На столе разрывается мобильник, но я упорно его игнорирую. Бросаю мимолетный взгляд на дисплей и медленно прикрываю глаза, втягивая воздух через ноздри. Разве многого прошу? Всего лишь один день без происшествий.
Один! Чертов! День!
Но Арнар никогда не звонит просто так, не интересуется моими делами или тем, что я желаю на ужин.
И ответить все равно придется – я принимаю звонок и нехотя подношу смартфон к уху.
– Да, – а сам надеюсь на то, что Ар случайно набрал мой номер, неудачно сунув смартфон в задний карман джинсов, к примеру. Но моим надеждам не суждено сбыться.
– Ты мне срочно нужен, – голос не взволнованный, а больше раздраженный. Это дарит мне надежду на то, что ничего серьезного не случилось.
– У меня собрание через тридцать минут, – отвечаю, сверяясь с часами.
– Лео, я серьезно. Тебя вызывают в школу. Я сам пытался утрясти ситуацию, но директору подавай опекуна. Для Филиппова по бумажкам я никто.
После рождения Ника я должен был уйти в тень, мои пятнадцать лет в мире людей как раз подходили к концу, и вместо меня к управлению транспортной компанией и представлениям интересов нашей семьи готовился Арнар. Но… сложилось как сложилось. Он встретил свою пару, скорое рождение волчонка – и мне ничего не оставалось, как пообещать до оборота Ника остаться на своем месте. Я являюсь официальным опекуном племянника, и все проблемы с людьми, а в данном случае с представителями администрации школы решаю тоже я. А племянник, как любой оборотень-подросток, эмоционален и вспыльчив. Арнар же принимает непосредственное участие в жизни сына, являясь его наставником, стараясь при этом как можно меньше контактировать с внешним миром.
Я запускаю пальцы в отросшие волосы и закапываюсь, почесывая голову. Напрочь забываю об Аре, ожидающем ответа, вытягивая пряди и кося взгляд на темные волосы. Когда уже смогу постричься? Смотрю в нечеткое отражение выключенного монитора компьютера, провожу ладонью по бороде. Вот она бесит больше всего. Неухоженная, густая, от которой кожа на подбородке невозможно чешется и каждую минуту хочется побриться. Я похож на заросшего бомжа, только в дорогих и чистых шмотках.
– Лео.
Поднимаюсь из-за стола.
– Что в этот раз?
– Говорят, избил девочку.
– Ну-ну, – мычу в трубку, понимая, что чистой воды брехня. Ник не мог этого сделать. Первое правило, которое вдалбливают в голову любого волка: не применять силу к людям, а тем более к женщинам.
– Этот жирный козел даже ничего не стал мне объяснять, – Ар говорит о директоре школы, которому я лично к первому сентября дарил ноутбук последней модели. А сегодня только третье…
– Скоро буду.
Сбрасываю вызов и останавливаюсь у зеркальной поверхности двери, ведущей в отдельную комнату, где есть душ, туалет, а главное – несколько комплектов сменной одежды. Сам себя не узнаю в отражении. Что осталось от меня за последние пятнадцать лет, так это фигура, хотя, возможно, еще раздался в плечах. Вместо аккуратной стрижки и короткой бородки – всклокоченные волосы, прикрывающие уши. Они вьются, придавая небрежный вид. И окладистая борода.
На что только не пойдешь, чтобы прибавить себе десяток лет.
Криво себе улыбаюсь. М-да, видок такой, что самому страшно. Хоть сейчас хватай первую попавшуюся дворнягу с территории и смело топи с невнятными криками.
– Му-Му. Все, Герасим, погнали, – передразнил отражение и выключил свет в кабинете. – Меня сегодня не будет, – сообщаю помощнику, – перенеси совещание на завтрашнее утро.
– В девять? – интересуется Павел. Последние несколько лет нанимаю исключительно мужчин – женщины откровенно выбешивают.
– Да, – я надеваю солнцезащитные очки и выхожу в длинный коридор. Вдоль всего помещения окна в пол, и меня слепит обеденное солнце.
До школы сорок минут езды, которые я старательно трачу на самовнушение.
– Я спокоен. Я спокоен, – повторяю с десяток раз. Не помогает. Включаю музыку, играет гитара, вслушиваюсь в переливы струн. – Да, определенно подходит, – с силой давлю на клаксон. Какой-то идиот решает проскочить передо мной, подрезая. – Вот из-за таких дебилов, как ты, – ругаюсь, понимая, что меня не слышат, продолжаю: – Все спокойствие к чертям собачьим летит!
Аж полегчало.
Вот, нужно почаще орать, действительно помогает. Выключаю музыку и паркуюсь напротив входа в школу.
Не успеваю взять документы и телефон, с водительской стороны возникает охранник пенсионного возраста с бордово-синим лицом и серьезным выражением. Судя по вони, исходящей от него, солнцезащитными очками прикрыл нетрезвые глаза.
– Здесь нельзя парковаться, – сказано в спину, пока я собираю вещи с пассажирского сиденья.
Я разворачиваюсь лицом, спрыгиваю с подножки авто и выпрямляюсь во весь рост, нависая над высушенным Рэмбо.
Мужичок оценивает мои габариты и заросшую рожу, впечатляется, отступая. И перекидывает свое внимание на мелких лет десяти, которые бегают по клумбе с цветами.
Захожу внутрь трехэтажного здания, Ник не встречает на первом этаже, что даже странно. Прямой наводкой иду к кабинету директора, раздается оглушающий звонок, распахиваются двери, и начинается сущий ад. Десятки мелких крикливых детей чуть не сбивают меня с ног. Пока дохожу до нужного кабинета, около которого дети притормаживали и не драли глотки, по сравнению с другими углами школы, зверею окончательно.
