Весна в Олёкминск пришла ранняя, дружная, снег с сопок скатился повсеместно уже во второй половине мая. С приходом тепла оживилась не только растительность, но и весь около двух сотен люд, обустроивший это поселение на реке Лене.
К этому времени прибыло ещё несколько семей из разных губерний, из Тобольской, Омской, Енисейской. Обживаться начали сразу, с русской хваткой – с утра до вечера посильным трудом заготовляли лес для домов, ошкуривали, двуручными пилами распускали на доски, ставили срубы, устраивали крыши. Утеплялись собранным мхом, в округе которого хоть пруд пруди. И слышны были то тут, то там шарканье и звон пил, стук топоров, тесавших древесину, и молотков, забивавших шканты и гвозди.
Местные же жители занимались на земле посадками картофеля, высаживали разную зелень и овощи, приводили в порядок бедное, но всё же своё хозяйство – ремонтировали крыши построек и завалинок, дровней, наводили ревизию лошадиной упряжи. В округе витал запах оттаявшего навоза, перемешанный с прохладой реки и ароматом леса, плотно заполонившего Олёкминск.
Более двухсот лет стоит поселение со времён, как основали его енисейские казаки под предводительством атамана Петра Бекетова. Поставили острог, и образовался Олёкминский округ. Здесь разместился и исправник, со своими помощником и секретарём, представлявшие полицейское управление. Выслушивали и разрешали они все споры и раздоры меж жителями, вели они и своё делопроизводство, к коему в последнее время относилась и регистрация застолблённых золотоискателями участков.
Около четырёх десятков домов и с дюжину юрт – это и есть окружной центр. Небольшой, но для таёжной отдалённости немалый. А народ всякий и из разных мест: разночинцы, мещане, казаки, мелкие купцы, имелось и своё духовное лицо. Бога здесь чтили и молебен читали, обо всём Господа просили: в охоте на зверя, в заготовке пушнины, рыбы, а в последние годы и в поисках злата, коим так большинство одержимы были.
С первым каюком, приплывшим по реке под вёслами и парусами, в это время здесь появились два человека. С виду выглядели представительными, уверенными, знающими себе цену. По ним было видно – прибыли сюда не ради полюбопытствовать о бытии местных жителей, а по делам, о коих никому пока не говорили.
Местные жители сразу приметили знатных людей и гадали: кто ж такие, откуда прибыли, в связи с чем и по какому поводу? Больше всего сходились в скупке ими золота и пушнины, а чего больше.
Первым, кого посетили неизвестные, как сошли с судна на берег, был исправник Олёкминского округа Ряженцев.
Гости вошли в его контору без стука, а Ряженцев, глянув на вошедших, понял – люди непростые, представительные, и это его напрягло, но виду не показал: «Уж не ревизоры ли Государевы?.. Хотя никто не предупреждал… В таком разе каким ветром и с какими же поручениями или заботами пожаловали?.. Впервые личности вижу, впервые…»
Следом за гостями вошёл мужичок – местный житель. Он поставил нехитрый саквояж прибывших, получил от одного из них плату за услугу, раскланялся и удалился.
Ряженцев повернул голову в сторону своих подчинённых и на их лицах прочёл недоумение, смешанное с любопытством. Интуитивно понимая, что следует как можно внимательнее отнестись к вошедшим господам, предложил присесть на табуреты и представился:
– Исправник округа Ряженцев Святослав Романович, – тут же кивком головы показал на своих подручных: – А это мои подчинённые – помощник Никодим Иванович Постников и секретарь Николай Игнатьевич Малов. А как изволите вас величать и по каким делам прибыли иль с поручением каким?
Гости неспешно осмотрели контору и обитавших в ней чиновников.
Помещение малое, и в тесном её пространстве вольготно могли работать не более трёх человек, коими и были пред ними трое служащих, восседавшие на стульях за канцелярскими столами. Два табурета и лавка, стоявшие при входе, предназначались для посетителей. В углу стоял высокий шкаф, наполовину заполненный папками с клапанами и скоросшивателями, рядом металлический сейф. Мебель пошарканная, познавшая время, но крепкая, видать, сделана мастеровыми на совесть. На стене висела небольшая картина Александра Орловского, отображающая лихого казака на белом коне.
Служащие же разновозрастные. Помощник выглядел старше всех, телом худой, с залысиной и куцей седоватой бородкой; секретарь молодой, высокого роста, по глазам смотрелся смышлёным и шустрым. Исправник средних лет, упитанный брюнет, брови и усы – чёрные как смоль, нос крупный с небольшим бугорком, выглядит опрятно, и, судя по мундиру и начищенным сапогам, любит чистоту и порядок.
– Снимайте с себя сюртуки и присаживайтесь, – пригласил Ряженцев, а секретарю бросил: – Помоги господам раздеться.
