Там, где небеса вздумали, что имеют право распоряжаться людской судьбой, появился единственный несогласный, в тот же миг изгнанный из божественного пантеона. И теперь, когда их разделяют статусы, ему остается только взяться за меч, дабы вершить своё правосудие над заигравшимися Богами. Бойся, Майор Ками, ведь за тобой вышло зло, что тебе и не снилось.
Из записей древних книг о создании Ашихары, Йоми и Майор Ками.
Звук металла, что ударялся о другой, затухал в тот миг, когда гремел гром. Ночное небо застилала алая пелена, не способная скрыть от любопытных глаз широкое поле боя, где стоически сражались самураи. В сильных, довольно умелых руках, крепко сжаты катаны. По телам, сквозь тонкие одежды и истертые латы, стекала кровь, заполнившая собой большую часть земли, медленно впитываясь в почву. Деревья прогибались от мощного порыва ветра, один из клинков был ловко выбит и сразу же вбит в толстый ствол. Самураи пятились, оглядывались по сторонам в надежде увидеть возможную помощь, но другие смертные давно пали от рук того, чья злость и ярость не знала границ. Стирая с лица капли пота, высокий мужчина вышел вперед, махая рукой, дабы очистить начищенное лезвие от остатков чужой плоти. Некогда смелые воины, восхвалявшие силы свои, ринулись бежать.
Усмехнувшись, смертный присел и глубоко вдохнул. Запах жженой плоти вынуждал дышать реже, глаза резало от обилия жидкости, постоянно стекающей с грязных волос. Он отвел ногу в сторону, завел клинок за спину, дабы на короткий миг прикрыть глаза, представляя дальнейшее действие. Движение самурая были не похожи на тех беглецов: двигаясь медленно и плавно, смертный не без труда уклонялся от неуклюжих, но сильных множественных атак; каждое движение рук твердое, острие всегда достигало противника, лишая того сил да жизни. Пыль поднялась, но почти сразу осела, впитываясь в нечто, заменяющее собой кровь. То называлась скверна, и самурай знал, что у него осталось не так много времени до того, дабы сбежать с этого леса.
Тьма постепенно сгущалась, а за спиной и по бокам были слышны отчаянные крики, взывающие к милосердию. Замерев, самурай нахмурился, подтягивая подвязанную на шее парчу. Прикрыв часть лица, плотно прикрывая нос, смертный вовремя успел присесть. Перед его лицом пала часть руки, в пальцах которой были крепко сжаты тканевые одежды. Присев, самурай почти дотронулась до конечности, как послышались тяжелые, развалистые шаги. Тучный демон с трудом передвигался на тонких ногах, в его острых зубах были плотно сжаты кости, хруст которых неприятно резал слух. Смертный обернул голову, оценивая шансы на спасение. Слишком огромная масса тела извергала из себя больше скверны, чем могла удержать тонкая парча, самурай удобнее перехватил катану. Сжав тонкую ткань, перевязанную на рукояти, он будто просил орудие помочь ему и в этот раз, не желая видеть это существо на его святых землях. Клинок будто дернулся, капли крови, что ещё стекали по острому краю, вмиг исчезли, показывая владельцу идеальную заточенность. Такое требовали от любого самурая, в руки которого попадала катана.
Раскрыв пасть и вывалив непереваренные останки, демон взревел, создавая мощную волну перед собой, намереваясь сбить смертного, твердо стоящего на ногах. Усмехнувшись, самурай не только успел прикрыть глаза, но и сделать глубокий вдох, не позволяя парам миазмов и скверны, проникнуть в его тело. Наступила тишина. Алая луна освещала длинную тропу, усеянную мертвыми телами и кровью. Ветви деревьев прогибались под тяжестью костей и движения демона, самурай пятился и озирался, надеясь, что более никто не явится за ним. Услышав вдали крики, смертный напрягся, вынужденно делая первый шаг. Острое лезвие с легкостью пронзило тонкую кожу, выпуская наружу черную, довольно плотную жидкость. Но демон только смеялся, разинув пасть, смотря на красное небо. В его глазах отражалось пламя Йоми, в его руках постепенно появлялись топоры, в миг перевесившие демона, вынуждая пасть на спину.
