Понятых попросили только взглянуть на труп. Ключевская держалась молодцом, Даниил тоже, хотя и побледнел слегка. Оба они ни разу не видели этого человека.
Хозяина квартиры пришлось отпаивать на кухне валерьянкой, он клялся и божился, что впервые видит этого гражданина. Он не отрицал того, что квартиру сдавал. Но приличной женщине-пенсионерке, правда, она сказала, что снимает её для своей племянницы, молодой женщины из маленького городка. Пенсионерка объяснила, что родственница свалилась ей как снег на голову.
– И что? – не сразу понял капитан. – Квартиру-то она зачем сняла?
– Я тоже так же у неё спросил, – ответил, утирая пот со лба, хозяин квартиры. – Она мне ответила, мол, на улицу родню не выгонишь, а жить вместе я не могу.
– Почему же это? – не унимался Турусов.
– Сказала, что привыкла жить одна.
– И вас это не насторожило? – уточнил капитан.
– Нисколько. Мало ли какие у кого в голове тараканы, – уже спокойнее заговорил пенсионер, – если у человека есть лишние деньги, то добро пожаловать. Тем более что она дала задаток и потом платила всегда исправно.
– И долго она снимала у вас квартиру?
– Третий год пошёл.
– А племянницу, которая стала жить в вашей квартире, вы видели?
– Нет, – покачал головой Игнатьев, – зачем мне на неё глядеть. Деньги мне на карточку приходили.
– Ну дела, – раздражённо проговорил капитан. – У вас хоть данные этой пенсионерки есть?
– Конечно! Она предъявила свой паспорт. Всё чин-чинарём.
Турусов вырвал из записной книжки листок, сунул его Игнатьеву под нос.
– Пишите.
– Что писать-то? – удивился Севастьян Павлович.
– Имя, отчество фамилию, телефон, адрес этой самой вашей пенсионерки.
– Да пожалуйста, – сердито ответил мужчина, – Лилия Вадимовна Арефьева она.
– Вы пишите!
– Пишу, – пробурчал Игнатьев и начал писать.
Капитан вышел из кухни. Судмедэксперт уже произвёл первичный осмотр.
– Ну что? – спросил Турусов.
– Зарезали ножом. Вернее, перерезали горло.
По лицу капитана пробежали тени.
– Хочешь посмотреть? – спросил судмедэксперт.
– Нет, я верю тебе на слово, – ответил Турусов быстрее, чем ему хотелось бы. Подходить к полуразложившемуся трупу без острой необходимости ему не хотелось.
Судмедэксперт одарил его снисходительным взглядом.
– И он не сопротивлялся? – спросил капитан.
– Судя по всему, нет.
– То есть не ожидал нападения? Или даже знал убитого?
– Это не моя забота, – ответил судмедэксперт.
– Орудие убийства нашли?
– Никак нет, – ответил один из оперативников.
– Что же, убийца его с собой унёс?
– Не исключено, – ответил криминалист.
И капитан сразу переключился на него:
– И что там у нас с пальчиками?
– Пальчиков хватает.
– Не пропустите ничего.
– Учи учёного, – пробормотал криминалист себе под нос, но так, чтобы капитан услышал. Однако Турусов счёл за лучшее притвориться глухим.
Один из оперативников протянул Турусову паспорт:
– Нашли у убитого в кармане.
Капитан развернул его – Морозов Евгений Юрьевич. Местный. Не женат.
– Чёрт, – вырвалось у капитана, – парню всего тридцать восемь лет.
– Вы поглядите на фото, – посоветовал оперативник, – какой был красавец.
– По трупу этого не скажешь, – обронил Турусов.
– Так он уже дня четыре пролежал как минимум, – предположил оперативник.
– Правда? – обратился капитан к судмедэксперту.
– Что-то около того, – отозвался тот, – но все уточнения после вскрытия.
– И так всегда, – с некоторой грустью констатировал капитан.
– А что ты хотел, – пожал плечами судмедэксперт.
– Чего я хотел, – сыронизировал капитан, – чтобы у него в кармане лежала записка с именем, фамилией и адресом убийцы.
– Или хотя бы визитная карточка преступника, – вздохнул лейтенант Уваров. Парень не так давно был на оперативной работе и всё ещё не мог понять, является ли служба в полиции его призванием. Не то чтобы работа отталкивала его или он боялся трудностей, просто ещё не был уверен в своих силах.
