Ева.
Из каждого угла ресторана был виден статный немолодой мужчина с серебряными волосами и в безупречном костюме. Его губы двигались беззвучно, играла музыка из колонок, телевизор трудился для тех, кто ни минуты не мог прожить без новостей. Но Еве не нужно разбирать слов, она и без того знает, что изо рта Бориса Шиканова вылетает только бесстыдная ложь.
– Ты хоть представляешь, сколько она стоит?
По шелковой белой блузе дамочки стекал красный слизень томатного супа.
– Тебе и не снились такие вещи! Из Милана!
«Врешь, – отстраненно подумала Ева. – В Халифате война и голод, спроси любого из беженцев».
– Так и знала, что зря зашла в вашу тошниловку! Ты мне химчистку оплатишь, поняла? Чего стоишь? Неси соль и салфетки!
Пока Ева глазела на Шиканова, туфля зацепилась за складку ковра, поднос выскользнул из рук, и дамочка получила заказ совсем не так, как планировала. Та замахнулась на официантку ослепительно-красной сумочкой «Прада» – в тон помидоркам черри, сползающим на лаковые ботильоны.
– Язык проглотила? Менеджера зови! Я на вас в суд подам!
Ева прикрыла глаза, сделала глубокий вдох. Она шагает по мягкой траве босыми ногами, оставляя позади крыльцо уютного домика с дубовыми резными перилами. Пристань. Кричат чайки. Солнце, ослепительно яркое, рикошетит от густых крон каштанов; лучи, что прорвались сквозь зеленый кордон, ложатся ей под ноги брызгами золота. Она подныривает под косматую, почти до земли ветку и устраивается на краю обрыва. Горизонт заливает блестящая синева морской глади, а под ногами – мраморно-белые стены безымянного портового городка.
– Что тут произошло? – Ева вздрогнула и вернулась в промозглую питерскую осень и ресторанчик средней руки «Без границ». Оксана, менеджер зала, нахмурив брови, толкала Еву под дых.
– Прошу прощения за мою неловкость, – выдавила из себя Ева. – Скажите только, как мне загладить вину.
– Обед за наш счет! – тут же подала голос Оксана. – И десерт на выбор в подарок. А насчет сотрудницы не беспокойтесь: мы примем меры. – Ее взгляд точно не сулил повышения.
Никогда не знаешь, из-за чего вылетишь с работы – сегодня виноват томатный суп. В прошлый раз Ева плеснула водки в лицо облапавшей её пьяной роже. В позапрошлый, умирая от голода, съела за посетителем кусок торта, а он, заранее оплатив заказ, просто вышел в туалет. Но особенно феерично Еву вышвырнули, когда она отдавила начальнику ногу колесом легковушки.
Уходя, Ева стянула с кухни кусок пиццы, а ещё, пользуясь суматохой, развинтила солонку и опрокинула в местный фирменный соус.
После сегодняшнего испытания больше никто не посмеет вытирать о нее ноги. Осталось одно, последнее, и она наконец получит работу мечты. Отец бы гордился ей. Думать о чем-то другом решительно невозможно. Отвлечь Еву сейчас может лишь звонок от Марго.
– Евочка, сегодня еще двое девчат, Анечка и Катюшка. К ним еще Степка прибился. Они ждут на Московском вокзале.
– Выезжаю.
Ева вдавила педаль в пол и уже через пять минут была на месте. К фонарному столбу жались три тощих фигурки. Она ударила по гудку – дети влетели в машину, прижавшись друг к другу, как озябшие воробьи.
В зеркало заднего вида Ева наблюдала за их бледными лицами и большими испуганными глазами. Немудрено, что они в ужасе: пережить такое, потом сбежать в неизвестность без документов, пищи, сменной одежды, а им всего по двенадцать-четырнадцать лет. Этих ребят уже предали однажды, оставив в детдоме, теперь им придется научиться ей доверять.
– Куда нас везут? – спросила Катя, самая старшая, с обрезанными до плеч каштановыми волосами. Карие глаза её были серьёзны.
– В хорошее место. Пиццу хотите?
Угощение тут же разделили на три куска. Спустя полчаса Ева остановилась у небольшого кирпичного храма на обочине Дороги Жизни.
– Найдите батюшку, скажите, что вы от Евы Ланге, – напутствовала она.
– И что, мы будем жить в церкви? – подал голос Степа, младший брат Кати, пугливый смуглолицый паренек в заношенной тонкой куртке, и облизнул грязные пальцы.
– Недолго. Потом вас отправят во временную семью, а когда всё закончится, вы вернетесь.
– Не хочу возвращаться, – Анютка едва сдерживала слезы, пряча веснушчатое лицо за длинными рыжими прядями. Всю дорогу она беспрестанно ерзала и прижималась щекой к стеклу, жадно хватая взглядом мирные улицы и чужие жизни. Словно искала кого-то.
Ева старалась держаться уверенно.
– Может, и не вернетесь. Сейчас главное, чтобы плохие люди получили по заслугам. – Она дотянулась до ладоней Анюты, сложенных на тонких коленях. – Скажите, кто это сделал? Только так я могу помочь.
Анюта покачала головой и отвернулась к окну.
– Нам нельзя говорить, – ответила Катя. – Они нас везде найдут.
– Я сделаю всё, чтобы этого не случилось. И всё-таки… Вы думаете, я не замечаю, как вы смотрите на Савелия, но это не так. Он с этим связан, я права? – допытывалась Ева.
Катя едва заметно кивнула.
– Не только.
– Кто-то еще? – В горле Евы застрял липкий комок. – Из сотрудников?
Катя покачала головой.
– Какие-то люди в костюмах.
– Что ты имеешь в виду?
Девочка отвернулась, не желая продолжать разговор. Что ж, Ева больше не станет резать по больному.
