Однажды в 2004 году…
Я вышел и взглянул окрест меня – душа моя собственными страданиями уязвлена стала.
Обратил взоры мои во внутренность мою – но не узрел, что бедствия Крэйга происходят от Крэйга, и часто от того только, что он взирает непрямо на окружающие его предметы.
Например, на визовые законы Российской Федерации…
Из автобуса вышел молодой человек в слишком тонкой, починенной куртке. От него пахло отчаянием и грустью разгильдяя, которому наконец-то пришел счет за веселье.
Явно ошеломлен, он неуверенным шагом шагнул в сторону пограничной заставы, в самом конце длинной очереди. Впрочем, как всегда.
Он дошел до кабины, в которой хмуро ждал офицер с тремя шевронами.
«Что вас заставило бросить нашу родину?» – обвиняли глаза пограничника.
«I’m sorry… You have no idea how sorry…» – ответили его глаза.
Вербализовать мысли не пришлось никому, все уже было понятно. Заговорил только штамп.
Штампок-штампок.
Через три шага с растрескавшемся сердцем он покинул Россию.
Oн – это я.
– Несчастный! – возопил я. – Где ты?! Куда девалося все, что тебя прельщало? Где то, что жизнь твою делало тебе приятною? Где интернет-кафе Quo Vadis, «Теремок», Il Patio Pizza? Где новые друзья, Чижик-Пыжик и «Дом Книги»? Неужели веселости, тобою вкушенные, были сном и мечтой?
Он вышел из пограничного пункта и снова зашел в автобус, который окончательно увез его взарубеж. Собаки-ищейки обнюхали все и всех, но, не отыща хорошей нюховины, ушли спокойно. Все пассажиры тоже разошлись, оставив молодого иностранца одного на площади в незнакомом городе в незнакомой стране.
Вечерело. Он в десятый раз сунул руку в скрытый карман, проверяя, что там еще есть 300 долларов. Слава богу, они утешительно зашуршали под пальцами. Без них вернуться не получится…
Несчастный парень снова взглянул окрест себя и увидел крепость, стоящую живой метафорой на другой стороне реки. Широкий да высокий и закрывающий кругозор замок. За сплошной стеной, за глубокой рекой. И за солдатами с собаками. Он отвернулся от этой пачки метафор и открыл бумажную карту с Х там, где он может ночевать не на улице.
Быстро все поменялось и неожиданно. 4 часа назад он еще был в России на Балтийском вокзале. Попрощавшись с Сашей, он зашел в автобус, невольно рассыпая повсюду документы, монетки и неистово раздавая всем ненужные извинения.
Еще три дня назад он вообще не думал, что покинет страну. Пока он не пришел на работу, где с криком его спросили: «Почему вы еще тут?!»
Выяснилось, что русская виза аннулируется, когда иностранец делает новое приглашение. Я хотел посетить подругу в Стокгольме, но потом передумал. И не знал, что по-любому придется уехать и снова приехать.
Честно, они могли бы сказать мне это заранее…
Мне дали в долг 300 долларов на визу и жилье и сказали: «Живо в Нарву! Там сделаешь новую визу и приедешь обратно». Я послушно и погрустно пошел поехать.
Теперь я стоял один на площади в Нарве, проверяя в одиннадцатый раз свои 300 долларов. Сложив карту, под темнеющим небом пошел на поиски хостела на точке Х.
К двери консульства Российской Федерации подошел довольно уставший англичанин, молодой холостяк – не помещик, имеющий около сотни душ крестьян, – словом, такой, которого называют преподавателем английского как иностранного.
Въезд мой в Нарву не произвел в городе совершенно никакого шума и не был сопровожден ничем особенным…
Я сделал глубокий вдох, успокоил себя и вошел.
– ЧТО ВАМ?! – приветстворал меня охранник, видимо, считая, что приветствие в консульстве должно быть кратким, как команда, как выстрел.
Впрочем, и ожидаемо. Стандартное русское приветствие «Здравствуйте!» и есть команда. Повелительное наклонение. Делайте! Проходите! Ну-ка, здравствуйте! Не болей передо мной!
Дрожащим устом я постарался уверенно произнести:
– Извините, что беспокою, я бы хотел записаться на подачу на визу, пожалуйста, если это возможно.
Видеть, что охранник не собирается меня извинять, было сложно, аж страшно.
