Запас прочности

Апрель, 1993 год, Минск, город N

Пару дней спустя в холодном мраморно-бетонном здании Национального аэропорта Минск-2 Александр, не любивший прощаться мучительно долго, нежно поцеловал Сашеньку в щеку и, едва тронув ее за хрупкое плечо, немедля посадил в стоящее неподалеку такси, дабы остаться незамеченным для наемного водителя служебной черной «Ауди-100», поджидавшего у дальнего выхода из здания аэровокзала. Не то чтобы мужчина боялся афишировать свои трепетные амурные отношения, просто, как полагал Александр, еще не настало время открывать карты. К тому же личный водитель, он же телохранитель, симпатяга Дима и так слишком много знал о его семье, и хоть какие-то тайны оставлять, по мнению банкира, было более прагматично и интересно.

– Доброе утро, Александр Николаевич, как съездили? Все хорошо? – Дима в турецком вязаном свитере и вареных джинсах с готовностью распахнул перед работодателем заднюю дверцу машины.

– Привет, да, все отлично. Давай сначала в банк, а потом уже домой.

– Как скажете…

В столичном банке, офис которого располагался в двухэтажном особняке в самом центре белорусской столицы, Александра волновал лишь один вопрос: есть ли новости про экспортные операции в поставке сырьевых ресурсов. Прошло целых полгода с момента заключения контракта с компанией «Викинг» и перечисления ей двух миллиардов рублей под поставки в Беларусь нефтепродуктов, однако по непонятным причинам в страну нефть до сих пор не поступила.

Выяснилось, что и за неделю его отсутствия ничего не изменилось… Отрицательный ответ длинноногой красавицы Натальи и по совместительству секретаря председателя правления открытого акционерного общества в очередной раз расстроил и наконец побудил кучерявого банкира к решительным действиям.

– Закажи-ка, Наташенька, два билета на поезд, на «двойку». Надо выяснить, в чем там дело, – вымолвил вспотевший от волнения Александр и, не раздеваясь, плюхнулся на кожаный диван в приемной.

– СВ? Вы поедете с Дмитрием? На какое число? – отреагировала модельного вида секретарша с гладко зачесанными волосами, томно разглядывая свежий длинный яркий маникюр.

– Да, сегодня же едем в Москву. Надо расторгать сделку… И вот еще что: новых визиток дай на дорожку, похоже, у меня закончились.

– Сделаем, Александр Николаевич!

Наташенька изящно встала из-за стола, одернула узкую серую юбку – атрибут обязательного дресс-кода для всех без исключения служащих банка, на высоких красных каблуках продефилировала в кабинет непосредственного начальника, демонстрируя необычайно красивую стать, с легкостью отыскала на столе стопку с золочеными витиеватыми визитками и, аккуратно сложив их в визитницу, протянула Александру со словами:

– Что-нибудь нужно? Кофе будете?

– Нет, спасибо, домой заехать надо… – Обеспокоенный банкир нехотя поднялся с дивана и вышел.

– Теперь куда, Александр Николаевич? – Мускулистый охранник в модных джинсах завел двигатель иномарки. – Домой?

– Да, Дима, а вечером отправимся в Москву. Пора завершать сделку…

– Как скажете… Давненько там не был…

«Ауди» двинулась по длинному широкому проспекту прочь из города, оставляя позади вычурные сталинские строения и девятиэтажные новостройки, сменяющиеся послевоенными двухэтажными бараками и деревянными сараями на окраине. Александр на заднем сиденье закрыл глаза, окунувшись в полуденную дрему: поначалу в его голове промелькнула сцена прощания с Сашей, немецкий отель, банк, однако вскоре счастливые мгновенья в Берлине сменились лентой воспоминаний о незаметно пролетевшем времени.