Дернувшись вперед, самурай занес руку для удара, но существо, раскрыв глаза, с легкостью подняло свое тело, размахивая топорами. Сбивая тонкие деревья, взваливая их на изувеченные тела, демон отчаянно продвигался, мечтая проглотить сие жертву, что постоянно уворачивалась от атак. Самурай оступился, задевая ногой чью-то плоть. Почти упав, он подставил руку под бок, напрягся и отстранился от земли, не пропуская удара. Но демон оказался хитрее. Скинув второе орудие и схватив рукой смертного, существо тут же вбило чужое тело в землю. Хрипы доносились до чуткого демонического слуха, заставляя издавать нечто, напоминающее смех с кряхтением. Самурай отчаянно сопротивлялся, дергал руками и ногами, пытаясь дотянуться до тонких пальцев, намереваясь разрезать те, но демон только дергал смертного. Катана выпала из цепкой хватки, пропадая среди массы тел. Парча постепенно спала с лица, и смертный вынужденно вдыхал ядовитые пары миазм, скверна проникала в его тело, расходясь по коже черной паутиной из выступающих вен. Победно взревев, демон подкинул самурая и, подняв его клинок, пронзил тело насквозь, затем вбивая его в землю, не позволяя более двигаться.
Лицо мужчины исказил страх. В застывших глазах можно было разглядеть, как земля, пропитанная потом и кровью, постепенно омывается проливным дождем, что начался с того момента, как от его тела начали отделять части. Ног самурай не ощущал уже очень давно. Ему казалось это подобием сна, вот-вот очнется пред началом сего дня и не пойдет в этот лес. Но демон уже добрался до рук. Надкусывая и хрустя пальцами, существо с наслаждением прикрывало глаза, жадно облизывало нечто подобие губ, пока яркий луч, возникший из неоткуда, не пронзил тучное тело. Демон не успел сделать и вдоха, как разлетелся на множество маленьких пустотных глазниц, писк которых неприятно резал слух. Самурай, не успевший почить Ашихару, отчаянно боролся за свою жизнь.
Над телом смертного прекратился дождь. Пелена, отражающая не только капли, но и миазмы, позволяла уцепиться за образ, образующийся из очерненной травы. Высокая тень нависла над самураем, внимательно осматривая то, что осталось от него тела: обезображенное туловище ещё не было изничтожено острыми клыками, но часть бока успели надкусить. Кровь лилась, и смертный ощущал влажность под собой, постепенно теряя сознание. Но его удерживали, не давали спуститься, дабы почтить своим присутствием Владыку Йоми. Тень махнула двумя пальцами, вынуждая тело самурая перевернуться с грудины на спину, пустотный взгляд наполнялся жизнью. По всему лесу разнесся отчаянный крик, смертный дергался от неприятного чувства, распространяющегося по всему, что осталось. Тень с любопытством наблюдала за отчаянием, пока не сжалилась. Вытянув раскрытую ладонь и глубоко вдохнув, непонятный для самурая, образ начал говорить.
– Я есть тот, кто может помочь тебе, смертный. Покуда помыслы твои чисты, а руки и дух тверды, я должен просить: чего возжелал ты на этой тропе? Лишить жизни себя или сие смертных, не способных сражаться до самого конца?
Самурай не мог ответить. Страх сковал, а в горле пересохло. Он ощущал, как скверна постепенно добиралась до сердца, вынуждая прикрывать глаза от резких или медленных ударов. Виски болели, в глазах плыло.
– Я позволю говорить тебе, смертный. Будь мудр и честен со мной, ибо каждое слово, сказанное ныне тобой, будет возложено на весы правосудия.
