Западный Мидленд
Кэл
Свернув на окруженную полями грунтовку, ведущую к дому, Кэл останавливается. С этой точки открывается хороший обзор, и в дымчатых лучах заходящего солнца все предстает идиллическим, умиротворяющим. Свет в студии Элли не горит. Необычно. Она всегда там, расцвечивает яркими мазками огромные полотна; ее лоб нахмурен, а разум всецело подчинен искусству, когда она готовится к очередной выставке или выполняет случайный корпоративный заказ. Элли такие заказы не в радость, и Кэл это знает, но в последнее время именно эти подработки жены позволяют им держаться на плаву.
Неохотно включив передачу, Кэл медленно подъезжает к дому с террасой в американском стиле, в который они оба влюбились с первого взгляда. Элли была уже на большом сроке беременности, носила под сердцем их дочь. И тогда этот дом показался обоим олицетворением их надежд и мечтаний.
Не успевает Кэл вылезти из машины, как из дома выскакивает Ракета: лабрадор виляет хвостом, льнет к нему всем телом, норовя лизнуть. Хоть кто-то рад его видеть! А в доме тишина, и она заставляет сердце Кэла сжаться – это чувство обреченности охватывает его всякий раз, когда по приезде домой он не видит или не слышит жену и дочь. За прошедшие шестнадцать лет его страхи свелись к обрывочным воспоминаниям из прошлого, но они возвращаются, и Кэл не знает, как избавиться от них.
– Элли? Кристина? – окликает он, следуя за собакой на кухню. И расслабляется, увидев жену за столом, пусть и не в лучшем расположении духа.
– Где ты был? Ты получил мои сообщения?
– Прости… – Он постоянно извиняется в последние дни. – Я был в библиотеке. Готовился к… завтрашнему дню. И поставил телефон на беззвучный режим.
По лицу Элли пробегает страх.
– Ты опять с ним встречаешься. – Ее голос дребезжит от недоверия.
– Я должен. – Поставив сумку, Кэл делает глубокий вдох и пытается сохранить над собой контроль. – Я не могу взять и все бросить. Попытайся понять меня, Эл.
Такой шанс журналисту выпадает порой раз в жизни. Но это нечто большее. Возможность понять. Он не должен останавливаться. И уже не может остановиться…
– Господи, Кэл! Я думала, ты послушал меня. – Щеки Элли розовеют, глаза наполняются слезами. А Кэла поражает то, что он не ощущает ее страдания, словно наблюдая за ним на расстоянии. – С тех пор как стали приходить эти письма, ты сильно изменился. Меня это очень пугает.
Но это не просто письма. Это расследование, «кроличья нора», свободное падение в кромешную тьму. Элли привыкла быть его защитницей, но на этот раз она не поддерживает мужа. А в его мозгу засели сцены преступлений, в ушах звенят пронзительные крики, перед глазами то и дело возникают изувеченные тела. Они теперь с ним постоянно и требуют ответов.
– Потому что я пропустил открытие твоей галереи? Я же извинился. Мне правда жаль, что так вышло.
Глаза Элли темнеют от обиды.
– Дело не только в этом, Кэл. Ты изменился. Ты стал другим. Пожалуйста, не ходи, не встречайся с ним завтра. Довольно!
– Я должен пойти. И ты это знаешь. – Кэл отворачивается, обескураженный внезапной вспышкой раздражения. Вообще-то он мягкий, подчас даже кроткий; вспыльчивость никогда не была ему свойственна. Откуда она вдруг взялась? Или в нем действительно говорит другой человек? Слова Элли вывели его из себя. – Всего несколько встреч, и я с этим закончу.
– А если к тому времени будет… слишком поздно?
– Что? – Кэл, резко повернувшись, вглядывается в лицо Элли. – Ты ведь так не думаешь.
Голос Элли срывается, она прячет лицо:
– Я уже не знаю, что думать, Кэл. Ты на себя не похож. Ты даже не поинтересовался у меня, почему я пыталась связаться с тобой.
– Извини… Что случилось?
– Крисси… Она пропала по дороге из школы.
– Что? – Сердце в груди Кэла заходится бешеным стуком: в его мире исчезновение человека чревато ужасными последствиями.
– Все в порядке. В итоге она вернулась домой. Прошла пешком полпути… Она наверху, но не выходит из своей комнаты. Я просто…
В голосе жены сквозит нервное напряжение: их дочь никогда не была трудным ребенком, и никто не знает, как реагировать на перемены в ее поведении. В шестнадцать Крисси замкнулась в себе, и любые попытки выяснить, что за проблемы волнуют дочь, только усиливают ее скрытность. Девушка не желает делиться с родителями своими секретами.
– Она хоть что-нибудь сказала?
– Нет, – мотает головой Элли, а по ее щеке уже стекает слеза. Жена быстро отворачивается и украдкой смахивает ее, как будто больше не желает делиться с мужем своими переживаниями.
«Может, обнять ее?» – проносится в голове Кэла. Это ведь так просто. Но пропасть между ними заставляет его лишь спросить:
– Может, мне попробовать с ней поговорить?
Кэл не хочет ничего предпринимать без позволения Элли: он чувствует, что утратил право что-то решать, раз его не было рядом с женой, когда он был так нужен, необходим ей.