Турусов понимал внутреннее смятение своего сотрудника и при случае его поддерживал. Вот и теперь, едва улыбнувшись краешком рта, он заметил:
– Чего, Дмитрий Михайлович, нос повесил? Не боись, мы и без визитки его найдём.
– Так точно, товарищ капитан, – бодро отчеканил Уваров.
– Молодец! Так держать.
Когда увезли труп, квартиру опечатали, хозяина отпустили, попросив не уезжать из города.
– Куда мне ехать-то? – ответил подавленный свалившимся на него печальным событием Игнатьев.
– Мало ли, – ухмыльнулся участковый, – я, например, повидал на своём веку немало любителей намылиться и смыться.
Севастьян Павлович, погружённый в свои мрачные мысли, ничего ему не ответил и побрел к лестнице, забыв попрощаться с соседями.
– Бедный дед, – пожалел старика студент Мишин.
– Ничего, он крепкий, справится, – ответила ему Ираида Матвеевна Ключевская.
Оперативники к тому времени начали проводить поквартирный опрос. Выходило как всегда – не знаю, не видел, моя хата с краю.
– Дьявол бы их всех побрал, – ругался сквозь зубы капитан Турусов.
Но всё-таки в двух квартирах оперативникам повезло. На первом этаже лейтенанту Уварову открыла дверь старенькая бабулька.
– Заходи, милок, – пригласила она его без предисловий.
– Чего же это вы, – решил повоспитывать старушку оперативник, – распахиваете дверь первому встречному, даже не спросив, зачем он пришёл.
– А чего мне тебя спрашивать, – хитро прищурилась она, – и так уже весь подъезд знает, что вы тут ходите.
– Кто – вы?
– Полиция, вестимо.
Уваров думал, что она по привычке скажет – милиция. Но нет, то ли народ начал привыкать к переименованию, то ли бабулька ему попалась продвинутая.
– Тебя как звать-то? – между тем спросила старая женщина.
«Ёлы-палы, – подумал про себя лейтенант, – забыл представиться».
– Дмитрий Михайлович Уваров, – отрапортовал он.
– Дима, значит, – кивнула старушка, – а я Валентина Кузьминична, можно просто баба Валя или Кузьминична.
– А по фамилии? – спросил лейтенант.
– Зачем тебе моя фамилия? – удивилась старушка.
– Так положено, – произнёс оперативник суровым голосом.
– Ну, если положено, – улыбнулась Кузьминична, – то пиши – Гаврилова.
– Вы постоянно здесь проживаете?
– Последние семьдесят пять лет да, – гордо кивнула баба Валя и просветила лейтенанта: – А до этого мы с родителями жили в бараке.
– Сколько же вам лет? – вырвалось у оперативника.
– Ты что, жениться на мне, что ли, собрался? – хихикнула старушка.
– В смысле? – растерялся Уваров.
– В том смысле, что годами моими интересуешься. И того, видать, не знаешь, что у женщин про возраст спрашивать неприлично.
– Так я для протокола, – нахмурился лейтенант.
– Ну, если только для протокола, то пиши – восемьдесят пять.
– Ого! – присвистнул лейтенант.
– Чего свистишь-то, – теперь нахмурилась Кузьминична, – денег не будет.
– Так это у меня от восторга вырвалось, – начал смущённо оправдываться он.
– Если от восторга, тогда ладно, – махнула рукой старушка, – люблю, когда мной восторгаются. – Она внимательно посмотрела на него и добавила: – Небось думаешь, что старая в маразм впала.
– Ничего я такого не думаю.
– И правильно делаешь. Заруби на своём носу, что женщине в любом возрасте приятно, когда ею восхищаются.
– Валентина Кузьминична, – жалобно проговорил лейтенант, – давайте уже к делу перейдём. Я, между прочим, на работе.
– Ишь ты, шустрый какой! Жалко ему пару минуточек уделить старой женщине.
– Мне-то не жалко, – вдохнул оперативник, – только вот начальство мне шею намылит, если я буду заниматься не делом, а пустыми разговорами.
– Неужто оно у тебя такое строгое? – сделала вид, что не поверила, баба Валя.
– Очень, – заверил её оперативник, тщетно пытаясь скрыть улыбку.
– Спрашивай, – великодушно разрешила баба Валя, – только я сразу предупреждаю, что представления не имею, кто убил эту свиристёлку.
– Какую свиристёлку? – даже не попытался скрыть своего изумления оперативник.