Ощутив небывалую легкость в теле, самурай закашлял, пытаясь вернуть себе твердость в голосе.
– Клан Минамото позволял себе многое на этих землях. Я не позволил им разрушить ещё одну деревню.
– Ты забирал жизни во спасение, смертный?
– Я забирал жизнь в угоду себе.
Ухмыльнувшись, Тень удовлетворенно кивнула, присев поближе к самураю, дабы тот видел его глаза. Нервно сглотнув, смертный желал отвернуться, не смотреть в пустотный омут, где видел всю жизнь, что мигом пролетала в невидящих глазах. Желая сказать что-либо, самурай вмиг замолчал, словно губы его были сшиты парчой, перед глазами стало темно, а сердце, что бешено билось, начало замедлять удары.
– Я дарую тебе жизнь, но ты будешь служить подле меня, самурай. Прими это как дар, неси сие меч, вовек запечатанный в ножнах, и не смей доставать его, покуда пред тобой не будет предатель. Клинок будет дрожать, рукоять пылать, а твои жизненные силы иссякать – тогда ты поймешь, что пришло время. До тех самых пор, смертный. Ты будешь вынужден жить без удовольствия, что даровала Ашихара, за тобой отныне будет следовать тень, не позволяя вкусить радость, познать любовь и испытать счастье.
Голос Тени становился всё тише, самурай недоуменно смотрел сквозь тьму, пока не начал ощущать свое тело. Конечности восстанавливались с огромной болью, кости ломались, скверна истончалась из пор потом. Смертный глубоко вдохнул и осел, дергая головой из стороны в сторону, пытаясь найти того, кто смел обрушить на него странные слова, что звучали сродни проклятью. Крепко сжав руки, смертный ощутил ледяные темные ножны, на которых был закреплен потрепанный талисман. Защитные силы блокировали силу не только катаны, но и его, наделяя самурая силой и долгой жизнью. Смертный ощущал, насколько легкое, почти невесомое, стало его тело, насколько просто стало подпрыгивать для рубящего удара. Над ухом раздался шёпот, самурай не смог дернуться или повернуться, вынужденно слушая продолжение.
– Теперь ты, самурай, божественный убийца. Тот, в чьих руках безграничная власть, пред которой падет любое божество из Майор Ками. Только тебе решать, как ты воспользуешься данной силой: уничтожишь весь пантеон, позволишь им существовать или заставишь подчиниться тебе. Помни, смертный: за любым действием следует ответное. Бойся божественного страха, ибо они не будут ведать о твоем даре, постоянно ставя его под сомнение. Борись, ежели хочешь остаться в живых. Или пади низ, ежели хочешь присоединиться к почившим самураем, что стали званым обедом для демона.
– Я не желаю подчиняться чьей-то воле.
Усмехнувшись, Тень дотронулась до спины смертного, резко сжимая ткани одежд, а затем пронзая спину пальцами, оставляя глубокий след-клеймо: пятиконечная звезда с символами природных элементов, что теперь служили подпиткой для мертвого тела. Самурай не издал ни звука, стойко терпел боль и жжение на спине, желая повернуть голову и понять, кому столь необходимо создание такого орудия. Одно мгновение разделило два взгляда: пустотные глаза, в которых всё ещё проскальзывала жизнь самурая, и потерянные темные, в которых отныне была только боль и скорбь.