Гости, оставшись в рубахах с поверх одетыми жилетами, проскрипев сапогами, подошли к столу исправника, и присели на любезно пододвинутые секретарём табуреты.
– Извольте, представлюсь: иркутский первой гильдии купец Кондрат Петрович Трубников.
Ряженцев глянул на второго.
– Прошу любить и жаловать – действительный статский советник Кузьма Гаврилович Рачковский.
«Давненько такие особы в наших краях не объявлялись…» – мелькнуло в голове исправника, и он, не затягивая паузу, спросил:
– Чем могу быть полезным, господа?
Вместо ответа Ряженцев услышал вопрос от Рачковского:
– Какова здесь жизнь, чем довольствуется народ?
Исправник во всех подробностях изложил гостям род занятий поселения, каковы лесные и речные угодья, поведал о торговле пушниной и меной товаров между охотниками с местными и приезжими купцами, не скрыл и о дрязгах и спорах, случаемых меж людьми.
– И всё? – уточнил Рачковский.
– В округе функционируют прииски, это тема особая, и о ней скажу так…
Ряженцев со всеми подробностями сообщил, где и на каких ключах занят народ промывкой песков, кто является хозяевами разработок, о бедности золотосодержащих пород, о недовольстве наёмных, занятых на промывочных работах. Но, мол, люди терпят, деваться некуда, жить на что-то надо, но и каждый надеется, что вот-вот добыча пойдёт богаче и достаток придёт. Не скрыл и о фактах хищения драгоценного металла на промыслах, виной чего бедность наёмного люда. Скрытно, тайком от хозяев сбывают за продукты и алкоголь, иные прячут на чёрный день, а за руку трудно поймать – где ж горному надзору за всеми усмотреть.
– Понятно, – подытожил Рачковский, дав понять исправнику о достаточности изложенной им характеристики о местных делах.
– Ну а как, уважаемый Святослав Романович, обстоятельства складываются на иных речках, имеются ещё где поисковики золотого песка? – вступил в разговор Трубников. – Какие ключи разведают, от чьего имени?
– Есть таковые. Залихорадило якутских и с других мест купцов и разных предпринимателей, потянулись в нашу таёжную глухомань и народ простецкий за собой тянут из губерний всяких, в основном из крестьянских душ. Так они в надежде фарта и копаются, где укажут, иль в свободном поиске шастают по наставлению слова хозяйского. – Исправник достал журнал, открыл, пролистнул две-три страницы и, тыча пальцем, продолжал: – Вон сколь, аж четыре отряда в пойме Олёкмы, небольшой численностью, а одержимы и друг пред другом в соперниках. Бывают и стычки – меж собой повздорят, словами покидаются, на том и заканчиваются разбирательства до следующего раза. У всех глаза горят, да руки чешутся, гребут лопатами землю, копошатся, а оно всё впустую, вот озлобленность и зависть живут рядом, коль кто знаки золотые обнаружат. Видать, не везде, не во всех долинах богатства оные зарыты.
– Земли-то купеческие или казённые? – уточнил Трубников.
– Всякие в нашей местности, и казённые, арендуемые, а где прииски, так те в ведение купцов переведены. Больше земель государственных пустопорожних, на них тунгусы обитают, с давних пор владеют ими, то ж народ исключительный, на особом положении. Стойбищами стоят, где кочуют с места на место, и всюду одна забота – табуны оленей содержат, ловлей пушного зверя занимаются, рыбу ловят. У них всё скупают, пушнина добрая, мех богатый, что говорить, веками их предки таким ремеслом владеют, знают, где и как зверя взять, как шкурки выделывать, этого у них не отнять – умельцы. Хотя чего говорить, и олёкминские охотники в мастерстве тунгусам не уступают, умеют пушнину достать, меж ними разногласий не усматривалось, меж собою ладят, всяк в своём угодье лыжами зимние путики гладит.
– Где ж угодья люда охотничьего? – Рачковский спросил, наперёд зная ответ – не хотел паузы в беседе, нужно было осмыслить главный вопрос к исправнику, а сам глянул на Трубникова. Они встретились взглядами и понимающе обменялись кивками.
– Да повсюду, волка ж ноги кормят, а тайгу не объять, по всей ей родимой и носят свои ноги, – ответил исправник и, захлопнув журнал, положил его перед собой.
Рачковский смотрел в упор на исправника с минуту, отчего Ряженцев поёжился, в этот момент ему очень захотелось узнать: в конце концов, какая же цель появления этих господ? Его не устраивала неопределённость и затянувшееся с ними общение.
