забраны решеткой!
– Что бы ты ни говорил, папа, я все равно всегда буду чувствовать себя здесь узницей. И ты сам меня сажаешь в эту тюрьму!
– Ты просто еще глупенькая, Ильза, – ответил герр Маккет, но все-таки счел нужным прервать разговор, который мог вызвать новые слезы.
Он поднялся по широким каменным ступеням парадного подъезда и надавил на кнопку звонка. Ильза медленно следовала за ним.
Им отворила молоденькая, чисто одетая горничная, которая тут же отправилась доложить о прибывших, после чего провела их в приемную фрейлейн Раймар. Направляясь туда, они прошли длинным коридором. Одна дверь вела из него на большой чистый двор, окаймленный высокими акациями.
В школе был перерыв, большие и маленькие девочки стояли и ходили тут и там, и все смеялись и разговаривали. Пансионерки вовсе не выглядели узницами. Напротив, их раскрасневшиеся личики дышали здоровьем и весельем.
Зная, что в пансионе ждут новенькую, они сейчас же заинтересовались Ильзой, и множество глаз с величайшим любопытством устремились на сконфуженную девочку.
Ильзе показалось, что кто-то фыркнул от сдерживаемого смеха, и она вздохнула с облегчением, очутившись в комнате начальницы. Прислуга притворила за ними дверь.
Когда Ильза огляделась в этой изящно меблированной и с таким вкусом обставленной приемной, ей вдруг стало неловко, что она оказалась тут с Бобом на руках. Надо было оставить его в гостинице, как советовал отец. А Боб, как на грех, просился на пол! Но Ильза прекрасно понимала, что его нельзя пустить на дорогой бархатный ковер, почти сплошь покрывавший пол маленького салона.
Как раз в этот момент отворилась дверь, и Ильза увидела перед собой будущую начальницу.
Фрейлейн Раймар любезно приветствовала герра Маккета и своими строгими, умными серыми глазами посмотрела на Ильзу, которая молча подошла к отцу и схватила его за руку.
– Здравствуй, Ильза. Ведь тебя так зовут, дитя мое? – спросила ее начальница.
Ильза утвердительно мотнула головой.
– Надеюсь, ты у нас скоро обживешься и привыкнешь, – промолвила фрейлейн Раймар, а потом, бросив вопросительный взгляд на Боба, с улыбкой прибавила: – А это что за собачка? Неужели ты ее привезла из дому?
Ильза беспомощно посмотрела на отца, и герр Маккет смущенно пробормотал:
– Она никак не могла расстаться со щенком, фрейлейн Раймар, и надеялась, что вы будете столь любезны принять у себя и ее маленького друга.
Фрейлейн Раймар невольно улыбнулась: ей еще не приходилось выслушивать подобные просьбы.
– К сожалению, герр Маккет, я не могу этого исполнить, и Ильза поймет, почему я вынуждена отказать в ее первой просьбе ко мне. Представьте себе, дитя мое, если бы все пансионерки изъявили подобное желание. У нас было бы двадцать четыре собаки! Какой страшный шум они подняли бы в доме! Но если тебе так трудно расстаться со щенком, я попрошу своего брата взять его к себе. Он живет здесь поблизости, и у тебя будет возможность часто видеться со своим любимцем.
Ильза покраснела до ушей, и на ее глазах опять появились слезы. Девочке так и хотелось сказать: «Тогда я тоже здесь не останусь», – но властный вид начальницы заставил ее промолчать. Фрейлейн Раймар производила впечатление гордой королевы, не терпевшей никаких возражений, привыкшей только повелевать… Да, она была непоколебима, как ее накрахмаленный белый воротничок, который особенно бросился Ильзе в глаза.
Итак, Ильза потупила взор и молчала, герр Маккет же весело рассмеялся.
– Вы правы, фрейлейн Раймар, мы сами должны были бы понять наивность своей просьбы! Ильза с удовольствием примет ваше любезное предложение поместить собачку в доме вашего брата. Не правда ли, Ильза?
Но девочка энергично потрясла головой.