***
Орочи мгновенно поднялся на постели, крепко сжимая пряди волос, выбившихся из высокого хвоста. По всему лицу стекал пот, а призраки прошлого преследовали постоянно, напоминая о смутных временах. Опустив ноги на деревянные половицы, божественный убийца кинул косой взгляд на запечатанные ножны, мысленно ненавидя всё то, что его связывало с верхним миром. По полу дул прохладный ветер, босые ноги дернулись, легкий озноб сковал тело. Постепенно сон сходил пеленой, более не хотелось дернуться к клинку, выхватывая его и надрывая печать. Учащенное дыхание стало спокойным, дрожь утихла, позволяя смертному подняться, покидая небольшие покои, расположенные в старом заброшенном храме. Его путь в Киото пролегал через небольшие старые деревни, где почти не было жителей. Выйдя на улицу, Орочи плотнее укутался в темную мантию, полностью закрывающую всё его тело. Спертый воздух уже давно содержал в себе скверну и миазмы, с каждым пройденным днем становилось труднее дышать, легкие обжигало, оставляя незаметные отпечатки когтей и неоткрытые глазницы. Дойдя до тэмидзуи, которая была подле западной тории, смертный с наслаждением окунул руки в ледяные воды, прикрывая глаза от приятного чувства: ему казалось, что всё его тело с ног до головы окутывали высокие волны, способные очистить душу от Йоми. Орочи с трудом поднял взгляд на тёмное небо. Солнце множество лет не выглядывало из-за плотных облаков, сверкала молния, где-то вдали слышался гром. Земля под ногами содрогалась, оповещая смертного о скором приближении демонов.
Тяжело выдохнув, он нехотя вытащил руки и дернул ими, вынуждая капли пасть на оскверненную землю. Появившиеся глазницы вмиг распахнулись, позволяя пустотным зрачкам дергаться. Шипение разносилось по всему храму, привлекая внимание потерянные души. Божественный убийца как можно скорее вернулся в храм и, удобно схватив запечатанные ножны, успел покинуть храм, прежде чем на него упал широкий ствол сливы. Отпрыгнув влево, смертный дотронулся до шеи, приподнимая из-под воротника плотную парчовую повязку. Удобнее натянув её на половину лица, Орочи как можно плотнее прижал её к носу, не позволяя более мощным парам миазм проникнуть в его нутро. Душа и так слишком пострадала, не в силах вернуться в гармонию и баланс. Тонкие, но юркие тела Рокурокуби двигались быстрее, чем поспевала их длинная голова. Шипение усиливалось, глазницы закрывались, отделяясь от земли, дабы прыгнуть в сторону старших сородичей. В тот же миг поглотив их, демоны постепенно восполняли силы, позволяли хрупким телам обрести толстый слой брони, состоящий из костей смертных, недавно павших от безжалостных существ. Орочи подвязал ножны за пояс нижних одежд, доставая простую катану, не способную принести вреда Ашихаре. Руки, крепко сжимающие рукоять, были приподняты для первого удара, но Рокурокуби были проворнее, быстрее чем тот, кто только-только пробудился от странного сна. Всё чаще прошлое всплывало подле него, будто мечтая пробудить то, что достаточно давно дремало в нем. Ухмыльнувшись, божественный убийца присел, стараясь сделать неглубокий вдох. Орочи хотел закашлять. Твердые пары миазм проникли в горло будто сотни игл, раздирая то изнутри.
Дернув руку, смертный погрузил клинок в священные воды, постепенно напитывая лезвие ими. В голове всплывали образы древних Оммёдо, которые учили его искусству борьбы с демонами и теми, кто мог быть выше их. Главное для монаха – поддерживать душу в гармонии и балансе. Покуда помыслы чисты – сила слова, возложенного в чтении сутры, способна придать любому орудию безграничную силу. Приподняв указательный и средний палец, Орочи не смел прикрывать глаз, внимательно следя за длинной головой.
– Даруй омовение, даруй очищение. Я есть бесстрашный воин, способный отпереть врата в мир Ками. Да воссияет солнце яркое на тёмном небе, да приоткроет очи свои величественная Аматэрасу, дабы пронзить нечестивых ликом своим.