…Первый год после неожиданного и неминуемого распада СССР, принесший бывшему советскому народу невероятные потрясения. Едва насытившись отпечатанными на черно-белом принтере тусклыми от нехватки краски купонами на продукты питания и ночными бдениями в бесконечных перекличках в очередях за коврами, мебелью и стиральными машинами с телевизорами, многие граждане, преимущественно лица еврейской национальности, рванули на Запад в поисках лучшей жизни. Неудивительно, что вскоре огромная приватизированная трехкомнатная квартира с трехметровыми потолками в доме сталинского типа в центре главного проспекта столицы могла уходить с молотка за каких-то пять тысяч долларов. Впрочем, иные терпеливые горожане стали лениво дожидаться сладкого времени на родине, довольствуясь средней заработной платой величиной в максимум пятнадцать долларов в эквиваленте. Справедливости ради стоит отметить, что на эти деньги вполне можно было прожить пару недель, и не на одном хлебе с водой.

И все же зародившийся во время хаоса и растерянности челночный, как и весьма серьезный бизнес находился на старте самых невероятных возможностей. Собственно, и начального капитала особенно не требовалось для осуществления своей материальной мечты. Деньги обесценивались быстрее ветра, инфляция стремительно переваливала за тысячу процентов, так что не удивительно, что ценники на все товары и услуги рванули в заоблачную высь, не говоря уже про введенные свободные цены на мясо. К тому же значительно подскочила плата за жилье и не Бог весть какие коммунальные услуги. Как результат – белорусские независимые профсоюзы тут же объявили бессрочную политическую стачку – яркое свидетельство того, что экономических проблем в стране с утопическим недостроенным коммунизмом хоть отбавляй. Плюс ко всему на первых полосах газет появились постыдные фотографии очередей за хлебом, дальше – больше – за топливом под яркими заголовками вроде: «Бензина в Беларуси как не было, так и нет. Виновных в этом безобразии – тоже!»

Вместе с тем в образовавшемся хаосе оставался один незыблемый рай: либерализация цен не коснулась только топливно-энергетического комплекса, нефти и газа – как и прежде, баррель нефти продавался за восемнадцать долларов. Нетрудно догадаться, что на этом везде делались огромные деньги и Беларусь не была исключением, с той лишь разницей, что сумасшедшая прибыль была несопоставима со сверхдоходами в России. Именно поэтому, оставив тихую номенклатурную должность начальника управления жилищно-коммунального хозяйства области, где Александр служил после мэрии города N, он перешел на работу в коммерческие структуры, в которых особенно ценились не только личные деловые качества, но и сохранившиеся с прежних времен нужные связи. Ходили слухи, что Александр Лисовский будучи в молодом возрасте женился по расчету, поскольку тесть был крупным чиновником Совета министров и всячески продвигал по карьерной лестнице зятя. Правда, наверняка это были досужие домыслы вездесущих лентяев и завистников.

Быстро освоившись в коммерции, в начале сентября 1992 года, немедля осуществив слияние четырех небольших коммерческих банков, трудолюбивый Лисовский возглавил новый банк, и вскоре для деятельности открытого акционерного общества «БелпрофБанк» и для новоиспеченного банкира с шикарной кучерявой копной светлых волос нефтяная тема стала основной. Впрочем, через год после развала СССР, при сокращении импорта сырья из России и других республик, запах больших денег серьезно обострил конкуренцию между мощными кланами, которые занимались реэкспортом черного золота на Запад. И это на самом деле сильно беспокоило умного и умудренного опытом Лисовского, умеющего быть жестким, в чем-то даже дерзким и нагловатым, вместе с тем оставаясь достаточно смелым и честолюбивым, о чем красноречиво свидетельствовала даже позолоченная визитка, изготовленная с фотографией, безусловно, обескураживающая серьезных людей при знакомстве.

Свернув с асфальтированной дороги на ухабистую проселочную, что вела к двухэтажному особняку из красного неоштукатуренного кирпича на окраине соснового леса, Дима сбавил ход «ауди», и Александр заметил знакомый силуэт с портфелем – двенадцатилетняя дочь, очевидно, возвращалась из школы.

