Я не сплю?
Тиму мне удавалось видеть раньше, разве что во сне, на обложках журналов и в телевизоре. Моя подруга также говорила, что в Башкирии очень много билбордов с его изображением. Я рада хотя бы тому, что живу не в Уфе и не в Казани, прямо напротив его вывески. В таком случае мне можно было смело готовить себе место в сумасшедшем доме.
Но сегодня же…
Сегодня он был передо мной буквально на расстоянии вытянутой руки, и как же мне хотелось протянуть к нему свою руку. Прикоснуться, ощутить его кожу на кончиках своих пальцев. Внешне он нисколько не изменился за эти пять лет. Возможно, только растительности прибавилось на лице, да взгляд стал жёстче. Раньше от его взгляда меня то и дело бросало в дрожь, а теперь так вообще, хочется забыть, кто я есть.
С ума сойти! Я не видела его пять лет. Это же целая вечность.
Я и не надеялась когда-либо его встретить. Давно уже смирилась с тем, что он живёт в совершенно другом мире, там, где мне нет места. Я не хожу на светские вечеринки и прочие мероприятия для знаменитостей. Я не того поля ягода. Я – никто, и он подтвердил мой статус никчёмности, общаясь со мной, как с пустым местом.
Вот только одного я не совсем поняла: разве он ждал меня тогда в больнице? Я же приходила к нему каждый божий день и уходила оттуда ни с чем.
Да он просто хотел сделать меня виноватой во всём. Но я же не виновата в том, что тогда с нами произошло.
Хотя кого я обманываю? Я виновна во всём, что с ним приключилось. Я причастна ко всему, что произошло в его жизни, когда была рядом.
5 лет назад
– Добрый день! – обратилась я к медсестре за стойкой. – Могу я увидеть Тимофея Димурова?
– Да знаем мы к кому вы пришли, – ехидно ответила она. – Сегодня ничего не изменилось. К нему так же не пропускают посетителей.
– Скажите, а когда его разрешат навещать?
– Понятия не имею.
По привычке я снова вынуждена уехать отсюда без ответов. Я уже собиралась выходить из здания больницы, как вдруг услышала знакомый голос. Замедлила свой шаг, вслушиваясь в разговор. Гришка кому-то говорил о том, что он только что вышел от Тимы, после чего отправляется на тренировку. Я обернулась на его голос. Оказалось, что он общался с кем-то по телефону. Увидев меня, он вытаращил свои ошалелые глаза.
– Серый, я перезвоню тебе, – сказал он в трубку и суетливо убрал телефон в карман. – Крис, рад тебя видеть!
Куда уж там… Радости прям полные штаны.
– Что ты здесь делаешь?
– Я, ох! Эм… – переминался с ноги на ногу. – Я пришёл повидаться с Тимом, но меня к нему не пропустили! Увы!
Чёртов обманщик! Я всё слышала!
– Как думаешь, почему нас не пропускают?
– Думаю, это из-за иммунитета Тимы. Он сейчас очень слаб, а мы не можем подорвать его и без того ослабленный иммунитет.
Браво! Очень правдоподобно.
– Гриш, не делай из меня дуру! – сердилась, топнув ногой. – Ты только что сказал Серёже, что вышел от Тимы. Зачем ты меня обманываешь? Он не хочет видеть меня? – Гриша виновато отвёл глаза в сторону, почёсывая макушку. – Просто скажи мне правду! Я уже с ума схожу от этой неизвестности. Я хочу видеть его, как ты не поймёшь?
Гришка поднял голову вверх и что-то пробурчал себе под нос.
– Хорошо, Кристи! Так и быть, я всё тебе расскажу! – Он жестом указал мне пройти до ближайших стульев. – Я навещаю его практически каждый день. Одна лишь ты находишься под запретом и, если честно, то я не понимаю Тимку. Его никто не поддерживает в этом плане. Он не хочет, чтобы ты видела его в таком состоянии.
– Что такого может быть в его состоянии? Ему что, пришили туловище от дикобраза?
Господи, что я несу?
– Крис, он совсем плох. Врачи говорят, что у него нет никаких шансов встать на ноги, – едва слышно произнёс он дрожащим голосом. – Ты можешь представить себе, каково ему сейчас? Ему больно даже представить, что он вынужден отказаться от тебя, для твоего же блага. Он не желает быть чьей-то обузой, и тем более он против того, чтобы ты надела себе удавку на шею.
– Что? Как это нет шансов? – в глазах моих моментально потемнело и тошнота подступила к горлу. – Этого не может быть! Есть же всякие массажи, восстановительные процедуры, и ещё куча всего, что может поставить его на ноги!
– Крис, нет! Повреждён спиной мозг! – говорил он так, будто хотел вбить мне каждое слово в голову. – Он парализован! Всё, что у него находится ниже пояса, безвозвратно умерло!
