Она посмотрела на желтый стикер, висящий на зеркале в ванной:
«Вымой руки!»
Джесс сняла его, перевернула липкой полоской вверх и, положив пока на тумбу, принялась чистить зеркало. Она тщательно натерла и без того безукоризненную его поверхность, хорошо прошлась по краям, воображая неподдающиеся пятна от воды и брызги зубной пасты. Наконец, оценивающе оглядев зеркало, Джесс кивнула: «Это можно вычеркнуть из списка». В доме они жили вдвоем, имея на выбор аж четыре ванные, – так что зеркало, понятно, и без того было чистым. Просто теперь оно выглядело еще чище, но Джесс была не прочь над ним потрудиться, несмотря на то что было воскресенье и Люси не раз уже пыталась подбить ее взять выходной. Джесс любила работать и предпочитала делать хоть что-нибудь, нежели ничего.
Она прилепила стикер на прежнее место и взглянула на часы. Было девять утра. Время завтрака. Поразительно, как изменилась ее жизнь после той знаменательной среды, и Джесс сама дивилась, как быстро она включилась в свою новую роль и сжилась с Люси. Эту старушку трудно было не полюбить, хотя порой она и являла собой странное сочетание феи-крестной и провинциальной ведьмы.
В тот первый свой вечер в Пайн-Лейке, когда Джесс была принята на работу, она прошла вслед за Люси по дороге за магазином к большому серому дому в викторианском стиле, примостившемуся на лесистом горном отроге над городком. Джесс сочла, что архитектура дома как-то странно сочетается со строениями в стиле Дикого Запада, идущими вдоль главной улицы, так и называвшейся Мейн-стрит, на что Люси ей сообщила, что этот городок – вообще оригинальный экземпляр и был построен ее родителями, переехавшими сюда из Бостона.
Джесс убрала чистящие средства и спустилась по широкой лестнице, скользя ладонью по гладким деревянным перилам. Внизу лестница с обеих сторон закруглялась, выходя в просторную прихожую с высоким потолком. Излюбленной деталью в этом доме у Джесс были вычурные светильники, закрепленные внизу на концах перил. Это были совершенно одинаковые, зеркально копировавшие друг друга чугунные скульптуры чешуйчатой змеи, наполовину заглотившей желтую сферу. По ночам светильники испускали бледно-желтое сияние, отражавшееся от гладкого паркета и наполнявшее весь дом уютным теплым светом. Люси называла их «балясинными лампами», утверждая, что они существовали в этом доме с самой его постройки.
Джесс не привыкла жить в таких огромных домах, как этот. Самое большее, где ей доводилось жить, – это в крохотных квартирках с одной ванной, где в кухне была скромная плита на две конфорки. Дом Люси с двумя обитателями казался ей немыслимо просторным. Мало того, ей все время чудилось, что дом к тому же движется и дышит, точно живой. В нем поскрипывали половицы, глухо стонали стены, двери сами собою открывались – даже после того, как Джесс специально убеждалась, что закрыла их плотно, до характерного щелчка. Люси уверяла ее, что там просто истерлись петли. Впрочем, по большей части Джесс научилась игнорировать все эти странные причуды дома, сделав выбор в пользу той работы, которая ей была очень даже по душе.
Проходя мимо, она коснулась ладонью одной из сферических ламп – она была холодной, будучи выключена уже до вечера, – и легким, едва слышным шагом пересекла прихожую. На входе в кухню Джесс задержалась. В спине ощутилось неприятное покалывание. Возникло чувство, как будто кто-то за нею наблюдает. Джесс напряженно обернулась. В конце узкого коридорчика на первом этаже кто-то стоял, протягивая к ней длинные тонкие руки. Джесс придушенно вскрикнула и попятилась назад. С бешено колотящимся сердцем она помотала головой, посмотрела туда опять… и даже негромко хохотнула. Нет, конечно же, это был не человек – а старинная вешалка с длинными металлическими плечами, на которых висели несколько черных шерстяных пальто Люси. Черт! Какая же она все-таки дерганая! Уже не первый раз ей чудилось, будто она здесь что-то такое видит. Дом Люси с его темными закутками и сумбурным освещением явно играл с ней злые шутки.