– Привет, па! Ты вернулся! Здорово! Я соскучилась! – Пышущее радостью создание в ту же секунду повисло на шее у отца, упираясь острыми коленками в живот. – Что ты мне привез? Ты ведь привез мне что-нибудь? Ты в Германии был? В Берлине? Да? Мама тоже вчера приехала, только я уже все слопала… Есть хочу, такая голодная… – тараторила дочка, не давая отцу вставить и полслова.

– Все-все, идем домой. В школе не кормят, или ты, как всегда, носом воротишь? – Александр спустил на землю подростковые ноги, растущие как будто из-под мышек, обнял крепко и расцеловал Маришку, всю в белокурых кудряшках, соскучившись несказанно.

– В восемь заедешь, билеты возьми у Натальи. До встречи! – тихонько хлопнув дважды по крышке багажника, банкир попрощался с водителем и направился с девочкой к дому.


В большой прохладной гостиной через нелепые ярко-фиолетовые шторы с диковинным рубчиком по краям пробивался дневной свет, сильно пахло сыростью, словно на несколько дней отключали отопление, а на темно-сером с синими разводами велюровом диване в длинном стеганом халате спала Татьяна. Рот ее был широко открыт, темные круги под глазами с остатками вчерашней декоративной косметики красноречиво свидетельствовали о бурно проведенной ночи в компании двух давних подруг, что, вытянув ноги на ковре и чуть похрапывая, расположились тут же, с двух сторон в креслах мягкого пузатого гарнитура. По двум опустошенным бутылкам дорогого виски, грязным бокалам и разбросанным вокруг стеклянной пепельницы окуркам на журнальном столике было понятно, сколь долго длилось это дивное суточное застолье, вырубившее слабых женщин вконец.

Александр, обозревая хмельную картину, видимо, не удивился, однако, нахмурив брови, сдержался от каких-либо комментариев, ибо в данный момент вряд ли любые речи могли что-то исправить. К тому же проглотить что-нибудь съестное и в самом деле сильно хотелось.

– Маришка, переодевайся, вымой руки и дуй на кухню. Сейчас что-нибудь сообразим…

Из открытого холодильника, набитого доверху пакетиками, разнокалиберными баночками, кастрюлями и круглыми глубокими тарелками, внезапно повеяло такой вонючей гнилью и плесенью, как если бы внутрь промерзшего металлического шкафа, не ровен час, пробралась случайная голодная мышь. Однако вешаться она бы точно не стала – сбежала бы однозначно.

– Вот что, дочь, пока нас с тобой не вывернуло наизнанку со всеми потрохами, тащи-ка мешки, будем весь этот хлам выбрасывать…

– Фу, я не буду этого делать, – скривилась Маришка, демонстративно закрыв пальцами нос.

– Как это не будешь? А кто будет, Пушкин? Давай тащи, надо же что-то делать, раз больше некому…

– Спасибо, я есть уже не хочу, – по-прежнему упрямилась кучерявая Маришка.

Александр, и сам уже теряющий терпение из-за вони, исходящей из холодильника, а еще больше – из-за возмутительной ленивой бесхозяйственности и безалаберности супруги, нахмурил брови и сорвался на грубый командный голос:

– Быстро неси мешки, убирать будем вместе, и без разговоров! И впредь, если мать не успевает следить за съестными припасами, будешь делать это сама, ты же считаешь себя взрослой?!

И правда, девочка, поначалу недовольно нахмурив брови, сделалась вдруг послушной, в два прыжка заглянула в хозяйственную комнату, отыскала там несколько мешков и прибежала с ними к отцу, все же не отнимая пальцев от чувствительного к запахам носа.

С каждым мешком, с каждой банкой некогда дефицитного продукта, отправленного в мусорный бак, Александр багровел и багровел, понимая, сколь много денег, а главное – труда стоило все это изготовить, купить, точнее, достать. Когда он расправился с запасами на двери холодильной камеры, в ход пошли кастрюли и тарелки с засохшими кусками месива, которое дней двадцать назад являлось салатом, с бурной неблагородной плесенью, что поселилась в бурде под названием «щи из квашеной капусты», с позеленевшей колбасой, притаившейся в застенках еще в канун Международного женского праздника. Все это действо, разумеется, сопровождалось громким отзвуком: от соприкосновения кастрюль со стеклом и фарфором что-то разбивалось, звенело, бренчало и выливалось, отчего две заблудшие подружки в креслах вмиг проснулись, незаметно похватали свои сумки и с испуганными глазами выскочили вон. Пробудилась и хозяйка, в едва запахнутом халате она появилась на кухне, не вполне протрезвевшая и всклокоченная:

– Что за гром, а драки нет?

