В это утро Севастьян поднялся ранее обычного, следовало исполнить просьбу купца и советника: дойти до Окулова, сделать так, как просили.
Подойдя к дому Окулова, Севастьян открыл калитку, а собака принялась лаять, не злобно, но настойчиво.
– Давай, давай, колокольчик, зови своего хозяина, – призывал Севастьян пса, а сам поглядывал то на окно, то на дверь, из которой кто-то должен был появиться.
Дверь избы отворилась, и на пороге появился Окулов, глянул на Первакова и сиплым спросонья голосом произнёс:
– А, это ты, Севастьян, чего ни свет ни заря, стряслось чего или помощь нужна?
– Ни то ни другое. Поговорить след потребно, дело больно неотложное.
– Заходи, коли так.
Хозяйка Окулова – Прасковья уже была на ногах, суетилась подле печки, похоже, готовила похлёбку. Предложила гостю чаю, отчего Севастьян не отказался и присел к столу. Подсел с кружкой чая и Зиновий с желанием составить компанию, он смотрел на Севастьяна и задал вопрос:
– Ну, и с чем же пожаловал?
– Издалече заходить не буду и вокруг да около кружить не стану, а начну в лоб – времени нет много разговоров говорить.
– Неуж так всё серьёзно?
– Больше чем. Ты, Зиновий, и в ум не возьмёшь.
– Что ж за невидаль раскрыть собрался?
– Слыхал, в село двое господ иркутских прибыли?
– Слыхал, как не слыхать, оно даже видел, как мимо дворов вальяжно вышагивали. Кто-то где-то взболтнул, вроде и в твой дом заглядывали. Брешут или правду глаголют, не знаю, но слух пробежал.
– Не брешут, истинно были и разговор вели до полуночи.
– Иди ты! Не уж? – удивился Окулов. – О чём толковали, почто продолжительно?
– За этим и пришёл, выложу как на духу. Ни к кому иному, а к тебе явился. – Севастьян отпил из кружки несколько глотков, хотелось промочить пересохшее горло. – Как-то по осени прошлой ты обмолвился мне, не мешало бы золотыми делами заняться. Было?
– Ну, была мысля, а чего тут отпираться. Многие желания имеют, да где ж знать, где это золото таится. Те прииски, что работают, на издыхании копошатся, вот-вот прикроются, а новые так никто пока не обнаружил.
– Вот тебе что выложу: имеются речки богатые, есть такие речки! Но наперёд заклинаю, о чём скажу, губами не шлёпать, на замке держать след. – Севастьян глянул на жену Окулова. Тот же, заметив, что имеет гость в виду, заверил:
– Нет, нет, не беспокойся – могила. Какие слова здесь вылетят, дальше стен не полетят. Так о каких речках речь идёт? Неужели сам на них набрёл, иль подсказал кто? Не томи.
– Не спеши, не блох ловишь. Есть говорю, есть, и всё тут. По этому предмету и беседу вели с господами. Отряды решили они зарядить и отправить их на поиски и застолбить золотые земли. Долго говорили, много я дум передумал. И так и эдак раскладывал, взвешивал, в уме прикидывал. Одно скажу: не могу в сторону от их предложения отойти, не могу, страсть как хочу жёлтыми камнями заняться, приобщиться к делу занятному.
– Заманчиво, но…
– Чего «но», слушай далее: купец иркутский Трубников – фамилия его такая, так решил меня назначить своим доверенным лицом. Двух человек попросил в помощники подыскать. Напрягали меня насчёт найти кандидатуру и на второе доверенное лицо. Это уж для компаньона купца – статского советника Рачковского. Долго не думал, чего головой мотать, враз твою фамилию и назвал. Заинтересовались они, спрос учинили: кто таков, какой из себя, учён иль неуч, какого сословия, характером ли вышел правильным, а главное, есть ли надёжа в тебе. Рассказал, дурного не выкладывал, а оно и не имеется, давно знаем друг друга. Одобрили выбор и объявили, прежде чем дом мой покинуть: завтра же с утречка раннего дойти до тебя и вместе шагать до полицейского управления.