– Бегите.
Когда дети скрылись в воротах храма, Ева тяжело вздохнула и набрала Марго. От телефона, всё это время пролежавшего в сумке, пахло тестом и сыром.
– Всё в порядке, они в безопасности.
– Спасибо тебе, Евочка… – На том конце Марго плакала. – Господи, когда ж это кончится-то? Им учиться нужно, жить по-человечески… А вместо этого их полиция гоняет с овчарками.
– К счастью, без особого рвения, – пробормотала Ева.
– Такие беззащитные, и никого-то у них нет, кроме нас… Нельзя, это так оставлять.
– Нельзя.
Марго верно говорит: сбежавшие подростки без документов живут, мягко говоря, на птичьих правах. Но это полдела. Главное – вырвать их из этого филиала Ада на земле.
– Помню, какой ты была в их возрасте: такая серьезная и глаза умные. Он их сразу заметил, отец твой. Вздрогнул, когда увидел тебя впервые, и сказал, что на него будто жена глядит.
– Помню.
– Как хорошо, что тогда не было этих бед…
Маргарита забила тревогу два месяца назад, когда воспитанники стали замыкаться в себе. Кто-то из них не выдержал и намекнул о тайной жизни, показал отметины от уколов. Большинство ничего не помнило, а кто помнил, не хотел говорить. Марго расспрашивала коллег, но те не принимали ее всерьез («Ну что вы в самом деле? Фантазируют они, привлекают к себе внимание») и лишь один, Савелий, отреагировал агрессивно: пригрозил сдать в психушку, если еще хоть раз услышит подобное в стенах учреждения. А уколы… уколы были в ходу как особое средство борьбы с неповиновением и никого не удивляли. Вскоре после разговора с Савелием воспитанники будто воды в рот набрали. Марго бегала по инстанциям, приходили следователь, опека, но безрезультатно. Просили больше не беспокоить. После таких инициатив заведующая приперла Марго к стенке и пригрозила уволить при первом же писке.
Маргарита была в отчаянии, и они с волонтером Евой, самым верным ее союзником, придумали план. Каждому нашлась роль: Марго расчищала путь и заметала следы, Ева искала убежище. Обив пороги сотни храмов, она нашла подмогу в лице батюшки Алексия и его паствы. В пригородных хозяйствах нужны были руки, и нашлись те, кто согласился приютить детей, кормить и одевать, пока Ева не разберется со всем остальным. Второй вариант – лагеря беженцев: во всеобщей суматохе легко пропустить одного-двух детей, и неприкаянные души часто соглашались помочь другим, таким же ненужным.
Побеги воспитанников должны были привлечь внимание к интернату. Так и случилось: нагрянула проверка – администрация открестилась дурным нравом подростков, которых и в райских кущах тянет на волю.
Конечно же, их искали. Еве оставалось надеяться, что детей не найдут раньше, чем всё закончится.
– Есть надежда на прессу?
– Я обзвонила буквально все издания, но журналистам это не интересно. Вот если бы кого-то убили, другое дело. А тут тема слишком… щекотливая, – вдруг Еву осенило. – Вот если бы ты смогла уговорить вашего сторожа дать нам записи с камер наблюдения. Он давно на тебя поглядывает, включишь женские чары – он точно не устоит.
– Ох, Евочка! Старик наш на пенсию вышел, а вместо него молодого поставили, но я смогла его уговорить: придумала историю, что завелся воришка и нужно просмотреть записи, но, оказалось, они только двадцать дней хранятся, а потом затираются. Ничего такого мы не нашли.
– Надо наблюдать круглосуточно, когда-нибудь Савелий выдаст себя.
– Кто ж это сделает-то? Может, другой способ есть?
Позади «форда» Евы припарковался серый внедорожник, и она на всякий случай вывела машину на трассу.
– Просто дай мне время.
Дома Ева открыла ноутбук и нашла в соцсети его страничку. Савелий Петров, сорок один год. Семьсот пятнадцать друзей, из них только трое несовершеннолетних на вид. Быть может, дети знакомых, племянники? Написать им она не решилась. Как вообще такое спросить? «Привет, тот чувак случайно не снимал тебя голым на камеру?»
Ни одной совместной фотографии с девушкой либо партнером – насчет его ориентации она не уверена; всегда либо в толпе, либо делает селфи, скалясь на камеру ровным рядом зубов. Еву воротило от его улыбки, этих неестественно длинных вампирских клыков и, конечно, одуряющего травяного амбре его одеколона.
На поверхности всё чисто, но что если копнуть глубже? Нужно зарыться в Даркнет – гигантский невольничий рынок и безграничную базу порнографии на любой вкус.
Будто ныряешь в бочку с дерьмом. Слава VPN с прокси, никто не должен узнать, по каким она бродит сайтам, хотя и те давно уже не панацея. К сожалению, не одна она осторожничает. Тот, кто ищет запретное видео или заказывает доставку живого товара на дом, больше всего на свете ценит в Сети анонимность.
Ева потратила часа полтора, надеясь среди липовых адресов, протоколов и горы псевдонимов на латинице обнаружить хоть что-нибудь, хоть малейший намек. Самая интересная из находок – карта, на которой отмечено местоположение полицейских в реальном времени. Обессилев, она уронила голову на клавиатуру, вдохнув запах пыли и пластика. Ничего. Пусто. Ей нечего предъявить Савелию так же, как и Шиканову – судя по упоминаниям в прессе, тот вообще чуть ли не новый Иоанн Кронштадтский. Хреновый из нее выйдет опер.
Будь у нее возможности безопасников…
Кажется, она заснула. Заверещал будильник. Ева вскочила и умылась холодной водой. Пора собираться и взять наконец судьбу за горло.