Выхожу из душа. Лениво натягиваю спортивные штаны и футболку. Трубка трещит: охрана докладывает, что прибыли гости.
– Пропускайте, – тут же отдаю команду.
Кидаю телефон на стол и спускаюсь по лестнице вниз.
Оставляю холл едва освещённым. Темнота для меня привычнее света.
Возле барной стойки наливаю себе стакан воды со льдом. Взгляд останавливается на настенном зеркале напротив. Делаю медленные глотки прохладной жидкости и, не отрываясь от своего отражения в приглушенном освещении бара, погружаюсь в воспоминания.
В памяти всплывает нищенское убранство нашей комнатушки. Повсюду разбросаны старые игрушки и грязная одежда. А посреди этого хлама сидят пятилетний мальчуган и маленькая полуторагодовалая девчушка.
– Ням-ням, – сестрёнка сосёт большой палец и своими огромными глазищами молит меня накормить её.
Родителей рядом нет, а я не могу вспомнить, когда и у меня в последний раз была во рту хоть крошка. В комнате воняет тошнотворным перегаром от постоянного пьянства отца. Но я уже настолько адаптировался к этому запаху, что он кажется мне привычным и нормальным.
Моё детство было далеко от лёгкого и беззаботного. Я рос в бедной семье, и каждый день был для меня настоящей борьбой. У нас не было не только излишеств, но даже базовых необходимых вещей. Вчетвером мы ютились в маленькой тесной комнате общежития, которое было далеко не самым безопасным местом для детей.
Мать возвращается с работы. Хвалит меня.
– Спасибо, что присмотрел за сестрёнкой. А где папа? – ласково гладит по голове и кладёт мне что-то съедобное в руку.
– Не знаю, – я, довольный, проглатываю всё, не разжёвывая.
Тут же резко распахивается входная дверь, и на пороге вырисовывается наш папаша-алкаш.
– Получила зарплату? – пересекает комнату и, спотыкаясь о разбросанные игрушки, вопит. – Блядь!
– Ты опять оставил детей одних? С ума сошёл? Соц.служба дала нам последнее предупреждение! Ты понимаешь, что их могу у нас забрать? Идиот!
– Ты кого идиотом назвала, шалава? Пусть забирают этих жопогрызов! От девчонки вообще толка нет, орёт только противно целыми днями.
Мать подбегает к отцу и начинает лупить его сумкой.
– Побойся бога! Что ты такое говоришь? Это же твои дети! Маша болеет, ей нужен особый уход.
– Отдай её в детдом! Пусть там и ухаживают! – с силой толкает мать на пол, и она приземляется возле нас. – Деньги давай, дрянь!
– Ты настоящее чудовище! Я тебя ненавижу! – голос матери срывается на плач.
– Бабло гони!
– Нет у меня денег, я оплатила коммуналку и детям купила еды. Иди сам заработай себе на водку!
– Дура! – хватает её сумку и, перевернув вверх дном, вытряхивает всё содержимое на пол. – Бля, тут ни копейки! Куда зарплату заныкала?
Отец не дожидается ответа и в бешенстве пинает мать ногой. Она скулит от боли, хватаясь за живот. Я не выдерживаю и бросаюсь защищать маму. Хватаю отца за ногу и вонзаюсь зубами, прокусывая брюки и кожу.
– Какого хрена?! – отец хватает меня за шкирку, поднимает в воздух и бьёт кулаком по лицу так, что слышен хруст ломающихся костей. Из носа тут же начинает хлестать кровь.
– Отпусти его! – мать подлетает ко мне, но отец лишь усиливает хватку. – Бабло гони. Тогда отдам сына.
– Нет у меня денег, козёл! Не-е-е-ет! Ничего!
Я знаю, что мать трудится на фабрике до изнеможения, чтобы обеспечить нам хоть какую-то стабильность. Пока отец сутками напролёт пропивает весь её заработок.
– Ирка сказала, что вы сегодня зарплату получили. Не ври мне! – его мощный кулак впечатывается в мой живот.
– Не-е-е-ет! – кричит мать и от ужаса закрывает рот руками.
Отец психует и со всей дури кидает меня на диван. Я сворачиваюсь калачиком от боли и зажмуриваюсь. Но слышу, как отец обрушивает свой гнев на мать. Удар за ударом. Её крики сменяются хлёсткими звуками побоев. Сестра начинает громко плакать. И я понимаю, что бездушный монстр сейчас возьмётся и за неё.
Только не Машка! И так тощая. Больная. Она не выдержит!
Не знаю, откуда силы берутся. Напрочь забываю про боль, которая до этого прошибала тело, отнимая силы дышать. Срываюсь с дивана и бегу к двери! Знаю, что сам не справлюсь. Нужно звать на помощь!
Мне везёт. Отец не сразу замечает мой побег. Я выбегаю в коридор и краем глаза успеваю заметить, как мать отчаянно вырывает сестрёнку из рук чудовища.
– Не смей! Она больна! Убьёшь!
Я бегу по тёмному коридору и в панике колочу кулаками во все двери.
– Помогите! Помогите! – кровь хлещет из носа. Я захлёбываюсь, но не останавливаюсь ни на секунду. На мой истошный ор выбегают соседи. Жуткое зрелище окровавленного и избитого ребёнка их пугает. Женщины хватаются за сердце.
– Рафаэль, что с тобой случилось?
Не могу говорить, боль прошибает от макушки до пяток. На ногах еле стою. Только рукой показываю на нашу дверь.
Народ сбегается на шум в комнате. И я плетусь, как могу. Нехорошее предчувствие подступает комом к горлу.
Все вдруг разом замолкают. Шум исчезает. Мир как будто погружается в вакуум.
Как калека, ковыляю на ватных ногах и замираю у порога. Мать лежит вся в крови на диване, лица не видно. Одно сплошное месиво. Сестра у неё на руках. Тоже не шевелится и почему-то больше не плачет.
А рядом отец стоит.
И у него кровь. На одной руке. Вместе с ножом, с которого стекает красная вязкая струя. Прямо на Машкину любимую куклу.
Не понимаю, что произошло.
Вдруг чьи-то сильные руки подхватывают меня и резко поднимают в воздух. Силой упирают мою голову в мягкую грудь.
– Не смотри, – шепчет трясущимся голосом.
– Унесите ребёнка отсюда! – кто-то истошно верещит.
– Мама, – я пытаюсь повернуться, чтобы вновь взглянуть на неё, но та же рука продолжает удерживать меня и не даёт этого сделать.
Дерьмовое детство сделало меня на бошку тронутым. Внутри меня чёрная дыра, поглощающая всё живое. Ни эмоций, ни чувств. Одна пустота.
Но бывают моменты когда она исчезает.
Видя чужую боль, я забываю о своей собственной, на короткий миг мне становится спокойно.
И вот тогда я оживаю…
Постукивание кубиков льда в стакане возвращает меня в реальность. Выпиваю остатки воды залпом. До слуха доносится звук мягких шагов в комнате.
Девчонка уже здесь!
С железным спокойствием ставлю стакан обратно на стойку и поворачиваюсь, чтобы взглянуть на неё.