– А это ещё зачем?
– Бумаги на нас оформлять будут, а к тому настоятельно просили метрики с собой прихватить.
– Ну и рубаху ты завернул, кто б подумать мог, а?.. – Окулов почесал правой рукой затылок. – Дело стоящее, а выгорит ли? Откуда им известны земли злачные, они ж на речках не сеяли, чтоб урожай снять?
– Ты, Зиновий, скажи лучше, согласен ли, готов в компанию и отряд возглавить?
– Думать надо, не шуточно, то ведь не день, не неделю, а месяц, а то и два-три, да что там говорить – до мух белых бродить придётся по тайге, мошку кормить. А потом не факт, что золотую жилу найдём. У господ денег немерено, им что – не обеднеют, а мы-то лето кобыле под хвост бросим.
– Зиновий, ты меня знаешь, говорю: речка есть такая, я знаю, но пока назвать не могу.
– Не хочешь, не можешь или сомневаешься?
– Не могу. Да пойми ты меня, не могу, и сам должен понять почему. Чего пытать меня в таком положении.
Окулов задумался: «Что ж, если верить Севастьяну, утверждающему, что есть такая речка, то резон налицо. Откажусь, а тут вдруг и вправду золото откроют, а я в стороне окажусь… К тому же люди серьёзные поиски оплачивают, зажиточные, раз в глухомань прибыли, знать, намерения их не напрасные. Смотри-ка, доверенность иметь буду, лицом особого порядка значиться. Чего в таком разе раздумывать, да и Севастьян торопит, а больше, видать, господа спешат. А Севастьяну не верить не могу, знатный охотник и на слово кремень. В сомнения кинусь, ждать не будут, другого человека подыскивать станут, на мне клин светом не сошёлся, найдут».
– Ладно, Севастьян, годится. Что ж тут выбирать, капризничать – была не была, а там жизнь сама всё раскидает по полочкам.
Прасковья начала было отговаривать мужа, но Зиновий отмахнулся со словами: не твоё бабское дело, не встревай, даст Бог, так поймаю удачу, а там и заживём иначе.
Окулов и Перваков подошли к полицейскому управлению через час, по дороге всё обсуждали затеянное дело. К тому времени Рачковский и Трубников находились у исправника, вели с ним разговор. Ряженцев внимательно слушал, вникал, участливо кивал головой, тут же давал распоряжения помощнику и секретарю подготовить документы – нужные формуляры и географию всех рек, речек и ключей, находящихся в границах округа.
При появлении Севастьяна и Зиновия деловые люди оживились.
– А вот и наши охотники. Так что, любезный Святослав Романович, можно приступать к оформлению доверенных лиц, – призвал Трубников и указал пальцем Севастьяну приблизиться и подать метрику.
Секретарь взялся за работу, начал составлять документ, а Рачковский отозвал Окулова и вывел его из управы, все поняли – хочет наедине с ним потолковать. Советнику следовало самому убедиться, что собой представляет человек, на которого он намерен оформить доверенность действовать от его имени, в состоянии ли и способен он выполнить нелёгкую предстоящую работу, не боится ли трудностей, можно ли на него положиться и намерен ли идти до конца. Спросил и о Севастьяне, хотел услышать из его уст и о нём характеристику. Рачковский был удовлетворён разговором с тамбовским мещанином. Какой теперь он тамбовский, скорее ставший олёкминским, хотя тамбовским по сословию таковым и значится – отметил для себя Кузьма Гаврилович. Будучи зажиточным, он обладал и богатым жизненным опытом, с множеством людей имел дела, а отношения складывались с каждым по-разному. Кузьма Гаврилович, наученный опытом общения, был способен по глазам, мимике, манерам и говору определить, кто пред ним: честный или хитрая личность, открыто или скрытно желает достичь своей цели.
Статский советник вернулся с Окуловым в управу и дал добро к оформлению потребного документа.