– Жиличку Севастьяна.
– Вы имеете в виду квартирантку Игнатьева? – уточнил он.
– Кого же ещё?! Сам-то Севастьян жив-здоров. Видела, как он сначала вошёл в подъезд, слышала, как он топал по лестнице, точно за ним полчище чудищ мчалось. А недавно он вышел. И уже не торопился. Правда, лица на нём не было.
– Вы ошибаетесь, – улыбнулся оперативник.
– В чём же это я ошибаюсь? – упёрла руки в боки баба Валя. – Что на Севастьяне лица не было? Так я это собственными глазами видела!
– Нет, – невольно улыбнулся оперативник, – про лицо Игнатьева ничего сказать не могу. Но квартирантка Севастьяна Павловича, как мы надеемся, жива.
– Жива? – ахнула старушка. – Кого же тогда убили?
– Неизвестного молодого мужчину, – оперативник не собирался сообщать Кузьминичне имя жертвы.
– Господи ты, боже мой! – воскликнула старушка. – Доигралась!
– Кто доигрался?
– Жиличка Севастьяна. Вы его вызывали, чтобы он опознал убитого?
– Нет, он нам нужен был, чтобы не ломать дверь.
– Ага, понятно. А Севастьян его опознал?
– Кого?
– Убитого вашего?
– Нет, Игнатьеву личность жертвы неизвестна.
Только тут лейтенант сообразил, что они с бабой Валей поменялись местами. Не он её опрашивает, а она его. Поэтому Уваров постарался тут же придать себе солидный вид и опросить наконец неугомонную бабульку.
– Чего напыжился-то, – ласково улыбнулась она, – спрашивай. Чего знаю, скажу.
– Валентина Кузьминична, вы были знакомы с гражданкой, снимающей квартиру у Игнатьева?
– Нет. Она мне не представлялась и по-соседски за хлебом и солью ко мне не приходила.
– Понятно. Но она всё-таки вам знакома.
– Знакома или нет, суди сам. Кто-то сериалы цельными днями смотрит, а я в окно гляжу.
– Зачем? – удивился лейтенант.
– Как это зачем? То внука дожидаюсь из школы, то внучку из института, то дочку с работы. Да и на соседей интересно посмотреть. Теперь ведь люди почти что не ходят друг к дружке в гости, а во дворе я вижу их всех.
– Понятно. И что вы можете сказать о женщине, снимающей квартиру у Игнатьева?
– Что я могу о ней сказать, – задумалась Кузьминична. – Точно то, что постоянно она здесь не жила, но наведывалась часто.
– Как часто?
– Раза три в неделю. Иногда чаще, иногда реже.
– Одна?
– Когда одна, а когда и с мужчинами.
– С несколькими? – вытаращил глаза оперативник.
– Нет, что ты, милок! – рассмеялась старушка. – Зараз с одним!
– Так вы сказали, с мужчинами, – начал уточнять оперативник.
– Сказала, потому как мужчины были разными! Но каждый раз по одному она их приводила.
– А квартирантку Игнатьева вы описать можете?
– Могу. Хорошенькая блондинка, накрашенная, фигуристая. И разодета она всегда была в пух и прах! – прищёлкнула языком баба Валя. – Помню, зимой на ней шуба норковая была до земли. Я ещё думала, вот бы мне такую!
– Вам-то зачем? – отвисла челюсть у оперативника.
– Как зачем, – захихикала старушка, – для форсу! Чем я хуже её?
– Может, вы и лучше, – не подумав, брякнул лейтенант, – но она-то молодая!
– А я, по-твоему, старая?
– Не так чтобы очень, – проблеял он растерянно.
Баба Валя презрительно фыркнула и передразнила оперативника:
– Не так чтобы очень. Так вот, намотай себе на ус – интересующая тебя особа не так чтобы очень молода.
– Как так, – удивился лейтенант, – разве она не молоденькая?
– Для тебя точно нет, – рассмеялась старушка, – а если смотреть с высоты моего возраста, то она ещё девчонка.
– Так сколько же ей лет?
– От тридцати до сорока пяти. А может, и больше.
– Вот оно что, – пробормотал лейтенант и уточнил: – А вы хорошо её разглядели?
– Хорошо. Только при этом учти, что она сильно расписная.
– Что значит расписная?
– То и значит, что на ней пуд косметики.
– Может, ей всё-таки меньше тридцати, – продолжал упорствовать Уваров.