– Нет, папа, я ни за что не отдам Боба в чужие руки! Возьми его с собой в Моосдорф.
Герру Маккету стало стыдно за резкий ответ дочери, но фрейлейн Раймар сделала вид, что не заметила дерзкого тона.
– Ты права, – обратилась она к девочке. – Конечно, будет лучше, если твой папа возьмет щенка домой. Если ты будешь постоянно думать о его участи, это отвлечет тебя от занятий. Хотите, я отошлю собачку с моей горничной в гостиницу?
– Нет, я сама его отнесу, правда, папа? – Ильза крепко прижала песика к своей груди.
Но фрейлейн Раймар ее остановила.
– Нет, Ильза. Ты теперь останешься здесь, и я познакомлю тебя с твоими будущими подругами. Я не люблю отпускать поступающих, раз родители сдали их мне на руки. Да и к чему? Прощание дается еще тяжелее.
– Нет, нет! – воскликнула Ильза и задрожала от страха и волнения. – Я здесь не останусь, я буду с папой, пока он не уедет! Возьми меня с собой, папочка, пожалуйста!
Герра Маккета бросало то в жар, то в холод от порывистых речей дочери и ее умоляющего взгляда. Но фрейлейн Раймар снова сумела избавить его от неловкого положения самым тактичным образом.
– Я вполне понимаю твое желание, дитя мое, – сказала она спокойно, – и его можно исполнить. Сделайте милость, герр Маккет, будьте сегодня моим гостем и останьтесь у нас обедать!
Ильза с немым отчаянием посмотрела на отца. «Откажи ей, возьми меня с собой! Я боюсь оставаться у этой строгой и сердитой дамы!» – вот что приблизительно говорил ее умоляющий взор. К сожалению, герр Маккет думал, что она просит его остаться, и с благодарностью принял любезное приглашение.
Начальница встала, позвонила и приказала вошедшей горничной попросить фрейлейн Гюссов спуститься вниз. Через несколько минут в приемной появилась молодая стройная дама.
Фрейлейн Гюссов – одна из учительниц и главная помощница начальницы – была гораздо моложе фрейлейн Раймар. Ей было всего двадцать семь лет, и она сохранила всю свежесть и грацию молодости. Ученицы обожали ее, она прекрасно умела с ними обращаться, а ее справедливость и доброта без труда завоевывали сердца девочек.
– Будьте любезны, фрейлейн Гюссов, проводите Ильзу Маккет в ее комнату, чтобы она могла снять шляпку и поправить волосы!
– С удовольствием, – кивнула фрейлейн Гюссов и подошла к новой ученице. – Пойдем, дорогая, – сказала она, улыбнувшись. – Какое у тебя красивое имя – Ильза!
Учительница взяла девочку за руку и повела с собой.
– Я тебе покажу, где ты будешь спать, – продолжала она. – У тебя прелестная комнатка, большая и светлая! Только ты будешь там жить не одна, а с соседкой, ее зовут Эллинор Грэй, она англичанка. И очень хорошая девочка! Хочешь, я познакомлю тебя с ней?
Но Ильза пропустила этот вопрос мимо ушей. Она робко посмотрела на отца:
– Папочка, ты ведь не уйдешь?
И только когда отец ее успокоил, она последовала за фрейлейн Гюссов.
– Оставь своего щенка внизу, Ильза, – сказала им вслед фрейлейн Раймар. – Ведь не возьмешь же ты его с собой в спальню! Отдай его по пути горничной, она выпустит его на двор и за ним присмотрит.
Но фрейлейн Гюссов в душе ничего не имела против Боба и не посчитала необходимым передать его прислуге.
– Ты, как я вижу, очень любишь свою собаку, Ильза, – заметила она, когда они проходили через коридор.
– Да, я ужасно люблю Боба, а мне не позволяют оставить его у себя, – девочка прижалась щекой к головке щенка и опять чуть было не расплакалась.
– Не горюй об этом, дорогая, – утешила ее фрейлейн Гюссов, – это не так страшно! Тут ты его скоро забудешь. У нас двадцать четыре пансионерки, и ты скоро подружишься с ними. У тебя нет братьев и сестер?