Бумажные формальности были соблюдены, и Окулов с Перваковым, расписавшись в журнале, стали обладателями доверенностей. На документах стояли даты, номера, подписи исправника и печати, а главное, прописаны тексты, поручающие им от лиц уважаемых иркутских господ совершать поиски золотоносных речек в Олёкминском округе и участвовать в их закреплении путём установки столбов, определяющих границы будущих горных работ.
– Видал, Севастьян, прямо как по твоему желанию и велению божьему свершилось – добился к чему душа тянулась, аж доверенным лицом назначен, – так отметил вслух Ряженцев, поглядывая на молодого охотника. – Что ж, удачи, может, тебе повезёт золото отыскать богатое, так Кондрата Петровича и Кузьму Гавриловича порадуешь и сам с Зиновием в стороне не останетесь.
Покинув управление, Рачковский и Трубников направились к постоялому двору, увлекая за собой Первакова и Окулова, следовало обсудить сборы предстоящего похода и узнать наконец-то про речку, название которой Севастьян скрывал. Но Окулов предложил дойти до его дома, там и обсудить всё касаемо дела.
Никто не отказался, все понимали – в постоялом дворе много любопытных глаз и ушей.
Прасковья не ожидала увидеть дома столь важных персон и поначалу растерялась, но, сообразив, что зашли вести особые разговоры, а Зиновий с порога дал знать накрыть на стол, кинулась к посуде и снадобью, захлопотала у печки.
Пока гости раздевались и определялись, где им присесть, хозяйка, словно по мановению волшебной палочки, на стол выставила солёные огурцы, горячую картошку в мундире, жаренное на сковороде мясо, хлеб, а в завершение выставила штоф водки. При появлении бутылки спиртного Трубников заметил:
– А вот это лишнее, не гулять зашли, не праздновать что-либо. Спасибо, но уж будьте любезны, хозяюшка, налейте всем ради отобедать по шкалику, а остальное убрать, в другой раз, даст Бог, повод найдётся.
Выпили, принялись за еду, и пошёл разговор.
Тема беседы пошла сама по себе. Обсуждали, что брать в дорогу, не шибко обременяя себя тяжестью, определялся перечень самого необходимого: вещи, еду, котелки, кружки и ложки, материал, чтоб укрыться в случае непогоды. Особое внимание уделили инструменту: лопаты, кирки, топоры, пилы и, конечно же, промывочные лотки, кои изготовлял из кедра поселковый мастеровой Захар Машуров, решали, на чём лучше везти груз. Рачковский и Трубников предложили на лошадях, Севастьян с Зиновием, в свою очередь, настаивали на оленях, мотивируя выносливостью животных, более приспособленных для тайги. Да, олени менее подвижны супротив коней, если несут на себе всадника, но своей неприхотливостью выигрывали.
Исключительно все расходы, связанные с экспедицией, взяли на себя Трубников с Рачковским, и это не могло быть иначе. Где ж было осилить олёкминским мужикам какие-либо затраты, к тому же в случае удачи хозяевами положения станут купец и советник, а они лишь привлечённые лица.
На Окулова и Первакова было возложено как можно быстрее определиться с надёжными помощниками, договориться с кем-либо из местных жителей взять у них в аренду или купить взрослых оленей для верховой езды и перевозки тюков с грузом. Купец и советник распорядились, чтобы муку, сахар, соль, спички и кое-какой необходимый товар закупили в лавке, на что тут же выдали деньги.
Про оружие и огнестрельные припасы ни Рачковский, ни Трубников ни разу не обмолвились, зная: доверенные лица – это опытные охотники и в тайгу без оружия соваться не будут, как и те четверо бывалых людей, что будут привлечены дополнительно.
Севастьян, как и ожидал, Сохин и Сушков, лишь узнав суть дела, согласились не мешкая, загорелись желанием и заверили: ни Севастьяна, ни знатных людей не подведут, искренне надеялись на успех предприятия.