– Эх, милок, у меня зрение, как у орла! Дай тебе бог в моём возрасте видеть так же.
– Я столько не проживу, – буркнул Уваров.
– Куда ж ты денешься! – Старушка снова рассмеялась. – Медицина чешет и чешет семимильными шагами вперёд! Так что не боись, до ста лет доживёшь!
– Ладно, – сказал оперативник, – оставим пока в стороне вопрос о моём долгожительстве. Вы мне лучше скажите, эта женщина на машине или нет?
– Когда одна приходила, то не знаю, на чём добиралась. Машину во дворе не ставила, но ведь могла и оставить её на стоянке. А вот кавалеры её иной раз прямо чуть ли не у подъезда машины оставляли.
– Так, может, вы запомнили какую-нибудь из этих машин?
– Конечно, запомнила, – кивнула Кузьминична.
– Назовите марку и цвет автомобилей.
– Нет, – покачала головой старая женщина, – в машинах я ничего не понимаю. Могу только сказать, что все они нерусские.
– Мужчины? – не понял оперативник.
– Нет, машины, – хихикнула старушка.
– Может, номер запомнили?
Она задумалась, а потом ответила:
– Только цвет.
Оперативник вздохнул, цвет автомобиля мало чем мог помочь, но на всякий случай записал перечисленные колеры автомобилей и распрощался со словоохотливой старушкой.
Записи свои Уваров показал капитану. На что Турусов пробормотал:
– И чего ты суёшь мне под нос эту филькину грамоту?
– К сожалению, Виталий Сергеевич, старушка больше ничего не запомнила.
– Ты сказал, что у неё есть дочь, внуки, может, они что-то видели?
– Им сидеть у окна некогда, так что навряд ли они могут помочь, – почесал за ухом лейтенант.
– А ты всё ж таки расспроси их, – посоветовал капитан.
– На данный момент никого из них дома нет.
– Придётся приехать позднее.
– Придётся, – поскучнел оперативник. И неожиданно оживился: – Игнатьев говорил, что пенсионерка снимала у него квартиру для своей племянницы. Только вот племянница сама, по словам Валентины Кузьминичны Гавриловой, была немолода.
– То есть?
– Она точно указать её возраст не может. Но считает, что ей от тридцати до сорока пяти.
– Что-то интервал большой, – засомневался капитан.
– Может, из-за того, что эта дама, в смысле квартирантка, была сильно накрашена, – озадаченно произнёс оперативник.
– И что с того, что накрашена?
– Когда они намалюются, чёрта с два поймёшь, сколько им лет, – объяснил лейтенант.
Но капитану это объяснение показалось неубедительным:
– Иди ещё кого-нибудь поспрашивай.
Оперативник вздохнул и отправился поискать счастья вне подъезда. Гуляющие с детьми мамочки не смогли сказать ему ничего определённого, хотя изо всех сил старались помочь симпатичному лейтенанту.
– Какой красавчик, – шепнула одна другой на ухо.
– Ага, подтянутый, – ответила товарка, – а мой Вадик боров боровом.
– Зато твой Вадик денежки гребёт лопатой, – всё так же тихо парировала первая, – а у этого красавчика, поди, в кармане вошь да блоха на аркане. – Они обе захихикали.
– Девушки, о чём вы там шепчетесь? – спросил Уваров. – Посвятите меня в свои тайны.
– Никак нельзя, – ответила одна из женщин.
– Во всяком случае, напрягите свою память и окажите помощь следствию.
– Даже не знаем, что и сказать вам. Да, видели мы эту цыпу, но она даже не здоровалась, всегда спешила поскорее проскользнуть в подъезд и в квартиру.
– Почему вы назвали её цыпой?
– Очень уж одевалась она шикарно, – объяснила одна из женщин.
– Вы видели её с мужчинами?
– Бывало.
– То есть она, не прячась, приводила сюда своих знакомых?
– Точно, не прятала она своих мужиков.
– Чего же она с вами не общалась?
– Наверное, не общительная по характеру. Или неинтересно ей с соседями знакомства заводить. Она же жиличка, поживёт сколько-то в этой квартире и в другое гнёздышко упорхнёт.
– Что значит гнёздышко? – напрягся оперативник.
– А то! – выпалила самая бойкая, – наверное, бегала сюда от богатенького, но старенького мужа.
– Почему вы решили, что у неё богатый и старый муж?
