Ожерелье и предсказуемость

об искусстве новеллы

Поговорим чуть-чуть о новелле. О моих рассказах с самыми неожиданными развязками все равно иногда говорят: «Ну, тут всё предсказуемо!» Вы знаете, очень часто в таких словах есть какая-то правда. Я бы сказал так: в новелле любая, особенно финальная «непредсказуемость» предсказуема сама по себе.

Так сказать, по определению жанра.

Когда в новелле О. Генри «Пока ждет автомобиль» юная красавица-аристократка исповедуется скромному клерку, любой читатель с минимальным читательским опытом – да просто жизненным опытом! – понимает, что сейчас будет какое-то qui pro quo, он окажется не тем и она не той. Почему читатель это понимает? Да хотя бы потому, что если бы девушка действительно была аристократкой и богачкой, а молодой человек – в самом деле клерком, то это было бы началом длиннющего слащавого романа. Страниц на двести самое малое. А тут всего четыре странички. А если все так и есть на четырех страничках, то зачем было огород городить?

Ведь даже в быту мы, слушая рассказ приятеля о субботней поездке на дачу, где он встретил кого-то (странного оборванного мужика; заплутавшего туриста; соседку, которая приехала к себе на дачу без мужа и ребенка), мы все время подстегиваем рассказчика: «Ну и что? а дальше? а что она? а ты? и что потом?» – а если выясняется, что «потом ничего», мы разочарованы. Зачем все это рассказывать, если не произошло ничего интересного, неожиданного? Но когда что-то неожиданное происходит, мы невольно, совсем не желая обидеть рассказчика или автора новеллы, восклицаем: «Я так и знал!» или: «Ой, как все предсказуемо!»

Давайте вспомним знаменитый рассказ Мопассана «Ожерелье».

* * *

Скромный чиновник Луазель скопил четыреста франков на покупку охотничьего ружья. Но отдал эти деньги на платье Матильде, своей красавице-жене, – пойти на бал. Вдобавок она взяла у богатой подруги, госпожи Форестье, бриллиантовое ожерелье. Она блистала на балу – кажется, сам министр заметил ее…

А по дороге домой Матильда потеряла ожерелье.

Нашли почти точно такое же в ювелирном магазине. Тридцать шесть тысяч франков! Муж назанимал денег, где только можно было. И где нельзя тоже, у ростовщиков, под ужасные проценты. Супруги Луазель начали упорно и медленно отдавать долг, отказывая себе во всем. Через десять лет они выплатили все. Матильда подурнела и постарела, стала жестче, грубее, как бывают хозяйки в бедных семьях.

Однажды она встретила на улице госпожу Форестье и рассказала всю эту историю.

– Вы купили новое ожерелье взамен моего? – изумилась Форестье.

– Да! А ты так ничего и не заметила? Они были очень похожи!

Она улыбнулась торжествующе и простодушно.

Госпожа Форестье схватила ее за руки.

– Бедная моя Матильда! Ведь мои бриллианты были фальшивые! Они стоили самое большое пятьсот франков!

* * *

Вот так заканчивается эта классическая, очень трогательная новелла о жестокой судьбе, о мелких случайностях, которые правят миром.

У новеллы «Ожерелье» есть два родовых качества этого жанра. Если угодно, два недостатка.

Первый недостаток – это та самая пресловутая предсказуемость, возникающая сама по себе. Что-то должно случиться. Потому что без горького финала с фальшивым ожерельем получается бессмысленный рассказ ни о чем. Одолжила, потеряла, раздобыла денег и отдала. Ну, в крайнем случае с плоской моралью: нехорошо быть растеряхой, а честно отдавать долги – хорошо. Но уверен, что в любом воспитательном журнальчике его бы забраковали: скучно, неинтересно. Так что читатель ждет резкого финала, и при этом с языка рвется: «Я так и знал!»

Второй недостаток – это некоторое неправдоподобие. В чем оно? В поведении героев этой новеллы. Оно строится на их нереальной наивности, нереальной гордыне и нереальной скрытности – что странно для молодого, нацеленного на карьеру мужчины и его юной, стремящейся к удовольствиям жены. Это какие-то герои сказок! Какие-то средневековые персонажи! Ведь это же реальные, почти современные люди (всего-то 1880-е годы), это парижане! Чтоб такие люди не сказали: «Дорогая Форестье! Мы потеряли твое ожерелье! Мы отдадим тебе все до сантима, только скажи, сколько оно стоит. И подожди месячишко, пока мы соберем деньги!» И все бы сразу разрешилось. Форестье бы сказала правду, добывать бы пришлось всего пятьсот франков, а не тридцать шесть тысяч. В семьдесят два раза меньше! Долг можно было бы отдать не за десять лет, а за два месяца!

Но тогда не было бы никакой новеллы. Просто случай из жизни двух подружек.

* * *

Но вернемся к финалу этой новеллы Мопассана.

«Госпожа Форестье в волнении схватила ее за руки.

О, бедная моя Матильда! Ведь мои бриллианты были фальшивые! Они стоили самое большое пятьсот франков».

Ну а дальше-то что? Так они и остались стоять посреди Парижа?

Нет, конечно!

У этой новеллы вполне может быть новеллистическое продолжение.