Окулов же тоже, чтоб не ударить в грязь лицом пред Рачковским, двух охотников подбирал тщательным образом. А знал на селе всех, а потому и не составило ему труда остановиться на Никите Роткине и Семёне Завьялове. Мужики зрелые, самостоятельные, оба семейные, у каждого по одному отпрыску.
В два дня решив все дела, на третий экспедиция в количестве восьми человек покинула Олёкминск.
Севастьян, являясь проводником, ехал на олене впереди, дорога ему была знакома, чего там, прошло немного времени, как он шёл этим путём до Хомолхо. Этой же дорогой решил пойти вновь, хотя можно было и другой. За ним двигались Трубников, Рачковский и все остальные, замыкал цепочку Окулов. Августовский день выдался солнечным, тёплым, гнус не давал покоя, если проезжали мари – жужжал пред лицом, лез в глаза, норовил найти нежное место на коже и укусить. На перевалах и каменистых пустырях ветер сдувал эту мелочь, меньший удел обитания для них были гольцы и вершины сопок.
Трубникова и Рачковского мошка не особо донимала, на их головах были надеты накомарники, предусмотрительно прихваченные с собой на всякий случай из Иркутска. Они видели, как их спутники отмахивались от назойливой мелкоты, однако при этом не обращали на них внимания – сказывалась у охотников привычка к этой таёжной твари.
На первом привале после полудня следовало передохнуть, утолить голод, дать отдых животным и возможность пощипать подножный корм.
Остановились у берега небольшого озера, заросшего со всех сторон болотной растительностью. Мошка, оставив места своих посиделок, почуяла людей и тут же закружила, изучая свои жертвы. Развели огонь, и дым от костра сразу отпугнул их.
– Ага, не нравится, вошь писклявая! – воскликнул Севастьян, подкладывая дрова в костёр и наблюдая за комарами и мошкой, вынужденно отлетевшей в сторону.
Семён Завьялов, набирая воду из озера, наступил на оказавшуюся под ногой лягушку, та, не успев и квакнуть, превратилась в лепёшку.
– Вот же окаянная, что ж притаилась, под сапог попала, – буркнул Завьялов и пнул затихшую тушку в траву.
– Ну вот, безобидную тварь сгубил, – вроде как с упрёком заметил Окулов.
– Не нарочно, зазевалась бедолага, а тут уж… – виновато ответил Семён, – крохотная животина, подлезла не вовремя.
Тут взметнулась стайка уток, перелетев низко над водой, села на другой стороне озера, недовольно крякнули и затихли.
– Может, шмальнём, да пару, а то и две вышибем, так и на огонь сразу, – оживился Семён.
– Некогда с дичью заниматься, что имеется с собой, зажуём и чаем запьём. Трогать след, до конца дня надо бы далее пройти, – не согласился Севастьян.
– Дело говоришь, щипать и потрошить утятину не ко времени, – поддакнул Окулов, доставая из мешка вяленые мясо и рыбу, сухари. – До места доберёмся, там и будем губы свежениной мазать и разносолы устраивать.
Огонь костра, что домашний уют, трещат сухие дрова, влажные ж палки шипят, подсыхают и тоже берутся пламенем. Котелок с водой закипел; настояв в нём листья брусничника, Севастьян всем налил полные кружки, первого, кого уважил, – своих благодетелей.
Для Рачковского и Трубникова глухая тайга выглядела как дремучее необозримое пространство, покрытое безмолвием с подстерегающими опасностями, они вроде притаились за каждым ветвистым деревом, густым кустарником. Но тайга и восхищала их, только здесь и вот сейчас они увидели настоящие сибирские ели и сосны, могучие разлапистые кедры и кудрявые берёзы, а сколько живности! Обширен и богат край, и нет ему цены, а если заглянуть в недра, так и там богатств немерено, трудность лишь в том, сложно обнаружить их, а отыщешь, так достать сокровища русскому мужику всегда по плечу.
Отобедав, вьюки вновь нагрузили на оленей, и путники, оседлав животных, тронулись далее, впереди виделись сопки и их склоны, поросшие завораживающей взор растительностью.