– Богатый потому, что только на его шиши она так и могла одеваться. А что старый, так это и так ясно.
– Мне неясно.
– От молодого к любовникам не бегают.
Лейтенант был совсем в этом не уверен, но спорить не стал.
– К тому же было видно, что ей не нужны серьёзные отношения, любовь там, романтичные чувства.
– Почему было видно? – спросил Уваров.
– Да по тому хотя бы, что она водила мужиков постоянно разных. Привязываться ни к кому не хотела!
– Хотя ради справедливости надо сказать, что были и те, что приходили по нескольку раз, – добавила другая женщина.
– Так, может, она проститутка? – спросил оперативник прямо.
– Не похоже.
– Почему?
– Не молоденькая, – с сомнением сказала одна из женщин.
– И вела она себя так, словно она хозяйка положения, а не её спутник, – заметила другая.
«Вот что значит женский глаз, все нюансы подмечает», – подумал про себя оперативник и спросил;
– Может, вы запомнили кого-нибудь из её мужчин?
– Я запомнила чернявого, – сказала самая молодая.
– Ты не его запомнила, а его машину, – рассмеялась другая.
– Какую такую машину? – сделал стойку оперативник.
– Чёрный бумер!
– Вы серьёзно?
– Вот вам крест!
– А номер машины?
Номер никто не запомнил. В оценке возраста жилички Игнатьева мнения тоже разошлись.
Другому оперативнику повезло больше. Он нарвался на недавно разведённую даму, живущую на третьем этаже. Правда, сначала она встретила его в штыки, даже дверь открыла только после того, как он развернул своё удостоверение перед глазком.
– И чего вы хотите? – спросила она.
– Для начала познакомиться с вами, – улыбнулся он своей самой обаятельной улыбкой. Стращать такую бесполезно, это он понял сразу. – Я оперуполномоченный, старший лейтенант Константин Владимирович Усольцев.
– Это я уже прочитала в вашем удостоверении, – сухо ответила она.
– Да, вы теперь, можно сказать, знаете обо мне почти всё, – продолжил он приветливо улыбаться, – а я даже не знаю, как вас зовут.
– Зоя Константиновна Семилукова.
– Очень приятно. К тому же у нас с вами, кажется, гармония намечается.
– Какая ещё гармония? – спросила она подозрительно.
– Ну как же, – воскликнул он, – вы Семилукова, а я Усольцев! Какой же лук без соли.
– Скажете тоже, – кисло улыбнулась она.
«Но всё-таки улыбнулась», – отметил про себя оперативник, а вслух произнёс;
– Жаль только, что нас с вами свёл печальный случай.
– Вы имеете в виду убийство в квартире Севастьяна Павловича?
– Увы. А вы хорошо знаете Игнатьева?
– Наверное, да, – ответила она.
– Не понял.
– Да что тут понимать, знаю я и Игнатьева, и его покойную жену, Марину Геннадьевну. Мы с его дочкой Глашей в один детский садик ходили.
– Вы не знаете, почему он сдавал квартиру? Денег на жизнь не хватало?
– Деньги лишними никогда не бывают, – ответила она поучительно. – Но Севастьян Павлович сдавал квартиру не из-за денег, просто не мог жить в ней один без Марины Геннадьевны.
– Понятно.
– Если вы думаете, что Игнатьев как-то причастен к убийству, то зря.
– Пока мы так не думаем.
– Это хорошо. Я только не пойму, чего вы от меня хотите.
– Что же тут непонятного, Зоя Константиновна! – снова улыбнулся он. – Помощи мы от вас хотим.
– Представления не имею, чем бы я могла вам помочь. – Но на самом деле она оказалась более чем пристрастной свидетельницей. Во-первых, она сообщила, что квартирантка Игнатьева никакая не блондинка.
– А кто же?
– Кто её знает! – возмущённо вырвалось у Семилуковой. – Ведь она носит парик! Не спорю, очень дорогой и качественный, но парик.
– Почему вы так уверены, что это парик?
– Потому, что я в салоне красоты работаю!
– О! Снимаю шляпу! – Усольцев картинно поклонился.
– Так что, какие там у неё волосы на голове, неизвестно, – завершила свою мысль Зоя Константиновна, не обратив внимания на расшаркивания лейтенанта.
– Может, вы её глаза разглядели? – спросил он, не скрывая надежды.
– Разглядела. Синие! Только это вовсе не её глаза!
– А чьи? – ошалел оперативник.