Элли вздыхает с печалью и безнадежностью, которые Кэл старается не замечать.
– Попробуй, – прикусывает она губу. – Только, мне кажется, о школе лучше не упоминать.
Направившись к лестнице, Кэл слышит, как за женой захлопывается задняя дверь. На мгновение Кэл замирает у подножия лестницы. Его глаза застилает чернота, в голове мерцают и гаснут образы. Кэл пугается: они появились из ниоткуда.
Немного успокоившись, он поднимается наверх и тихо стучит в дверь дочкиной спальни. Раньше из нее всегда доносились то музыка, то болтовня, то звуки видео из YouTube. А сегодня там гнетущая тишина. Может быть, ему все-таки удастся вытащить дочь из спальни и они проведут вечер вместе, займутся чем-нибудь, изгонят эту сгустившуюся вокруг них и в них темноту? Кэл всегда умел достучаться до дочери – у них была особая связь.
– Уходи, мама.
– Это не мама, это я.
Не дождавшись ответа, Кэл спрашивает:
– Можно мне войти? – и медленно поворачивает ручку. – Раз ты не говоришь мне «нет», я вхожу.
Кэл быстро входит в комнату, и у него мгновенно перехватывает дыхание: Крисси сидит на кровати, обхватив руками колени и обратив к нему бледное лицо, на котором читается вызов. Живая реинкарнация другой девушки.
До чего же дочь похожа на Марго! Потрясающе похожа. Кэлу остается лишь изумляться силе генетики, когда он смотрит на волны рыжеватых волос, обрамляющие лицо дочери. И мысленно возвращается в прошлое – когда ему было всего девять лет и вскоре предстояло лишиться сестры.
Кэл устремляет грустный взгляд на стул у кровати. Раньше он всегда был свободным, «ждал папу» – Крисси нравилось, когда он, набросив на колени одеяло, теребил в руках ее любимую (на тот момент) мягкую игрушку. А теперь стул завален ворохом бумаг и скомканной одеждой.
– Я занята, пап.
– Дела есть всегда, а пообщаться?
Крисси только еще больше насупливается – ни намека на смягчение.
«Это неизбежно, – убеждает себя Кэл, садясь на кровать, хотя Кристи от него отворачивается (совсем как ее мать чуть ранее), – все дочери рано или поздно отдаляются от отцов. Это ничего не значит».
Он делает глубокий вдох и медленно выдыхает. Боится сказать что-то не то.
– Ты сегодня заставила поволноваться маму.
Не то…
Крисси фыркает:
– Маму, но не тебя. Потому что ты даже не отвечал на телефонные звонки и эсэмэски.
Кэл ощущает тягостное стеснение. Все это чересчур тяжело. Он не испытывал ничего подобного, с тех пор как пропала Марго. Еще миг – и его охватывает дикое желание закричать, встряхнуть дочь, пробиться к ней хотя бы так. И это пугает Кэла. Он не хочет уподобляться собственному отцу.
Кэл сдерживается и не кричит. Вместо этого он открывается дочери, чего не смог сделать в беседе с женой.
– Прости меня, – говорит он, – это из-за серии убийств, над которой я работаю. Они не выходят у меня из головы.
Некоторые жертвы были ровесниками Крисси. Схвачены по дороге в школу или домой, запуганы, замучены и брошены. Их образы отпечатались в его мозгу, как эпизоды из страшного фильма. Кадры узких запястий, связанных веревкой, от которой остаются следы на коже. Кэл сглатывает.
Крисси смотрит в окно, ее взгляд блуждает по багряным листьям бука, затеняющего боковой фасад дома. Несмотря на собственное состояние, Кэл понимает: с его дочерью не все в порядке.
– Что с тобой? Что происходит? Не в твоих привычках возвращаться из школы пешком.
Крисси резко поворачивает голову:
– Откуда тебе знать, что в моих привычках, а что нет? Ты меня не знаешь. Теперь уже совсем. – Кристи впивается в отца взглядом. В ее изумрудных глазах стоят слезы, которые девушка силится сдержать.
Кэл пугается этого взгляда. У него такое чувство, будто он подвел свою дочь, обманул ее ожидания. Только вот какие – ему неведомо.
– Я хочу помочь.
– Тогда оставь меня в покое, – отчеканивает в ответ Крисси и снова отворачивается, сосредотачивая взгляд на дереве, защищавшем ее с самого детства.
Кэл не знает, что делать дальше. Несколько секунд он сидит по инерции. А потом медленно встает и направляется к двери, ненавидя себя за растерянность, робость, вероятные, но еще не осознанные ошибки и надеясь, что дочь обернется и окликнет его, попросит остаться.
На пороге Кэл замирает и, раздираемый сомнениями, оглядывается назад. Эх, если бы кто-нибудь подсказал ему, что делать, как себя правильно вести! В памяти снова всплывает Марго: на десять лет старше него, яркая, никогда не унывающая, мудрая, замечательная! Она всегда была на его стороне. Кэл пытался убежать от боли, вызванной утратой сестры, но это оказалось невозможным. Боль только нарастает с годами, находит новые способы, как его одолеть. И сейчас, глядя на дочь, Кэл понимает: ему отчаянно недостает Марго. Была бы она сейчас рядом! Она бы все поняла…
Но… не исчезни тогда сестра, возможно, ничего этого вообще бы не было.