Отпраздновав Рождество Христово 1846 года, в один из январских дней сидели два человека в доме Трубникова. Вечеровали, пили чай и речь вели о разном. Говорили о делах торговых, политике, государственности, перемалывали слухи, что из-за границы доходили, а тут в Иркутске, обраставшие всевозможными выдумками и небылицами. Эти люди не простые и знавшие друг друга с давних пор. Один – первой гильдии купец Кондрат Петрович Трубников, второй – действительный статский советник Кузьма Гаврилович Рачковский.
Знакомство этих двух людей произошло через сибирского генерал-губернатора Самойлова – царского реформатора и законотворца, ушедшего в мир иной в конце тридцатых годов. Рачковский служил ранее в канцелярии названного генерал-губернатора, добросовестно и с верностью до конца его жизни. Многому научился в производстве документов и познал основу дел государственных.
Рачковский с обыденных новостей разговор перевёл на тему, которая его давно волновала. Ну как давно, два-три года, как узнал о находках золота на далёкой речке Олёкме, впадающей в реку Лену, что-то прочитанное в печатных изданиях, что-то со слов заезжих людей. Далека Олёкма с её многочисленными притоками, но уж больно привлекательной оказалась – нашли золото! Металл-то драгоценный, завсегда дорогой и стоящий, валюта на все времена!
– А вот скажите-ка мне, любезный Кондрат Петрович, известны ли вам какие подробности о золотой находке на севере нашей Иркутской губернии?
– Как тут ответить? – Трубников глянул на собеседника. – Газеты писали, и из уст купца Горемыкина мне кое-что ведомо, он непосредственно участвовал в горных отводах, людей нанимал, разведкой и добычей золота занимался. Много рассказывал, но что из того, коль через два или три года всё там затихло – сказывал он, вроде как золота мало было обнаружено, работы почти и свернули.
– Доподлинно ль известно, где ж конкретно он промышлял? – с открытым чувством внимания задал вопрос Рачковский.
– Отчего ж неизвестно, известно-с. Вот в той самой Олёкме, но не самой речке, а в её притоках. Больше тех, что в верховье в неё стекаются.
– Каким же образом оно ему открылось? Людей знающих посылал иль сам прознал о тамошних местах?
Трубников из самовара подлил в свою кружку кипятку, неспешно щипчиками отколол кусочек сахара и положил его в чашку. Кивком головы пригласил и собеседника сделать то же самое. Рачковский не заставил себя ждать – дополнил свою чашку чаем, отхлебнул и вопросительно глянул на Трубникова.
– Да нет, уважаемый Кузьма Гаврилович, случай ему представился. – Рачковский вскинул брови и, наслаждаясь чаем, сидел в ожидании пояснений, а Трубников продолжал: – На сей момент не могу припомнить фамилию купца, названного мне Горемыкиным, но являлся тот ему своим человеком. Так, он повстречал единожды на ярмарке одного тунгуса. Тунгус присматривал себе товар, вертелся вокруг да около. А потом и обратился к торговцу, мол, хочет иметь понравившуюся вещицу, а денег нет, а есть камешек больно благолепный и завлекательный, тяжеловат и с блёстками. «А ну, покажи, каково чудо носишь», – заинтересовался купец. А тот и достал из-за пазухи озвученный камушек. Купец оказался человеком сведущим, знающим и сразу признал в этом камушке золотой самородок. Понял он, что тунгусу и неведома ценность вещицы. Не мешкая, отпустил ему товар и вопросом озадачил: «Скажи мне, мил человек, откуда у тебя этот камушек, у кого взял или нашёл где?» Тунгус человек простой, бесхитростный, рад свершившейся сделке и в предвкушении, что есть с чем вернуться до стойбища, не стал таиться и всё рассказал как есть. Что он из дальних мест, кочует с сородичами и табунами оленей по сибирским речкам, промышляют пушниной, рыбой. А камушек нашёл на одном из таёжных ключей. «А ты запомнил эту речушку, можешь показать место, где поднял находку?» Тунгус заверил, мол, отчего ж, конечно, помнит и показать может.
– И показал, значит? – хмыкнул Рачковский.
– Показал. Горемыкин в то время, не откладывая, снарядил людей и отправился с ними и тунгусом до мест его обитания. Рассказывал, добирались с приключениями, то ж тайга местами непроходимая, болота, горы, сопками и гольцами оные называют. Места дикие, малоезженые, малолюдные, на многие вёрсты редкую душу встретить можно. В основном люд занимается промыслом копытного и пушного зверя, заготовкой лесных ягод и орехов. – Трубников поставил на стол допитую кружку, пальцами обеих рук поворачивал её медленно по часовой стрелке и, глядя на узоры скатерти, вроде как вспоминал о том, что поведал когда-то ему Горемыкин.
– И как же дело-то пошло? – Нетерпение охватывало Рачковского.
– Открыл он несколько участков, застолбил и зарегистрировал их на своё имя в Олёкминском полицейском управлении. Но как я до вас, уважаемый Кузьма Гаврилович, уже довёл, в течение трёх лет намыли со всех пород около трёх пудов, по пуду в год.
– Что так? Бедными месторождения оказались?
– Видимо, так. Золото есть, но мелкое и с малыми запасами в породе.
– А что далее-то, Кондрат Петрович? Почто оставил сие дело Горемыкин?