И стыдно. В гостинице, когда я поздоровался с администратором, я горел чувством вины, так как не знал, как сказать «здравствуйте» на эстонском. Мне всегда стыдно быть в другой стране, не выучив их язык. А вот, находясь на территории России, я не мог объясниться на русском.
Охранник не шевелился. Только медленно снизил высоту своих бровей.
– Виза, – сказал я, забыв о существовании винительного падежа. Адреналин лился рекой в сосуды мои. Было страшно, как первый раз в продуктовом магазине в Автово.
– Заполните бланк.
Я заполнил.
– Подпишите.
Я подписал.
– Еще тут, тут и тут подпишите, – сказал охранник.
Я подписал там, там и там.
– Присаживайтесь и подождите.
Я уважительно присел и начал подождать.
«Очередь будет длинной, смогу успокоиться перед собеседованием. Буду готов, будет все ок», – позитививовал я про себя.
– Эштон Крэйг! Проходите!
– Спасибо…
Я пошел к двери в кабинет, где сидел человек, который решит мою судьбу, и тихонько постучал…
Не было ответа.
Через минуту я вернулся к охраннику.
Он выглядел как пес в мультике «Котенок по имени Гав». С усами и хмурым видом.
Глаза охранника расширились как две луны, в которых было написано: «И снова ЧТО ВАМ?!» Но вместо этого он угрожающе спросил:
– Вы куда?!
– Извините, а там… я… что там делать? Я постукнул, но…
– Да просто зайдите, он вас ждет.
Это тогда было фундаментально немыслимо для меня. Просто зайти в кабинет… В консульстве… Без какой-либо входительной церемонии??
Я пару секунд смотрел на охранника, глазами умоляя взять меня за руку и просто привести к консулу.
Ответили только его глаза: «Вы еще и издеваетесь?!» И я грустно ушел, чтобы зайти в кабинет, не постучав.
Я дошел до двери и сделал глубокий вдох. «Долларов осталось 200, этого хватит на одну попытку, – подумал я. – Надо удачно подавать на визу! Надо дифирамбически попотчевать консула вестями из Санкт-Петербурга, чтобы он впустил меня обратно на свою Родину».
Мое сердце стучало, а я нет.
Я вошел в кабинет. Консул и правда меня ждал, сидел за столом, на котором стоял чайник.
– Присаживайтесь! – сказал он и налил чай.
– Спасибо вам большое, – ответил я и сел.
Дальше он спросил, как я оказался в Нарве, и я объяснил, что сделал новое приглашение, не зная, что это обнуляет существующую визу. Ну, наверное, я сказал:
– Я потерял мою визу потому, что я попросил новую приглашению…
Но он милосердно понял меня.
– А почему вы приехали в Россию?
Слава богу, каждый человек в Питере задавал мне этот вопрос. У меня был отточенный, искренний ответ. Ради красоты я добавил, что читал Пушкина.
– О! Какие работы?
Палевно.
– Ну… Больше всего «Евгений Онегин». Я помню там: «Мой дядя самых честных правил, когда не в шутку занемог, он уважать себя заставил и лучше выдумать не мог».
Я сделал паузу, умоляя Бога, чтобы консул не попросил дальше прочитать. В этот момент я достиг новых высот богоцентричности.
– Великолепно! Очень приятно слушать Пушкина с английским акцентом!
Я таинственно выдохнул. Дальше мы разбирали мой визовый запрос, и все шло гладко, кроме момента, когда на вопрос «Страховка есть?» я ответил: «Страх есть, да».
Потом он меня отправил к окошку, которое волшебно превратит 200 долларов в визу. Через 10 минут я уже выходил на улицу, радостно игнорируя строгий взор охранника. Я положил паспорт во внутренний карман и побежал в хостел. Через два часа я услышал самый прелестный звук, который можно услышать на границе.
Штампок-штампок.
– Проходите!
Это приключение было страшным. Количество потенциального стыда перед родителями, профессорами, друзьями было бы невыносимым. Но хуже всего – я бы не мог продолжать учить русский, дружить с русскими, надоедать охранникам и продавцам, исследовать город, который через два года стал моим новым домом. Моя жизнь получилась бы немного другой. Мой русский был бы хуже. Как я справился с этой задачей – не знаю. Бог спас, консул спас, Пушкин спас, Россия дала добрую скидку на разгильдяйство для малотолкового иностранца из Олдема.