Вот такое:

* * *

Форестье схватила Матильду за руку и повела к себе. Она усадила Матильду в кресло и вытащила из комода черный атласный футляр. Тот самый! Матильда огрубевшими пальцами раскрыла его – и зажмурилась, ослепленная радугой бриллиантов, и заплакала, вспомнив тот бал и эти десять лет.

– Теперь это ожерелье стоит самое малое сорок, а может, и пятьдесят тысяч франков, – говорила Форестье, обнимая Матильду. – Это твои деньги, моя бедняжка, твои!

Подруги побежали к ювелиру.

Ювелир пожевал губами и отложил увеличительное стекло.

– Пятьсот франков, мадам, – сказал он.

– Как? – вскрикнули Форестье и Матильда.

– Неплохая подделка. Где и когда вы это купили? В марте 1874 года? В Пале-Рояле, у Флавиани? О, мадам! Вы разве не читали газеты? Это была афера десятилетия! Этот Флавиани продавал подделки. Осрамил наше сословие! Сейчас он на каторге, слава Создателю… Будете продавать?

Они вышли из ювелирного магазина.

– Пятьсот франков все равно твои, – сказала Форестье.

– Спасибо. – Матильда взяла деньги и быстро пошла по улице.

Вечером, когда ее муж пришел со службы, его ждал роскошный ужин: половина зайца, грушевый пирог и бутылка хорошего вина.

– В чем дело, Матильда? – удивился он.

– Мне отдали старый долг. – Она протянула ему пачку ассигнаций. – Вот, ты давно хотел купить себе ружье.

* * *

Вывод: хорошая новелла может быть продолжена именно как новелла. Сюжет может – даже должен! – преподнести нам новую «ожидаемую неожиданность».

Ибо будет скучно, если все получится так, как расположила в уме добрая Форестье: ну получила Матильда назад свои тридцать шесть или даже сорок, даже пятьдесят тысяч. Приоделись они с мужем. Сменили квартиру. Наняли служанку. Отложили на старость. Получается нравоучительная повесть для девиц под названием «Матильда, или Вознагражденная добродетель».

Фу, как скучно! А вот если брильянтовое ожерелье, ради которого Матильда с мужем горбатились целых десять лет, истратили свою молодость, вдруг оказалось фальшивым – ого! Вот это финал. Но тоже как будто бы «предсказуемый».

А что дальше?

Да что угодно! Вот, например.

* * *

Через месяц господин Луазель купил за четыреста франков не просто легкую двустволку для утиной охоты, а тяжелое ружье с длинным стволом и массивным прикладом.

– Что это за артиллерия? – удивилась Матильда.

– Хочу поехать в Алжир поохотиться на львов!

На самом деле он узнал, что в Алжире, в старой арабской крепости, находится каторжная тюрьма, где влачит свои дни мошенник-ювелир Флавиани. Уже скоро его срок окончится, он выйдет на волю. Он вряд ли возвратится в Париж, а поселится где-то там же, в Алжире, у моря. Нищий, но уже как будто бы честный обыватель. Бывший преступник, который искупил свою вину.

От таких мыслей у Луазеля кровь приливала к голове. Он не мог простить этого человека, который украл их последнюю надежду на обеспеченную жизнь. Луазель все разузнал у знакомого репортера. Каждое утро каторжники выходят на работы в каменоломню. Они идут, сопровождаемые ленивым охранником, по пересохшему дну реки; вокруг громоздятся скалы. Там спрячется Луазель и подстрелит его.

В роковой миг у Луазеля не хватило духа спустить курок, но в каменоломне он подошел к изможденному старику и рассказал ему всю свою историю.

– А теперь выслушай меня, – сказал Флавиани. – Я виноват не только перед тобой, продав тебе фальшивые бриллианты. Два десятка человек было обмануто мною, включая тебя. Колье, серьги, подвески, ожерелья, перстни… Зачем я это сделал? Наверное, ты уже догадался. Женщина! Женщина, молодая и прекрасная, которую я любил больше жизни, а она любила мои подарки. Моих честных заработков не хватало – она хотела все больше и больше. Я купил ей дом, обставил его модной мебелью, я давал ей деньги на платья и украшения, присылал ей корзины деликатесов, нанимал слуг и экипаж. Но когда меня арестовали, она не пришла посетить меня в тюрьме. И не ответила ни на одно из моих писем с каторги. Я истратил на нее ровным счетом полмиллиона франков. Из этих денег тридцать шесть тысяч – твои. Дай лист бумаги, я напишу ей записку.

С трудом сжимая карандаш в грубых руках каменотеса, со сбитыми ногтями на пальцах, – Луазель вспомнил, что когда-то это были тонкие, ловкие пальцы ювелира, – старик написал:

«Жанна! Если в тебе осталась хоть капля совести и страха Божьего, продай что-нибудь и возврати подателю сего 36 000 франков, ибо я обокрал его ради тебя. Когда-то любимый, а теперь забытый тобою, но до сих пор обожающий тебя Пьер Флавиани».

Сложил записку вчетверо и надписал сверху:

«Париж, шоссе д’Антен, рю Монтескье, 14. Мадам Форестье».

* * *

Но если Луазель все-таки постарается вытрясти из Жанны Форестье эти деньги – то получится уже роман.

Загрузка...