Джесс прошла на кухню, к тому месту, где на стене рядом с домашним телефоном телесного цвета висел на канцелярской кнопке бумажный календарь. От допотопного настенного телефонного аппарата тянулся длинный шнур, лежавший на полу поперек плиток, точно развернутая кишка. В доме это был единственный телефон, и за прошедшие дни он еще ни разу не зазвонил. Джесс даже приложила к уху трубку, чтобы убедиться, что там вообще есть гудок.
Люси сразу сообщила своей новой работнице, что все, назначенное на каждый конкретный день, непременно отражается в календаре, и теперь требовала, чтобы Джесс проверяла его ежедневно, а то и по несколько раз на дню. К своему расписанию Люси относилась с исключительной серьезностью. Однако в пятницу вечером Джесс забыла свериться с календарем, а когда вчера утром проснулась, то обнаружила, что Люси уже дожидается ее в кухне. Звякнув ключами от автомобиля, та протянула их Джесс.
– Куда поедем? – поинтересовалась Джесс.
Люси сморщила губы, покачала головой и, закатив глаза, взглядом указала на календарь. Там на этот день значилось:
«Люблю посмотреть на людей в Денвере. Обычно возит Фиби, но я ей сказала, что нынче за руль сядешь ты».
Люси вскинула брови, словно ожидая, что ее работница начнет протестовать, но, хотя Джесс и не радовала перспектива вновь оказаться в этом городе, по большей части ей все же было любопытно, как там проводит время Люси.
Вспомнив об этом, Джесс вздохнула: как потом выяснилось, у Люси оказалась слабость к беспризорным подросткам; старушка даже заговорила с одной девочкой, которая попятилась от нее прочь, вероятно порядком напуганная ее одеянием и безумными глазами. Джесс потерла шею, пытаясь отделаться от чувства вины. Она прожила в этом городе множество лет, однако лишь теперь, вернувшись туда в качестве гостя, прониклась остротой царящих там контрастов. Престарелая женщина перед подъездом с красными растрескавшимися губами и табличкой: «У меня никого нет. Очень нуждаюсь», и куда больше подростков, чем она могла припомнить, с испорченными зубами и пожелтелой кожей, бродящих малыми группками или поодиночке, как та девушка, – в то время как мимо проходят равнодушные ко всему люди в приличной обуви без дырок, уставившись глазами в телефон.
Когда они вернулись в Пайн-Лейк, Джесс с наслаждением втянула в себя горный воздух, радуясь возвращению в этот скромный городок.
Джесс провела пальцем по квадратикам на календаре, пока не остановилась на сегодняшнем дне, на воскресенье. В квадратике почерком Люси было написано:
«Приберись под кроватями. Будь осторожна».
Джесс нахмурилась. Склонность к подобным указаниям была вполне в духе Люси, равно как и ее остроумие, и это немыслимое сочетание двух качеств одновременно и забавляло Джесс, и начинало ей досаждать.
Она повернулась, чтобы открыть холодильник, и замерла. С десяток, а то и больше желтых стикеров усеивали его дверцу, и каждый нес в себе некое распоряжение:
«Позавтракай!»
«Убери молоко!»
«Не садись за руль!»
«Надень пальто!»
Джесс прикусила нижнюю губу. Подобные записки Люси оставляла по всему дому. Создавалось впечатление, что временами в ее памяти будто все расплывалось, и старушка словно на какое-то время выпадала из реальности. Джесс считала это кратковременными приступами, внезапными провалами – потому что в целом для восьмидесятилетней женщины Люси была физически крепкой, в ясном уме и вообще в отличной форме.
Пока в чугунной сковородке шкварчала яичница, Джесс достала с холодильника деревянный поднос со складными ножками, потом переложила яйца на тарелочку, поместила на поднос, сбоку на тканевую салфетку положила тост с маслом и поставила стакан апельсинового сока. Не один год проработав официанткой, уж что-что, а поднос сервировать она умела.
Она тихонько постучала в спальню Люси:
– Ваш завтрак!
Немного выждав, но не получив ответа, Джесс встревожилась. Сердце екнуло, и женщина вздрогнула, отчего сок слегка плеснулся и по стакану стекла оранжевая струйка, оставив на тряпочной салфетке рыжее пятно.
– Люси?