Капли воды собирались вокруг кончика лезвия, плавно растекаясь вдоль острия плотной оболочкой. Влажные рукава утяжеляли движение, но божественный убийца, привыкший к более тяжелым обстоятельствам, с легкостью управлялся левой рукой. Подушечки пальцев коснулись клинка, слова сутры повторялись трижды, пока Орочи концентрировал жизненные силы на мощный удар, способный разрубить сразу несколько Рокурокуби. Демоны внимательно изучали смертного, принюхивались к его запаху и отчего-то не шли в бой первыми, позволяя ему полностью завершить обряд. Божественный убийца ринулся в бой. Огибая длинные шеи, он целился прямиком в тела, но наткнувшись на броню, отступил, вынужденно разрывая зрительный контакт с существами. Демоны очнулись не сразу. Постепенно приходя в себя, они потирали впалые носы, раздирали глаза, пока черная кровь капала на оскверненные земли. Орочи повернул голову в тот момент, когда один из демонов поднял лапу, сильно ударяя смертного, прижимая того к земле, выбивая воздух из легких. С трудом кашляя, божественный убийца часто моргал, прогоняя пелену, дабы найти потерянную катану, но существа не желали сдаваться, подступая к собрату, нанося удары по открывшимся рукам и ногам. Всё тело Орочи с ног до головы уже давно было покрыто шрамами. Некоторые из них были настолько глубоки, что смертный только дарованным чудом оставался жив, самолично зашивая кожу. Даже сейчас, когда демоны остервенело впивались острыми клыками в плоть, Орочи не проронил ни звука, концентрируя жизненную энергию в центре живота. Его тело начало пылать, жар настолько сильно пронизывал смертного, что демоны, не ожидая такого, отринули.
Кровь смешивалась с демонической. Ало-черное месиво истончали дикий смрад, Орочи желал уйти отсюда как можно скорее, оставляя этих демонов кому угодно. Опираясь на руки, божественный убийца поднялся, примечая узкую тропу слева от старого дерева, ствол которого почти полностью сгнил от миазм. Кивнув и дотянувшись до катаны, смертный решительно отступил, дабы набрать скорость для прыжка и предстоящего бега. Ему необходимо преодолеть демонов за один мощный прыжок, а затем скрыться за тонкими ветвями, заглушая личный запах природным. Мысленно отсчитывая от трех до одного, Орочи спрятал клинок в ножны, который сразу же был подвязан за пояс. Катаны утяжеляли его движения, делали менее устойчивым, но нести их в руках было бы гораздо тяжелее. Шепот, исходящий от запечатанных ножен манил и завлекал. Сокрытое в них постоянно желало прорваться наружу. Именно поэтому божественный убийца предпочитал дискомфорт, тренируя тело изо дня в день.
Глубокий вдох. Орочи мгновенно сорвался с места, не очень уверенно огибая вырванные сухие деревья, летящие в его сторону. Одна из длинных шей преградила путь, но смертный, пригнувшись и заметив смрадную лужу, смог с её помощью проскользить по земле, не сталкиваясь с демонической аурой. Демоны шипели и ревели за его спиной, не в силах сразу же развернуть головы. Один из Рокурокуби, что оказался куда ближе к узкой тропе, смог раздробить валун на несколько массивных частей, которые уже летели в сторону смертного. Левую часть плеча и бока пронзила дикая боль. Запнувшись о выступающие корни, Орочи зашипел, сжимая рукой открытую рану. Силы улетучивались, ему не хватало их даже на внутреннюю защиту, вынуждая бежать. Собрав всю волю, божественный убийца поднялся на ноги, стягивая с лица парчу. Ткань передавила рану, не позволяя крови быстро течь. Возможность уйти как можно дальше от кровожадных демонов перечеркивала любые фантомные боли старых ран. Он был Убийцей Богов, но даже такому сильному существу необходим долгий отдых. Смертное тело, не способное легко бороться с недугами, было давно изношено, словно старые доспехи, некогда покрывающие его в эпоху Камакуры. Тогда, сражаясь с сотнями самураев Минамото, Орочи отчаянно не понимал за что и для чего заносил руку для очередного удара.