– Вам, любезный Святослав Романович, как представителю местной власти, должно быть известно, кто и где из поселенцев Олёкминска промысел свой ведет. Поди и следопыты есть знатные, коли сказываете, тунгусам в сноровке не уступают. По речкам ближним и дальним хаживают, не так ли? – Рачковский прищурился и пристально продолжал глядеть на исправника.
– Как не знать. В основном люди зрелые, а то и преклонного возраста, есть и молодые, но в делах таёжных никому не уступят – сильны в делах промысловых.
– Вы б, милейший Святослав Романович, по каждому удачливому охотнику изложили б нам подробности, – вставил слово Трубников.
– Да чего тут, какие подробности, все они на виду, в любую избу заходи, там и удалец на все руки.
– И всё же?
– Если вас интересует, кто больше пушнины заготовляет, так они почти все ровня, а характером разные: кто скрытный, кто с открытой душой, кто балагурить любит, иные молчуны, слова не добьёшься. Тот же Савва Меренов, трудяга, живёт один как перст, редко с кем словом перекинется, всё в одиночку и сам себе на уме, – тут Ряженцев вроде как встрепенулся: – А на селе ещё одна душа одинокая живёт – парень неженатый, но охотник бывалый, натаскал его отец, пока жив был, так тайгу эту вдоль и поперёк исходил, лентяем не рос, оттого и трудолюбие в нём упорное, жилистый, в отцову кровь удался, тот был знаток на все руки.
– Почто так говорите – одинокий, ладно отец умер, а матушка не при нём, что ли?
– И она ушла за мужем разом с ним, вот и остался один в избе, что отец построил. Из Орловской губернии семья, а судьба вот так сложилась. А парень видный, умом пытливый, охочий просторы изучать-мерить. Ему во времена Ермака родиться надо было б, так Василий Тимофеевич непременно при себе б его держал, крепкий, что кедр сибирский, и смелостью не обделён.
Трубникову и Рачковскому такая характеристика о молодом местном жителе приглянулась. Таков человек на дело серьёзное гож.
– А как, совестлив ли, замечен ли на руку к чужому? – спросил Трубников.
– Э-э, тут твёрдо скажу: Севастьян Перваков о чужое не пачкается, лежать добро будет чьё, не поднимет, а коли поднимет, хозяину снесёт. Таких немного, средь таковых пять-шесть найдутся, вот, к примеру, тамбовский мещанин Зиновий Окулов, приехал, прикипел к здешним местам, освоился, а характером твёрд и не лукавый, хватка есть и руки не корявые.
– Какого сословия-то будет этот Перваков?
– Из крестьян, а по натуре, как пояснил, редкой породы. Тут вот заходил давеча, но будто его кто поменял – одержимость золото искать взяла. Только вышел из тайги и про золото мне тут выговаривал, мол, желание имеет страстное поисками его заняться и пески золотые мыть. Одержим, словно нашёл уже его где.
– А кто знает, нашёл, а молчит.
– Нет, рассказал бы, не скрыл. А пытать его расспросами не стал. Придёт время – скажет, не нашёл, так оно так и останется. Пушнина его ремесло, где ж ему золотые промыслы осилить. – Исправник ухмыльнулся. – Не того птица полёта, не того.
– Глянуть бы воочию на молодого человека, словом с ним обмолвиться, к делу, может, его приобщим.
– Полюбопытствую, что ж за дело задумано, или не время секрет раскрыть. – Ряженцев глянул на гостей, а сам подумал: уж не слишком ли пытливость проявляю, оно и осадить могут.
Внутреннее волнение исправника не скрылось от глаз Рачковского и Трубникова. Они переглянулись. Трубников провёл ладонью по голове, вроде как пригладил волосы, и неспешной речью ответил:
– Прибыли мы с намерениями разведать земли и речки их омывающие, поисками золота заняться, а если и обнаружим чего, так добычу поставить потребную. А для такой работы нужны-с люди надёжные, чтобы доверить им сию ответственность и мы в них были уверены.
Ряженцев вздохнул с облегчением: «Ну, слава Богу, прояснилось, чего только в уме наворотил… Уж я-то думал, с какой ревизией, а тут вот что, и эти господа туда же – золото привлекло, не даёт покою… Не они первые, не они последние…»
– Что ж, не ново слышать, не ново – много перебывало, да проку мало. Кто знает, может, вас, господа, посетит удача, – облегчённо выдохнул исправник.
– Хотелось бы, милейший, хотелось, в чём мы и надеемся. Приглядимся к людям, познаем, кто чем дышит, и от вашей подсказки не откажемся, определимся с районами поисков, сформируем отряды, и в добрый путь.
– Чем могу, подсоблю, господа, о людях всех премного наслышан, подскажу, кто к чему больше прилежание имеет. Ну, а если с пользой ваше дело обернётся, милости прошу – без промедления регистрацию участка оформим, застолбим, как положено по всей форме.