Джесс боком толкнула дверь. Люси сидела в своей широкой кровати с балдахином, подоткнув по бокам одеяло и опираясь спиной на деревянное изголовье. Бодрствующая и сияющая улыбкой.
У Джесс отлегло. Провалы у Люси длились считаные мгновения, и пока что Джесс не считала, что это серьезная причина для беспокойства. И все же она была первой сиделкой у этой престарелой дамы, а потому чувствовала немалый груз ответственности, легший на ее плечи. Она даже уже планировала пообщаться с доктором, наблюдающим за Люси.
– Ты уже сверилась с календарем, Джесс?
Та выставила под подносом ножки, поместила его к Люси на колени и с улыбкой кивнула:
– Сразу после завтрака приступлю к уборке под кроватями.
Но Люси помахала ладонью:
– Нет, я не об этом. Я о гостье. Она сегодня будет?
Джесс покачала головой.
– Фиби? Она вроде не упоминала о том, что сегодня заедет.
– Нет, не Фиби. – И Люси устремила взор за окно.
Джесс поджала губы, чувствуя себя так, будто запоздало включилась в чей-то разговор. Здесь у нее частенько возникало такое ощущение. Пытаясь сменить тему, она спросила:
– А вы, Люси, прожили всю жизнь одна?
Старушка сложила руки перед собой.
– Не всю жизнь. До восемнадцати лет я жила с матерью. Но потом она умерла, и… – Люси немного помолчала. – Ну, скажем, на самом деле мне было куда тяжелее, нежели я это представляла.
Джесс понимающе кивнула. Она в этом возрасте тоже была сама по себе – юная мать-одиночка, которой никто не мог помочь, кроме нее самой.
– Ты сделаешь аборт. – Эти слова матери вдребезги разбили в Джесс даже малую надежду на то, что, может быть, хотя бы теперь ее мать станет именно той матерью, о которой она всегда мечтала. Тем человеком, кто подбодрит ее, уверит, что все будет хорошо, кто заставит ее почувствовать, насколько она важна для него. Тем, кто действительно ее любит.
Джесс тогда прижала ладони к плоскому еще месту на животе, под пупком, словно у материнских слов имелись зубы, готовые вгрызться в ее плоть. Джесс, конечно, не хотела забеременеть – ей было всего шестнадцать, но когда она увидела на тесте две полоски, ее сердце радостно забилось. Она поняла, что это никакая не ошибка, что ей предназначено родить это дитя, предназначено растить его, любить и лелеять.
– Я не стану это делать, – ответила она тихо, но с твердой уверенностью.
От недовольства губы у матери стали очень тонкими. Она посмотрела на Джесс своими изможденными, с красными прожилками, глазами. Щеки ее при люминесцентном свете казались особенно ввалившимися.
– Тогда убирайся отсюда.
– Я понимаю, – ответила Джесс старушке, проглотив застрявший в горле комок. – Я сама большую часть жизни была одна.
– Большую? – вскинула бровь Люси.
У Джесс напряглись плечи. Как бы ни сблизились они с мистером Кимом, он так никогда и не узнал от нее о Шансе. Когда между ними выросла настоящая, доверительная дружба, Джесс хотела было поделиться с ним своим горем, однако за годы женщина настолько привыкла держать это в себе, что как-то язык не поворачивался ему все рассказать. К тому же в ней не было уверенности, что она заслуживает его сочувствия и вообще его дружбы. Но в Люси присутствовало нечто такое, что даже после считаных дней знакомства сумело успокоить Джесс и заставить ее саму захотеть открыть то потайное место, где она хранила свои секреты.
– Мать выгнала меня из дома, узнав, что я беременна. И я некоторое время после этого жила в общежитии.
Люси склонила голову набок, посмотрев на Джесс нежно-голубыми глазами, отчего та отвела взгляд.
– Должно быть, это было очень тяжело, – молвила Люси.
Джесс кивнула, тяжело сглотнув. Она отметила, что Люси ничего не стала спрашивать у нее про беременность. И за это она еще больше прониклась симпатией к хозяйке.
– А что произошло после того, как у вас умерла мать? – спросила Джесс.
Люси кашлянула, прочищая горло.