За спиной слышалось шипение. Громкие крики разрывали тишину, вынуждая смертного ускориться. Почти впадая в дурман, божественный убийца заметил небольшие тории, знаменующие приближение к деревне или небольшому городу. Смрад становился заметнее, небо постепенно чернело, пока не начался проливной дождь. Вынужденно остановившись, Орочи приподнял руку, замечая странный цвет капель – они были алыми, как кровь смертных, населяющих Ашихару. Будто весь средний мир оплакивал свою потерянную чистоту, утопая в грязи и скверне. Настали тёмные времена, когда демоны, вырвавшиеся из Йоми, могли спокойно главенствовать и уничтожать не только простых смертных, но и Императоров. Орочи слышал, что более двадцати лет назад, когда он покинул старого друга, на Ашихару обрушилось страшное проклятие. Печать, возложенная на Аманаву – храм, ставший центром мирозданья смертных, – пала. Хранитель Аманавы вынужденно бежал, стараясь скрыть от черни новоиспеченную семью. Орочи в те года был совсем далеко за пределами Японии и теперь вынужденно держал путь обратно. Туда, где существовали свои боги, духи и нечисть.
Забежав в заброшенный дом, божественный убийца заметил, что деревня оказалась заброшенной. Количество скверны и миазм, что содержались в воздухе, не позволили бы простым смертным прожить дольше глубокого вдоха. Среди скромно обставленной деревянной мебелью, часть которой давно покрылась мхом, дом внутри был мал. Одни единственные покои со старой постелью, некогда были покрыты тканью. Теперь вместо них только оборванные куски и заметная паутина, которая сразу же пошла в обиход. Наматывая её на руку, Орочи постепенно собирал большой клубок, который был смочен остатками священных вод. Паутина намокла, стала куда плотнее, чем раньше, позволяя смертному облегченно выдохнуть. Ему не хотелось накрывать раны грязной парчой, в ворс которой давно въелась скверна. Рана на плече пульсировала, Орочи зажал в зубах простые ножны, стараясь не привлекать лишнее внимание демонов. Прижав к плечу влажную паутину, смертный присел, уткнувшись лбом в зловонные ткани. Хотелось вскрикнуть, разорвать всё, что только имелось вокруг, но приходилось сдерживаться. Боль утихала постепенно. То накатывая слишком резко, пронзая раненный бок, то успокаиваясь, позволяя немного подумать. Божественный убийца сел на прохладный пол, опираясь спиной о постели. Впервые за множество лет ему захотелось оказаться в сэнто, облегченно расслабляясь в горячих водах. Подле слышались бы голоса двух братьев и одной смертной. Всё стало бы так, как раньше – легко, свободно. Однако прошлое ускользнуло из его цепких рук, будто тонкая нить, теряясь среди множества клубков – ответвлений во все эпохи, что связывали его и других существ. Орочи тяжело прикрыл глаза, пытаясь успокоить дыхание, как когда-то учили. Усмехнувшись, смертный и не мог поверить, что способен упиваться сладким прошлым, пытаясь не смотреть в тягостное настоящее.
Йоми добилось своего – победило Ашихару, позволяя вратам распахнуться, впуская на священные земли мрак, скверну и смрад. Орочи не знал, что произошло с Владыкой и как тот смог допустить произошедшее, но готов был узнать. Один из богов, решивших проверить силы божественного убийцы, ненароком обмолвился тягостным знанием, которое давно мешало Орочи мирно существовать на Ашихаре. Теперь он вынужден отложить проблемы смертных и вернуться к основным обязанностям – карать наглых богов, которые решили, что способны манипулировать жизнями смертных подобно хиннагами[1].
[1]Хиннагами – кукла, исполняющая желания хозяина. Создание самой куклы основано на человеческой или божественной жадности.