– Сейчас будет… Дочь, вытри пол, из мешка пролилось, пока я мусор выброшу…

– А мы с девчонками вчера немного посидели, отметили, так сказать, покупку «мерседеса»… Ой, а как мы домой ехали, нас чуть не убили! – Не обращая внимания на слизкую лужу, разлитую из бренчащих полиэтиленовых мешков, доверху наполненных испорченной снедью, Татьяна присела на стул со вздохом: – А пивка нет? А чем это так несет?

– Нет пива, ничего нет… Чем несет? Не святым духом…

– Хоть бы водички… Или водочки… Голова раскалывается, не пойму, что эти иностранцы находят в виски? – пробормотала Татьяна и на шатких ногах двинулась к плите, пытаясь налить из чайника стакан воды.

Маришка молча вытерла линолеумный пол в том месте, где несколько мгновений назад звенела в пакетах разбитая посуда, с жалостью посмотрела на тощую фигуру матери в длинном халате, потом – на возвратившегося с улицы хмурого отца и, дабы избежать личного присутствия при родительских разборках, вымолвила:

– Я к себе…

Вопреки ожиданиям дочери, Александр тотчас последовал за ней, догнал ее у лестницы и, взяв за руку, произнес:

– Маришка, пойдем прогуляемся, в кафе посидим…

Обрадованная девочка встрепенулась кудряшками, словно пес, выбежавший из воды, чем определенно подтвердила, чья она дочь, и в одно мгновенье повисла на шее у отца со словами:

– Я мигом, переоденусь только!

Всю недолгую дорогу Маришке хотелось поделиться последними новостями, однако ей не удавалось договорить хотя бы одну фразу полностью – то и дело их останавливали местные горожане или просто здоровались на ходу с вопросом: «Николаич, как дела?» Девочку от всеобщего уважительного внимания охватывала гордость и в то же самое время обида за то, что ее папа, бывший мэр этого города, больше принадлежал им: бурчащему лохматому старику на тихоходной телеге, крупной тетке с большими сетчатыми сумками, очкастому чиновнику, остановившемуся поодаль на дорогой иномарке, и прочему простому люду – нежели родной дочери, которой отцовского внимания всегда было мало. Наверстать упущенное Маришке можно было бы перед поставленной тарелкой с картошкой да котлетой под чудным названием «папараць-кветка», но уж очень хотелось поскорее закинуть в себя невероятно вкусную снедь, а потом и тетка Валя, хозяйка кафе, не преминула присесть за столик, чтобы на короткой ноге (когда еще такое случится!) поболтать с большим человеком.

– Александр Николаевич, миленький, ты скажи только: когда это безобразие закончится? Когда в магазинах что-то появится? Ей-Богу, не понимаю: как дальше жить? И кому он нужен был, этот распад Союза?

И в недавнем прошлом руководитель районного города, получившего статус областного, убеждал тетку Валентину, что надо немного потерпеть и вскоре все заживут долго и счастливо…

Маришке очень хотелось рассказать отцу, как ее ни за что отругала училка белорусского языка и как на днях она с подружкой освободила от живодера бедную собачонку, прикованную к цепи, но, глядя на отца, который пустился в рассуждения о сложном экономическом положении в стране, отвернулась тоскливо и бессмысленно-отрешенно уставилась в окно. Александр, заметив кислую физиономию дочери, спохватился:

– Дочка, мороженое будешь?

– Извини, Александр Николаевич, кончилось еще на прошлой неделе… – тут же отчеканила тетка Валя.

– Тогда пирожное принеси, будь добра, – зачем-то попросил банкир…

Загрузка...