На удивление, но волк, в отличие от меня, спокоен, он не обращает внимания на детенышей, не принимая их ни за угрозу, ни за раздражитель.
В приемной меня встречает женщина немного за сорок с внешностью вяленой воблы, да и запах примерно тот же.
– День добрый. Рокотов, – представляюсь, прислушиваюсь к происходящему в кабинете. А за тонкой шпоновой дверью Филиппов прессует Ника, угрожая отчислением.
– Вам придется подождать, – произносит она чуть гнусавым голосом. – Сергей Аркадьевич сейчас занят, – поправляет тонкую оправу очков стервозным жестом костлявого пальца.
– Вряд ли, – я дергаю металлическую ручку на себя. Заперто. А вот это уже интересно. Один мощный удар ладонью по полотну, «вобла» вздрагивает и пытается возмутиться, но слова застревают у нее в горле под моим тяжелым взглядом. А в кабине наблюдается еще большее оживление, слышны четкие шаги и ворчание:
– Малолетние уроды.
Директор распахивает дверь. Надо отдать ему должное, он быстро приходит в себя, и вместо злобного выражения, предназначенного кому-то из учеников, на лице появляется маска спокойствия.
– Ах, это вы. Добрый день, – отступает внутрь, пропуская. – А я как раз разговаривал с вашим… э-э-э, с вашим, – тщательно подбирает слово, прекрасно зная, что Ник мне не сын.
Парень стоит напротив стола, на лице красноватые пятна, рвано дышит. Все, нужно прекращать балаган. Все признаки скорого оборота. Сентябрь доучится – и на домашнее обучение, от греха подальше.
– Племянником, – помогаю Филиппову.
– Племянником, – повторяет за мной и продолжает, я останавливаюсь рядом с Ником, отказываясь присесть. – К сожалению, ваш племянник… – мужчина опять испытывает замешательство, вспоминая мое имя-отчество.
– Господин Рокотов.
Филиппов кривится, но все же обращается ко мне, как я просил:
– Господин Рокотов, ваш племянник нарушил устав школы.
– Я ничего не нарушал! – вспыхивает Ник.
– Молчи, – обрываю. – Продолжайте.
Мужик вальяжно развалился в кресле, и ему явно неудобно. Приходится задирать голову, чтобы встретиться со мной взглядом.
– Он избил девочку.
Чувствую, как от Ника исходит волна раздражения на грани с гневом.
– Очень громкое заявление, Сергей Аркадьевич, вам не кажется?
– Нет, – отвечает мне уверенно, а мой зверь рычит, чувствуя ложь.
– Это правда? – интересуюсь у племянника.
– Нет!
Глаза парня вспыхивают желтоватым, определенно, это его последний день в школе. Протягиваю ключи от машины и указываю на выход:
– Музыку громко не включай.
– И это все ваше воспитание?
– Воспитывать я буду после того, как разберусь в ситуации и узнаю все подробности. А где родители «избитой» девочки? Как можно с ними встретиться и переговорить? И хотелось бы увидеть ее саму.
– Лизочка сейчас в медкабинете, ей обрабатывают рану, – с прискорбным лицом отвечает на вопрос.
– Лизочка?
– Да, Лизочка, моя дочь.
Час от часу не легче. Дочь директора…
Меня отводят в медпункт. Как и предполагалось, никаких травм я не вижу и не чувствую запаха крови, но голову девчушке забинтовали, как участнику активных боевых действий.
– Ну, что будем делать? – директор смотрит на меня выжидающе, закрывая за нами дверь медпункта.
– А что делать? Сейчас отвезем девочку в больницу, пусть оказывают первую помощь, я лично все оплачу, если это понадобится. А вы переведете племянника на домашнее обучение. Он больше не будет вас доставать, появится только на экзамены и позже получить аттестат, – выдаю, хорошо все продумав. Судя по выражению лица, такой расклад не устраивает.
– Вы же понимаете, что наша школа – пятая за последний год и вряд ли вы сможете попасть в более-менее приличное заведение, если Никиту отчислят и у нас.
Точно жирный козел, как брат и сказал.
– А вы забываетесь, что моего племянника переводили и ни разу не исключали. И я всегда смогу оправдаться переездами. – Филиппов поджимает полные губы. – Давайте договоримся: моя фирма обновит спортивный инвентарь, и Ник учится дома.
В светлых, практически блеклых глазах блеснула жадность.
– Господин Рокотов, – тон, с каким обращается ко мне директор, подразумевает торг. – Я надеялся, что в этом году в спортзале появится нормальная вентиляция, сами понимаете, дети дышат пылью и потом, – сокрушенно качает головой и с наигранной грустью смотрит мне в глаза, высоко задрав подбородок.
М-да, аппетит волчий. Одно дело – купить с десяток мячей, и совсем другое – оплатить полный ремонт.
– Пусть не дышат пылью. Санитарные нормы еще никто не отменял. Тряпка, швабра, ведро, вода, – перечисляю, а сам иду по направлению к выходу, – плюс тетя Дуся прекрасно справляется с пылью.
– Значит, мы прощаемся с вашим племянником?
– Нет, это значит, что мы сейчас вызываем скорую и едем в больницу. А там квалифицированные специалисты, а не ваши, что йод от зеленки вряд ли отличают, обследуют, снимут побои и поставят диагноз, – улыбаюсь широко-широко, демонстрируя крупные зубы, и кручу телефон в руке. – Как поступаем?
– Я пришлю вам список инвентаря, – со злобой выдыхает, отводя взгляд.
– Отлично. И не забудьте образец заявления, последний год племянник будет учиться дома. Всего хорошего.
Слышу в спину сдавленное: «Козел».