– Пуд в год! А затраты-то немалые в этаком предприятии и при такой отдалённости требуются. А работы он полностью не свернул. Один или два прииска до сих пор в работе, правда, функционируют на уровне низкой доходности.
– Да уж окупить средства при одном пуде никак невозможно, одни убытки, ни выгоды и проку мало.
Рачковский отхлебнул глоток чая из кружки и глянул на собеседника, прищурился и промолвил:
– А ведь до меня дошли новости, на Олёкме и поныне несколько приисков, и не только Горемыкина, имеются.
– Есть таковые, вроде как боле десятка насчитать можно-с, однако все они в одинаковом положении – без особой выгодности.
– Кондрат Петрович, а вам известно, чьи это прииски?
– Отчего ж, нескольких хозяев назвать могу. Лично с ними незнаком-с, но о них наслышан. Некий генерал-майор Бражников, отставной поручик Машунский, почётные граждане Завьялов и Денежников и мой коллега почтенный 1-й гильдии купец Гаврил Лагутин. С последним знакомы уж лет несколько, общались неоднократно, в том числе и по делам добычи золота. Много мне он рассказывал о тамошних разработках. И интересные обстоятельства излагал, и печальные, а порой и жуткие. С Горемыкиным они дружны, сами понимаете, что их объединяет. Но опять-таки не настолько тесно, иначе сказать не очень доверительно, полагаю, по причине преобладания меж ними личных интересов в делах промысловых.
– М-да, – промолвил Рачковский и, вновь глянув на Трубникова, наконец озвучил свои сокровенные мысли: – Дорогой мой Кондрат Петрович, а ведь к вам сегодня я с намерениями явился весьма и весьма серьёзными.
– Что ж за соображения вы в себе носите? Судя по вопросам о делах золотопромышленных, уж не решили ли поисками и промывкой золотых песков заняться?
– Решил. Не дают мне покоя вести с тамошних золотоносных открытий. Задумался, ведь не только ключи, что впадающие в Олёкму скрывают в себе клады в породах. Ну, никак так не может быть, никак. Интуиция подсказывает: край тот богат, и в других речных руслах золотоносные залежи имеются. Со знающими горное дело специалистами беседовал, единодушны и они в таком мнении.
– Признаться, вы меня удивили своим заключением, страсть как удивили. Сам иной раз раздумывал над этим, крепко думал, но в такой затее нужны надёжные единомышленники, а таковых пока не усматриваю. На то ж нужны свободные средства, начинать с малыми деньгами промысел заведомо неуместно, обречён на провал. Это что в потёмках иголку искать, тут только случайность спасти может. А в том, что и иные речки в сибирских просторах могут быть золотоносными, с этим с вами согласен.
– Милейший Кондрат Петрович, такой единомышленник перед вами. Сдаётся мне, объединив наши финансы, мы вполне можем осилить этакое большое предприятие. Наслышан, узнав о золотых речках, обнаруженных на северных землях нашей губернии, туда устремились многие практичные люди, а поговаривают, и пройдохи, жаждущие наживы. Как бы не опоздать нам с осуществлением намерений. Заметьте, добрых и стоящих намерений.
Трубников слушал собеседника и размышлял о том же. Ни с кем до этого дня он не делился своими планами о желании приобщиться к поиску и промыслу золота. Его подгоняла душа, будто предчувствовала удачу. А из столь непринуждённого разговора с Рачковским, перешедшего в русло о драгоценном металле, он ещё более укрепился в своих сокровенных и манящих рассуждениях. «Рачковский как раз тот человек – деятельный, зажиточный. Слов на ветер не бросает, знакомы с ним не первый год, надёжная во всех отношениях личность, уважаем в деловых кругах, имеет определённое влияние. Таков не бросит дело на половине пути. К тому же, судя по его осведомлённости о золотых проявлениях, обнаруженных в северной тайге, и его одержимости, он кандидатура подходящая. По сути, в таком щепетильном деле, думается, его участие и наша совместная тяга даже как нельзя кстати», – размышлял Кондрат Петрович.
Трубников встал со стула, сцепив пальцы рук за спиной, прошёлся по залу, подошёл к окну, с минуту-две глядел на уличный пейзаж, продолжая напряжённо думать, прикидывать, что да как. Дело не шуточное, щепетильное и затратное, можно погореть, спалив кучу денег, но и в случае удачи получить огромные барыши. И словно приняв какое-то определённое решение, он резко повернулся и возвратился к столу, присел и, глядя в глаза Рачковскому, уверенным голосом произнёс:
– Не буду лукавить, но мне ваша идея чертовски нравится, – на последнем слове он легонько ударил кулаком по столу. – Да, нравится, и скрывать не буду, я искренне рад вашему, Кузьма Гаврилович, предложению, оно своевременно и актуально. Поиски золота там ведутся интенсивные, и приобщиться к золотым промыслам – это бизнес стоящий, хотя и рисковый.
– Ну, риск в любом большом деле велик, а здесь он, по крайней мере, имеет перспективу – золото-то в речках находят, и это факт неоспоримый, действительный.
– Неоспоримый, это и вселяет уверенность. Что ж, исходя из наших рассуждений, можно не откладывая обсудить всё в деталях. Непременно-с и в ближайшие сроки. Как вы изволите на это посмотреть?
– В любое время к вашим услугам и готов обговорить до мелочей столь интересный замысел.
Испив ещё по кружке чая, оба собеседника, удовлетворённые беседой, расстались, раскланявшись и пожав друг другу руки, договорились вновь встретиться до начала февраля…