– Мне остались этот дом и магазин. – Люси посмотрела на свою правую руку, повернула ее ладонью кверху и подушечкой указательного пальца словно провела перед собою замысловатую линию. – Труднее всего справляться самостоятельно оказалось с потерянными концами.
И она погрузилась в молчание, уставясь на свою ладонь.
Джесс внимательно посмотрела на старушку. За минувшие дни Люси частенько упоминала эти «потерянные концы», причем говорила о них с каким-то особым беспокойством. Словно это были заблудившиеся малыши, за которыми она не в силах была уследить. Джесс несколько раз уже спрашивала об этом Люси, но та лишь отмахивалась, как будто объяснять это для нее было слишком трудно. Джесс рассудила, что со временем она и сама узнает ответ.
Внезапно она с испугом заметила, что губы у Люси дрябло повисли, а взгляд стал тусклым и водянистым. Джесс метнулась к ней сбоку:
– С вами все в порядке? – Двумя пальцами она нащупала вены на запястье старушки. Кожа у Люси была гладкой и прохладной. – Люси? Вы мне можете ответить?
Джесс достала свой мобильник, занесла палец над кнопкой экстренного вызова.
– Не стоит устраивать переполох, милочка, – произнесла вдруг старушка, и Джесс с облегчением выдохнула.
– Почему вы мне не отвечали?
Люси улыбнулась:
– Я не могла тебя услышать. – Она откусила от тоста, и масло с него смазалось ей на губы, заблестев белым пятном. – Это было очень шумно.
Джесс подавила вздох и поправила на голове хвост, натянув волосы так туго, что даже напряглись уголки глаз. Загадочность этой старушенции иногда очень раздражала.
– И что же такое шумело? – осведомилась Джесс.
– Мальчик, – легко отозвалась Люси, указав рукой на пол и забавно подняв домиком брови.
Что-то стукнулось в носок домашнего башмака Джесс. Вскрикнув, она прижала ладонь к испуганно забившемуся сердцу и посмотрела вниз. У ее ног лежал маленький камешек, похожий на морскую гальку. Она опустилась на корточки, чтобы его взять, но тут ее внимание привлек неясный звук из-под ложа. А потом золотисто-красная оборка на кровати в одном месте вспучилась, точно в материю изнутри ткнулся кончик маленького пальца.
У Джесс заледенело все внутри. В горле резко пересохло, и она несколько раз энергично моргнула. Но когда посмотрела туда снова – ничего уже не было. Джесс чуть не рассмеялась над собственной реакцией. Разумеется, это была мышка, а никакой не пальчик! Это, видимо, из-за странных речей Люси ей порой мерещилось то, чего не могло быть на самом деле.
Джесс опустилась на колени, осторожно подняла оборку и, прижавшись щекой к ковру, заглянула под кровать. От царящего там непроглядного мрака защипало кожу под волосами. Но Джесс все же мотнула головой, словно стряхивая это ощущение, и подождала, когда глаза привыкнут к темноте. Под ложем у Люси не было ничего, кроме пушистых комков пыли. Джесс с силой выдохнула и опустила оборку. В этом доме были вековые двери и окна. Без сомнения, он был полон сквозняков и всевозможных щелей мышиных размеров.
«Надо поставить мышеловку», – добавила Джесс в мысленный список дел и, подняв с пола камешек, встала. В доме она обнаружила уже множество таких камней, решив, что их с обувью занесли с улицы. Один раз она наступила на камешек босой ногой – он больно впился в чувствительное место на подушечке ступни, отчего Джесс даже вскрикнула. Ей не хотелось, чтобы и Люси так же наступила на камень. С тихим стуком камень полетел в мусорницу. Возможно, если каждый день подметать пол, то этих мелких камешков здесь и не будет. Плюс еще один пунктик в ее список дел.
При мысли, с какой легкостью и привычностью она теперь планировала свои будни, ухаживая за Люси, у Джесс стеснило в груди. Заботиться о старой женщине, живя в ее доме, было для нее нечто более задушевное и личное, нежели работа в доме престарелых. Последняя пора, когда она с кем-то жила бок о бок и о ком-то постоянно заботилась, были годы ее материнства. Прижав ладонь к груди, Джесс попыталась отринуть воспоминания, однако они всегда были при ней – точно фантомная боль в отрубленной конечности. Преследовавшие ее образы порой грозили разорвать ей сердце.