До меня, наконец, дошло значение этих ужасных слов. Но как бы я хотела, чтобы я не слышала этих слов вовсе. Я не могла поверить в это.
– Мне неважно! Мы справимся! – мямлила я сквозь слёзы. – Я люблю его, Гриш! Если он простит меня, то я сделаю всё, что в моих силах. Как думаешь, он сможет простить меня за то, что я была не совсем честна с ним?
– Он уже простил тебя. Тимоха не держит на тебя зла, поэтому и хочет, чтобы ты была счастлива. Он надеется, что ты устроишь свою жизнь, но уже без него.
– Что за глупости ты несёшь? – заверещала я.
– Ты сейчас на эмоциях, – положил руку мне на плечо, заставляя посмотреть на него, – тебе стоит поехать домой и всё хорошенечко обдумать. Если ты не передумаешь спустя время, то, может быть, ты добьёшься своего. Но, положа руку на сердце, я с полной уверенностью скажу, что тебе будет нелегко, а ему и подавно. Подумай, нужно ли тебе это!? За него не переживай, один он не останется. У него есть друзья, которые поддержат его в любую минуту.
Я вытерла лицо от слёз рукавом и, тихонечко всхлипывая, спросила:
– Гриш, Тима любит детей?
По лицу Гришки было видно, что этот вопрос застал его врасплох.
– Должно быть, любит. Он обожает тренировать нашу малышню.
– Точно! Я как-то видела его, когда он играл с одним мальчиком на льду.
– Стесняюсь спросить, зачем тебе об этом знать?
– На будущее, Гриш, – улыбнулась я ему. – Я планирую с ним счастливое будущее.
Попрощавшись с Гришкой, я отправилась домой. Когда я уже лежала в кровати у себя и смотрела в потолок, то понимала, что мне не нужно обдумывать всё, о чём поведал мне Гриша. Я приму Тиму любого. Но осознав, что мои мысли эгоистичны, я начала захлёбываться от угрызения совести.
Это из-за меня он будет мучиться всю оставшуюся жизнь.
Я проплакала до самого вечера. Мама будет ругаться, когда узнает, что я снова нервничала. Я рассказала ей о своей беременности и, на удивление, она не стала отчитывать меня. Она лишь сказала, что нужно избавиться от ребёнка, пока не стало слишком поздно. Я в корне не согласна с её мнением, и уже начала подумывать над тем, чтобы сбежать из дома и сохранить свою беременность. Брат, так вообще ни о чём даже не догадывается, но ему и не обязательно обо всём этом знать, потому что до него не дойдёт эта новость, если я послушаю свою мать.
Перед сном я решила спуститься и поговорить с родителями, но не суждено мне было добраться и до середины пути, так как внезапная резкая боль внизу живота пронзила меня насквозь прямо на лестнице. Казалось, будто все мои внутренности просились выйти наружу вместе с моей грешной душой. Такой невыносимой боли я прежде ещё не испытывала.
– Мама, – прохрипела я, опершись о стену, держась за живот, – помоги мне, пожалуйста!
Мама подбежала ко мне со скоростью света. Обеспокоенно глянув на меня, она поняла всё без слов.
– Сашка, вызывай скорую помощь! Срочно! – выкрикнула она отцу и затем обратилась ко мне, поглаживая по лицу, которое мгновенно стало мокрым от пота: – Дочка, дыши. Всё будет хорошо. Скоро ты не будешь об этом беспокоиться.
Меня увезли с подозрением на угрозу выкидыша. В больнице диагноз подтвердился, и даже больше. Врачи, увидев моё беспокойство за ребёнка и посоветовавшись со мной, решили пойти на маленькую хитрость и сообщить моей матери, что если я решусь избавиться от ребёнка, то больше никогда не смогу иметь детей, а они, в свою очередь, сделают всё возможное, чтобы сохранить беременность.
Я благодарна этой понимающей женщине, которая осматривала меня, ведь именно благодаря ей, я смогла сохранить это чудо. Единственная живая частичка, которая осталась у меня от Тимы. К тому же, когда мама узнала, что мне противопоказаны аборты, она смирились и приняла нас обоих.
В больнице я провела два с лишним месяца, и когда выписалась из неё, первым делом поехала повидаться с Тимошей. Каково же было моё удивление, узнать, что он отправился на лечение в Германию, но ни одной душе не было известно, как долго от там ещё пробудет. Никто из друзей и слышать не хотел обо мне. Они не давали мне его номера телефона, а родителей его я попросту не нашла: то ли они съехали из их особняка, то ли игнорировали меня, как и многие в этой жизни. У меня оставался лишь один выход: я писала ему письма и передавала их консьержу, работающему в том доме, где он живёт.
Или жил.
С того дня я уже ни в чём была не уверена.