– Линзы у неё цветные!
– Опять невезуха! – вырвалось у него. – Но хоть фигура-то у неё настоящая?
– Настоящая, – кивнула женщина.
– И фигуру вы её запомнили?
– Фигуру запомнила. Фигура у неё рюмочкой!
– Как это?
– Идеальная фигура.
– Если увидите, узнаете? – спросил он с надеждой.
– Запросто!
– Может, вы и возраст её назовёте.
– За пятьдесят! – отрезала пристрастная свидетельница.
Оперативник точно так же, как недавно его товарищ по службе, разговаривая с Кузьминичной, присвистнул.
– Не верите? – спросила она.
– Почему же, верю, – широко улыбнулся он, – успел уже заметить, что у вас глаз-алмаз.
Дама растаяла и пригласила оперативника попить чаю.
Он не отказался, надеясь за чаем узнать ещё что-нибудь полезное для следствия. И узнал-таки! Женщина подробно описала сразу нескольких приходивших к квартирантке Игнатьева мужчин.
– Непорядок это, – покачал он головой.
– И я про то же, – подхватила Семилукова, – устроили здесь притон!
– Они шумели?
– Нет, – нехотя признала соседка, – хотя музыка играла, конечно, но негромко.
– Хозяин часто проверял, кто и когда бывает в его квартире?
– Что вы, – отмахнулась женщина, – Севастьян Павлович и глаз сюда не казал.
– За недвижимостью, тем более в наше время, глаз да глаз нужен, – сокрушённо заметил старший лейтенант.
Она кивнула и пригорюнилась.
– Зоя Константиновна, я что-то не так сказал? – осторожно спросил он.
– Нет, что вы!
– Но вы вздохнули.
– Это я о своём, девичьем, – грустно усмехнулась она.
– О личных делах не смею вас спрашивать.
– Тут и секрета нет никакого, – ответила она, – просто я тоже живу одна.
– Давно? – как бы ненароком спросил он.
– Полгода скоро будет, как развелась я со своим обалдуем.
– Это вы мужа так ласково величаете? – улыбнулся он.
– Бывшего мужа, – отрезала женщина, – говорю же, развелись мы с ним.
– В жизни всякое бывает, – философски заметил Усольцев.
– Это верно. Только женщине в моём возрасте ох как несладко жить одной.
Усольцев хотел пошутить, мол, какие ваши годы, но воздержался. Видно, и впрямь гражданка сильно переживает свой развод или сам факт женского одиночества. Он прикинул, сколько ей может быть лет, и решил, что не больше тридцати, а скорее всего, меньше. Пригляделся к ней повнимательнее и отметил про себя, что когда Зоя Константиновна не хмурится, то выглядит совсем неплохо.
И уже когда оперативник собрался уходить, женщина назвала ему номер серого «Опеля», на котором жиличка приезжала с неприлично молодым для её возраста парнем.
– Зоя Константиновна! Как вам пришло в голову запомнить номер?! – восхитился оперативник.
– Со злости, – призналась она.
– То есть? – удивился он.
– Они на этой машине чуть мне на нос не наехали!
– На нос? – изумился молодой мужчина.
– Ну да, я уронила журнал. Хотела из пакета переложить его в сумку.
– Ах, вот оно что!
– Я наклонилась, а их машина затормозила прямо возле меня. Я еле успела поднять журнал и отскочить.
«Вот что значит, недавно разведённая женщина, – восхитился про себя оперативник, – цены ей нет». Он даже подумал, не пригласить ли её как-нибудь на чашечку кофе или лучше самому наведаться к ней на чай. Пирожки она печёт вкусные. Он четыре штуки съел и не заметил как. Хотя визит, естественно, придётся отложить до завершения этого дела.
Когда Усольцев уже взялся за ручку двери, Зоя Константиновна обронила как бы невзначай:
– Заходите на днях, может быть, я ещё что-то вспомню.
– Я вам свою визитку оставлю, если позволите, – предложил Усольцев.
– Давайте! – протянула руку Семилукова.
И оперативник положил на её тёплую ладошку пластиковый прямоугольник своей визитки.
«Интересно, что у них с обалдуем-то не сложилось», – продолжал думать о свидетельнице Усольцев, выходя на лестничную площадку.
Остальные соседи хоть и не отрицали, что время от времени видели квартирантку Игнатьева, но её точный возраст назвать не могли, хотя и замечали, что она далеко не девочка.