Джесс глубоко вдохнула и почти даже ощутила его запах после ванны, аромат мыла и кокосового шампуня. Тут она заметила, что у нее мокрое лицо, и поняла, что в последние минуты молча плакала.
– Простите, – обронила она и вытерла глаза рукавом блузки. – Это от аллергии. Должно быть, из-за пыли под кроватью.
Наконец она встретилась глазами со спокойным взглядом Люси и даже выдавила слабую улыбку.
Люси сделала пару глотков апельсинового сока.
– Нет ничего постыдного, чтобы как следует поплакать, – молвила она.
В это мгновение раздался дверной звонок, и у Джесс облегченно опустились плечи, когда она услышала, как входная дверь открылась и закрылась.
– Это я! – донесся из прихожей голос Фиби.
Судя по тому, что успела понаблюдать Джесс, эта женщина была ближайшей подругой Люси. Фиби частенько наведывалась ее навестить или поиграть в карты. Она была горячей поклонницей группы «Grateful Dead» и, похоже, считала, что на любые жизненные вопросы можно ответить цитатой из их песни или высказыванием Джерри Гарсии. Джесс очень нравилось, когда та заезжала в гости.
Спустя несколько мгновений в дверях спальни появилось улыбающееся лицо Фиби, и она заняла свое любимое место в кресле у большого окна с видом на озеро. Она была в разноцветной хипповской зимней шапочке с завязками поверх седых кудряшек и в обычном своем джинсовом комбинезоне. От холода на улице щеки у Фиби раскраснелись.
– Сегодня прям пахнуло весной! – весело сказала она, потирая ладони.
Джесс мрачно глянула за окно на голую ветку осины.
– Вы называете это весной, Фиби?
Стоял, конечно, май, однако тех светло-зеленых почек, что уже вовсю пробивались в Денвере, на этой высоте местности не было и в помине.
Фиби хохотнула.
– Как же люблю, когда к нам приезжают жить с равнины! Умеешь же ты их подбирать, Люси! Но я тебе уже говорила, Джесс: пожалуйста, зови меня Иби. Только моя матушка и Люси зовут меня иначе.
И две женщины рассмеялись какой-то лишь им двоим известной шутке. Хотя их разделяли добрых два десятка лет и радикально разные чувства стиля, Люси и Иби были хорошими подругами. «Ведьма и хиппи», – про себя ласково называла их Джесс. И все же эти две женщины понимали и чувствовали друг друга на том уровне, на котором Джесс ни разу в жизни ни с кем не общалась.
Она принялась прибирать поднос Люси, потом помогла ей встать с кровати и усадила в другое кресло у окна, через столик от Иби. Возможно, Люси обычно и держалась несоответственно своим годам, однако сейчас, после долгого сна, она сидела, по-старушечьи растирая колени и пальцы на руках и сосредоточенно насупив брови. Она никогда ни на что не жаловалась; Джесс распознавала ее физическую разбитость в том, как Люси выгибала порой спину, словно пытаясь справиться с болью. За последние несколько дней Джесс смогла убедить хозяйку помедленнее, поразмереннее начинать каждый свой новый день, и Люси, похоже, благодарна была ей за этот новый ритуал по утрам.
– Планируете сегодня опять поехать в Денвер? – поинтересовалась Джесс. Она любила общество этих двух женщин, и их присутствие делало не такой едкой горечь при встрече с родным городом.
– Нет, – возразила Люси. – Мне кажется, мои поездки в Денвер на этом закончены.
Иби удивленно вскинула брови:
– Неужели? Ты вроде бы сочла, что это именно она?
– У меня к ней записка, – неожиданно сообщила Люси и выложила на столик белый конверт.
Джесс помедлила в дверях спальни с подносом в руках, вслушиваясь в их непонятный, с полунамеками, разговор. Она зачастую даже понятия не имела, что дамы обсуждают, и списывала это на тот факт, что Иби с Люси дружат уже долгие годы. Тихо вздохнув, она повернулась, чтобы выйти из комнаты.
– Не выполнишь ли одно мое поручение, Джесс? – вдруг обратилась к ней Люси.
– Да, конечно, – отозвалась она и поставила поднос на боковой столик в коридоре.
