Август 1999 г.
Беллингем, штат Вашингтон
Стоял август. В Беллингем съезжались студенты, жаждавшие дешёвого пива и солнечного света. Рид шел по Саут-Стейт-стрит, стараясь обходить стороной толпы возвращающихся с каникул студентов и их родителей, и вдруг услышал знакомый голос.
– Рид?
Он резко обернулся. Это была она. Калиста. В черных джинсах и желтой футболке; это были цвета символики фермы Спеллман.
– А я всё думал, когда же наши пути пересекутся, – произнес Рид. – Не такой уж это большой город.
– Так вы ещё здесь, – отвечала Калиста. – Я думала, вы с мальчиками уже уехали обратно в Калифорнию.
Он хотел сказать ей правду: они ждут, что она вернётся к ним. Но выдал вполне правдоподобную ложь:
– Калифорния нам теперь не по карману. Впрочем, нам здесь нравится. Правда, дождей многовато.
– От дождя всё зеленеет, – заметила Калиста.
Он стоял и смотрел на неё, почти не отрывая глаз. Выглядит хорошо. И пахнет от неё приятно. Чем-то сладким. Манящий аромат. Должно быть, что-то из расширяющегося ассортимента продукции фермы Спеллман.
Калиста стояла совсем рядом, и он вновь вдохнул исходивший от неё запах.
Лаванда.
– Может, по чашке чая? – спросила она. – Или кофе?
Предложение жены вывело его из раздумий.
– Да. Конечно. Здесь недалеко за углом есть кафе.
Она справилась про Брэйди и Кристиана.
– Они молодцы, – ответил он. – Привыкают понемногу.
Это был скрытый намёк на то, что они скучают по маме, но Калиста пропустила его мимо ушей.
Они зашли в «Кофе-хаус» и заказали для неё чай, для него – кофе. Обоих сковала неловкость. Рид на мгновение пожалел, что на улице обернулся на оклик жены: мог бы притвориться, что не услышал. Он, конечно, скучал по ней. Просто теперь не знал, что она за человек. Калиста сильно изменилась, стала другой. Видимо, наконец-то обрела в себе то, что искала.
– У тебя все хорошо? – поинтересовалась она.
– Странно себя чувствую, сидя здесь с тобой.
Официант принес напитки. Калиста вытащила из сумочки пакетик меда, подлила немного в чай и размешала.
– Хочешь? – предложила она.
Рид покачал головой.
– Нет, спасибо.
– Жизнь – странная штука, Рид. Большая загадка. Вот мне сейчас хорошо с тобой.
Своими словами Калиста снова поставила его в тупик. Что она имела в виду? Был ли в них какой-то особый смысл, скрытый «между строк»?
– Ты причинила мне боль, – выпалил он.
– Знаю, – ответила она. – Я никому не хочу делать больно. Жизнь – не конкурс, в котором победитель получает всё.
Он узнал эту фразу. Она была написана на одной из открыток Марни Спеллман, которую он обнаружил, когда Калиста уехала из Калифорнии. Язвительная ирония, неслыханное бесстыдство! Разве Марни не забрала себе всё, по крайней мере, у них?
– Я понимаю, что между нами всё кончено, – наконец произнес он. – Знаю, что я тебе не нужен. И мальчишки не нужны. Знаю. Пытаюсь с этим жить. Получается, мы потеряли тебя. Будто ты растаяла прямо у нас на глазах.
Калиста погладила его по руке. Он не стал сопротивляться. Ладонь у неё была гладкая. Кончиками пальцев она касалась волосков на его руке. Её прикосновение. Он по нему так скучал.
Вот дурень. Кретин.
– Да, ты меня потерял. И, конечно, тебе это нелегко принять, но я обрела себя, Рид. Обрела свое предназначение. Каждый божий день я благодарю Бога за Её блага.
Рид краем глаза заметил, что к их разговору прислушиваются парень с девушкой. И официант тоже.
– Мне кое-что нужно, – сказала Калиста. – Ты дашь то, что мне нужно?
Он не понимал, о чем речь.
– Что же ещё тебе нужно? По-моему, ты забрала всё, что можно забрать, не унося собственными руками. У сыновей нет матери. Мы живем в арендованном доме. Я работаю на бумажном комбинате в какой-то дрянной должности. И тебе нужно что-то ещё?
– Не надо так громко, – предостерегла его Калиста. – Тебя слушает всё кафе.
Рид повернулся к парню с девушкой. Те сразу же отвели глаза и сделали вид, что с интересом рассматривают что-то в чашках с кофе.