– Нет, – ответила Ильза, которая совсем не стеснялась фрейлейн Гюссов. – Я одна.
– Ну, вот видишь! Оттого ты так и привязалась к своему Бобу, что тебе не с кем было поболтать и побегать! А теперь у тебя будут подруги-ровесницы и ты совсем не будешь скучать. Смело можешь отдать Боба папе…
Они поднялись по лестнице и попали в большую залу, из которой вело несколько дверей. Фрейлейн Гюссов отворила одну из них, и они очутились в прелестной комнате, окна которой выходили в сад. У одного окна росла громадная ветвистая яблоня, усыпанная почти спелыми плодами, которые, казалось, можно было достать рукой…
Комната была обставлена очень просто: две кровати, два комода, два ночных столика, два шкафа, большой умывальник и несколько стульев – вот и все убранство.
Когда фрейлейн Гюссов с Ильзой вошли, девочка лет шестнадцати, читавшая у окна, быстро поднялась со стула.
Это была стройная, хорошенькая блондинка с голубыми глазами. Когда она улыбалась, на щеках у нее появлялись ямочки.
Ильза сейчас же догадалась, что это и была англичанка Эллинор Грэй.
– Нелли, представляю тебе твою будущую подругу, Ильзу Маккет. Надеюсь, что вы полюбите друг друга!
– О да, я очень буду любить ее! – сказала Нелли, выговаривая слова с сильным английским акцентом. – Собака тоже будет здесь оставаться? – полюбопытствовала она.
– Нет, – улыбнулась фрейлейн Гюссов.
– О, как жаль! Such a sweet little dog[4]! – добавила юная англичанка на родном языке, не находя слов от восхищения.
Это прозвучало так забавно и Нелли выглядела такой озорной, что Ильзе сразу понравилась ее будущая соседка.
Она с удовольствием осталась бы с Нелли, чтобы поболтать, но фрейлейн Гюссов позвала ее с собой: она хотела показать новенькой классы.
Сначала она открыла дверь в музыкальную комнату, потом они прошли в рисовальную, а затем очутились в так называемой «большой зале»:
– Здесь у нас бывают экзамены, а иногда и маленькие празднества, – пояснила фрейлейн Гюссов.
Но Ильза не слушала: она с ужасом устремила взгляд в открытую дверь, где увидела парты.
«Вот где мне придется сидеть часами вместе с другими девочками, не шевелясь и не имея возможности встать, когда захочется»! Эта страшная мысль тяжелым камнем легла на ее бедное исстрадавшееся сердечко.
– В какой класс ты думаешь поступать? – спросила ее фрейлейн Гюссов. – Судя по возрасту, ты должна быть в первом[5]. Ты привезла с собой книги? Ну, а каковы твои познания в иностранных языках? Ты, вероятно, свободно говоришь по-французски и по-английски, раз твой папа писал, что у вас в доме всегда была француженка или англичанка.
В этот момент внизу прозвенел колокольчик. Ильза очень ему обрадовалась, поскольку положительно не знала, что ответить на расспросы фрейлейн Гюссов. Она только сказала, что не знает, насколько владеет этими языками, но что ей легче всего объясняться по-французски.
– Ну, оставим это пока, – махнула рукой фрейлейн Гюссов. – Не будем сегодня думать об уроках. Завтра все узнаем, когда тебя станут экзаменовать. Пойдем теперь вниз, нас звали к обеду.
Когда они спустились в столовую, Ильза услышала, как фрейлейн Раймар рассказывала отцу о введенных ею порядках во время обеда. Так, например, вновь поступившая сидела рядом с начальницей. А еще в пансионе принято еженедельное дежурство: две пансионерки накрывают на стол и следят за тем, чтобы все приборы были чистыми и стояли на месте.
Герру Маккету, по-видимому, нравились эти порядки, и он с удовольствием смотрел на молодых девушек, которые имели веселый и вполне довольный вид.