Люси подняла в руке конверт:
– Пожалуйста, да завтрашнего утра передай это девочке.
– Девочке? – не поняла Джесс.
– Ну да, разумеется, девочке, – кивнула Люси.
Джесс сжала губы, чтобы вслух не выразить недовольство. Было бы нечестно заставлять такого старого человека, как Люси, испытывать неловкость из-за неспособности внятно излагать свои соображения. Джесс взяла в руки конверт, перевернула. На лицевой его стороне витиеватым почерком Люси было выведено единственное слово: «Стар».
– Это той девочке, с которой мы давеча повстречались в Денвере, – пояснила Иби.
– Той, что просила у вас денег? – подняла брови Джесс. Она вспомнила девочку-подростка, которую вчера так напугала Люси, и почувствовала укол сочувствия. Ее грязная одежда была явно с чужого плеча, но даже великоразмерное пальто не могло скрыть, какой маленькой и худощавой была ее юная фигурка. – Ее зовут Стар?
Люси поглядела на нее напряженным взглядом, едва не с раздражением:
– Да, ты ведь уже это выяснила, помнишь? «Стар» и означает «звезда». – После чего старуха надела на нос очки для чтения и взяла в руки кроссворд с таким видом, будто вопрос исчерпан.
Джесс беспомощно посмотрела на Иби, и та пожала плечами:
– За пару-тройку десятков лет к этому привыкаешь.
Джесс тихо улыбнулась ей в ответ и снова повернулась к Люси:
– Не думаю, что давать ей деньги – хорошая идея. – И когда Люси резко глянула на нее поверх очков, добавила: – Если она на самом деле бездомная, то будет куда как лучше связаться с органами опеки и помочь ей обрести дом. Вот что я имею в виду.
Люси шумно вздохнула.
– Девочка непременно должна получить этот конверт, Джесс. И именно ты должна ей его передать.
Джесс хотела было возразить, но передумала. Твердый тон Люси и уверенный взгляд ясно давали понять, что любые споры с ней сейчас неуместны. К тому же Джесс не хотелось сделать что-либо такое, что могло бы лишить ее нынешней работы. Она вспомнила изможденное лицо той девочки, загнанный, полный глухой боли взгляд ее глаз и содрогнулась. Уличная жизнь была для нее небезопасна, и Джесс, по крайней мере, могла бы ей предложить обратиться в один из нескольких приютов, где такому подростку, как она, могли бы дать защиту и кров.
Люси между тем воздела карандаш и вновь сосредоточилась на кроссворде.
– Шесть букв, – произнесла она. – «Задача камикадзе».
Джесс направилась было к двери с таким чувством, будто про нее уже забыли, ощущая в кармане тяжелый груз письма.
– Но, Люси, – спохватилась она, – а как же я ее там отыщу?
Старушка подняла взгляд от газеты, в глазах ее словно взвихрилась голубизна.
– Хороший вопрос, – проговорила она и склонила голову набок. Потом тихо пробормотала: – Шоколад. – И произнесла уже громче: – Она любит запах шоколада.
Джесс натянуто улыбнулась. Неточный, конечно, адрес, но звучало вполне разумно. Большинство бездомных в центре города, в особенности подростки-беспризорники, тусовались вокруг длинного здания торгового центра на Шестнадцатой улице. Там были две шоколадные лавки, и Джесс помнила наверняка, что нужная ей девочка держалась поближе к той, что на южном конце.
– Суицид! – неожиданно выкрикнула Иби, хлопнув ладонями по коленям, и, широко улыбнувшись, поглядела сначала на Джесс, потом на Люси. – Суицид, – уже тише повторила она.
Карандаш у Люси тут же вскинулся ластиком вверх, и она вписала слово, пробурчав:
– Для тебя это слишком просто, Фиби.
Джесс снова вышла в коридор, взяла одной рукой поднос, другой закрыла дверь спальни. Ноги вдруг стали ватными и непослушными. Она с трудом справлялась с желанием ворваться обратно в комнату и насильно отвезти их обеих в больницу или в какой-нибудь дом умалишенных. Но вместо этого Джесс кашлянула, прочищая горло, взялась за поднос и спустилась по лестнице, стараясь не замечать, как жжет и покалывает кожу на ее запястье.