– Мне нужны деньги, – продолжала Калиста. – Мой адвокат произвёл расчеты, связанные с продажей дома. Ты не доплатил мне, Рид. Возможно, случайно. А может, намеренно. Ты должен мне ещё восемнадцать тысяч долларов.
Рид вскочил на ноги, опрокинув чашку. Кофе потекло со стола на пол. В другое время и в другом месте он бы чуть от стыда не сгорел.
– Ну ты и дрянь! – прошипел он, не в силах сдерживать охватившую его ярость. – Мне же пришлось заплатить твою долю налогов.
– А тебе ничего другого не оставалось, Рид.
– Ты бросила меня. Мы должны были подавать совместную налоговую декларацию.
– Ты обманул меня, Рид.
– Я никогда тебя не обманывал. Лгала ты. Шушукалась со своими подружками, поклонявшимися этой мошеннице Марни Спеллман. И я слова об этом ни разу не сказал, черт возьми. А зря.
Калиста не поддалась на провокацию. Её интересовало только одно.
– Я говорю про деньги, Рид. У нас есть адвокаты.
– «У нас»?
– Да какая разница?!
Он ринулся к выходу. Надо было уйти, не говоря ни слова. Но он остановился, повернулся к ней.
– Калиста, вот честно, лучше б ты умерла. Разбилась бы в какой-нибудь дурацкой аварии на Лонг-Бич. Я был бы вне себя от горя… но вот это! Надо же, за деньгами пришла! В кошмарном сне не приснится. Ты посмотри, в кого ты превратилась?! Холодная, расчетливая стерва, полная противоположность той женщины, какой ты была – да и той, какой ты себя изображаешь.
16 сентября 2019 г., понедельник
Теперь кошка забралась на колени к Линдси. Мурлыкала от удовольствия. И согнать её было как-то неудобно. Нельзя сказать, что Линдси не любила кошек. Она к ним относилась хорошо. Её беспокоило то, что на ней были темные брюки. Когда встанет, наверняка будет выглядеть так, словно вылезла из корзины с ватой.
– И это была ваша последняя встреча?
– Да, разумеется, – резко ответил Рид.
– Простите, – извинилась Линдси. – За то, что невольно вас расстроила. Даже представить не могу, что бы я сама чувствовала, если б меня обвинили в преступлении, которого я не совершала. Я не хотела бить по больному месту.
С видимым усилием Рид заставил себя успокоиться, снова откинулся на спинку кресла.
– Эта рана не заживает, – с надсадой в голосе произнес он. – Да, сейчас я сам виноват – сам вам позвонил. Но всегда, когда мне приходится говорить об убийстве Калисты, – это как удар под дых. И обычно наносят его люди, которые хотят прославиться за чужой счет. Журналисты, телевизионщики, – и да, даже полицейские. Все они копаются в моей жизни, выставляют её на всеобщее обозрение – ради своих корыстных целей. Так устроен мир. – Рид покачал головой. – Но мне это не нравится.
Следователь уехала. Она оживила в нем мысли и опасения в отношении Марни Спеллман. Открылись старые раны. Рид вспомнил свой последний разговор с Карен Рипкен. Он был недолгим. Карен позвонила поздно вечером, вскоре после того, как обнаружили труп Калисты.
– Рид, я видела репортаж о вашей жене. – И снова ему показалось, что она пьяна. – Примите мои соболезнования. Есть новости о том, как продвигается расследование?
Он поблагодарил её за сочувствие. Сообщил, что его допрашивали полицейские.
– Так я и думала. Вы ведь её муж.
– Бывший муж, да. Полагаю, в таких случаях, мужья всегда первые попадают под подозрение.
– Да, наверно, – согласилась Карен. – Я просто хотела узнать, как вы. Хотела выразить сочувствие. Знаете, у меня ведь мама умерла.
– Боже мой, Карен, – воскликнул он. – Как это случилось?
Телефон молчал.
– Карен?
– Она покончила с собой, – ответила девушка. – Видимо, так и не смогла «обрести себя». А может, и обрела, но ей не понравилось то, что она нашла. Думаю, многие последователи Марни приходят к такому же выводу, и она их сводит в могилу.
– Не совсем понимаю, к чему ты ведешь, – произнес он. – К какому еще выводу?
Голос Карен звучал совсем тихо, словно она далеко отошла от телефона:
– Её гнилая философия «от внешнего к внутреннему» – это просто рекламный трюк для продвижения товаров. – Карен едва слышно вздохнула. – Если человек тронулся рассудком, его не вылечишь кремом для лица на основе пчелиной пыльцы.
Рид услышал позвякивание кубиков льда: видимо, Карен налила себе ещё один бокал.
– Карен, тебе надо отдохнуть. Я искренне сочувствую твоему горю.