Ильза тоже осматривалась, но ее интересовали не новые подруги, а их передники. Да, светленький передник был на каждой пансионерке, и Ильза начала сомневаться, что фрейлейн Раймар согласится сделать для нее исключение.
После молитвы была подана еда. Все блюда оказались хорошо приготовленными и сытными, герр Маккет мог не беспокоиться на этот счет.
После обеда герр Маккет начал прощаться. Фрейлейн Раймар все-таки позволила Ильзе проводить отца в гостиницу и побыть с ним до отъезда.
Нелли, услышав об этом, стрелой помчалась наверх и принесла Ильзину шляпку и перчатки. Ильза поблагодарила ее, а герр Маккет крепко пожал англичанке руку.
– Благодарю вас, фрейлейн, большое спасибо, – сказал он. – Возьмите под свое покровительство мою маленькую дикарку, – прибавил он, сердечно глядя ей в глаза.
– Oh, sure[6], – ответила Нелли, – я буду очень любить ее!..
– Ну, Ильза, как тебе понравилось в пансионе? – спросил герр Маккет, когда они вышли на улицу. – Признаться, я уезжаю со спокойной душой: я передаю тебя в прекрасные руки!
– Мне тут совсем не нравится, папа! А эту фрейлейн Раймар я просто боюсь! Вот увидишь, папа, она меня возненавидит! Почему она придралась к Бобу и не позволила мне оставить его при себе?!
– Ты ведь все слышала! Нельзя так настойчиво добиваться своего, Ильза! – ответил герр Маккет недовольным тоном.
– Теперь и ты начинаешь ворчать на меня! Раньше ты никогда не говорил со мной так строго, – обиженно проговорила Ильза.
При мысли, что никто на всем свете ее не любит, даже папочка, она почувствовала себя такой несчастной, что не выдержала и тут же, прямо на улице, громко зарыдала.
Герр Маккет растрогался. Он взял дочь под руку и принялся ее утешать:
– Ильза, деточка моя, что же люди подумают? Такая большая девочка и вдруг плачет на улице…
К счастью, они уже приближались к гостинице, а там, громко лая и визжа от радости, их встретил Боб. Ильза, все еще плача, взяла его на руки, чтобы приласкать.
Поезд, которым должен был уехать герр Маккет, отходил от станции в пять часов вечера. Время до отъезда пролетело незаметно. Чем ближе становился момент разлуки, тем взволнованнее была Ильза и тем больнее сжималось сердце отца. Герру Маккету стоило больших трудов не уступить просьбам Ильзы и не взять ее с собой.
– Будь благоразумна, доченька, – уговаривал он, скрывая слезы.
Но Ильза твердила свое:
– Я убегу из пансиона, я буду вести себя так плохо, что эта противная начальница выгонит меня вон!
Ее рыдания разрывали душу отца, и он начинал серьезно опасаться намерений дочери, хотя и надеялся, что она не исполнит своих угроз.
Ильза хотела проводить его на вокзал, но этого герр Маккет не допустил.
– Нет, Ильза, сначала я завезу тебя в пансион, а потом отправлюсь на вокзал один, так будет лучше! А теперь пойдем, дорогая, – сказал он и обнял дочь в последний раз, когда увидел, что их экипаж уже у подъезда. – Обещай мне быть умницей, доброй и послушной девочкой! Ты увидишь, как скоро ты привыкнешь к новой жизни, если только сама этого захочешь!
Ильза повисла у отца на шее и, казалось, не отпустит его. Ей вдруг стало стыдно за свое поведение, за то, что она так мучила своего доброго папу все эти дни.
– Папочка, милый мой, не сердись на меня, дорогой, единственный! Ведь ты один меня любишь и жалеешь на всем свете!
Когда наемный экипаж остановился у подъезда пансиона, прислуга приняла корзину и чемодан новой пансионерки, а отец, еще раз обняв и благословив свою девочку, поехал к вокзалу.
Ильзе, остановившейся у дверей, казалось, что ее сердце разрывается на части, и она почувствовала себя такой одинокой, будто выброшенной волнами на необитаемый остров, откуда ей нет и не будет возврата.