Вытащив из кармана ключ, главная медсестра открыла сейф. Мистер Глоссоп продолжал нерешительно переминаться рядом, и она взглянула на него.
– В чем дело?
– Вы абсолютно уверены, что у вас здесь не найдется для меня никакой запаски?
– Вы уже дважды спрашивали, мистер Глоссоп, и оба раза я вам сказала, что нет. Есть пара запасных камер для нашего автобуса, вот и все. Вы не хуже меня знаете, что автобус намного больше вашего фургона – они просто не подойдут. Нам всем пришлось пойти на жертвы во время войны – это все, что осталось на складе.
– Ну ладно, – пробормотал мистер Глоссоп.
Главная медсестра оценивающим взглядом окинула его чемодан.
– Боюсь, он может сюда не поместиться, – сказала она. – Попробуйте.
Мистер Глоссоп поднес лакированный кейс к дверце. Он оказался по меньшей мере на три дюйма длиннее, чем нужно.
– О боже! – выдохнул кассир. – Весь день везет как утопленнику.
– Нам нужно куда-нибудь переложить деньги, вот и все.
– Ладно, все нормально. Я глаз с него не спущу, мэм, можете не сомневаться.
– Вы не сможете следить за ним, когда уснете, мистер Глоссоп.
– Я не буду спать!
Главная сестра покачала головой.
– Нет, мистер Глоссоп, это не дело. Мы вас устроим в приемной, перед хирургией. Не думаю, что вас побеспокоят, но запереть дверь мы не можем: там хранятся наши лекарства, и я не могу гарантировать, что ночью что-нибудь не понадобится. Деньги у вас уже разложены в определенном порядке, верно?
– Да, это так. У меня есть своя система. Стандартные ставки оплаты, понимаете ли. Я могу с закрытыми глазами вытащить жалованье любого сотрудника. Каждая стопка купюр в отдельном конверте. Моя система.
– В таком случае, – бодро сказала главная медсестра, – большая холщовая сумка прекрасно подойдет! – Она достала аккуратно сложенную сумку из глубины сейфа. – Вот, пожалуйста! Кладите сюда, и вам лучше посмотреть, как я их запру.
Мистер Глоссоп с видом угрюмой покорности принялся опустошать одно за другим отделения своего лакированного чемодана, обматывая каждую стопку конвертов резинкой, прежде чем положить в сумку. Главная сестра наблюдала за ним, сдерживая нетерпение – очевидно, вызванное медленными неуклюжими движениями его рук. В последнем и самом большом отделении лежала пачка фунтовых купюр, скрепленная металлическим зажимом.
– Эти я еще не разложил, – пояснил мистер Глоссоп. – Конверты закончились.
– Вам лучше их пересчитать, верно?
– Здесь сотня, мэм, и еще пять фунтов монетами. – Лизнув большой палец, он быстро пролистал купюры.
– Фу, они же грязные! – неожиданно сказала главная сестра.
– А по мне, и такие хороши! – возразил мистер Глоссоп, издав неловкий смешок. Он вновь скрепил банкноты, бросил их в сумку и следом высыпал монеты.
Главная медсестра завязала горловину сумки куском бечевки, нашедшимся у нее на столе.
– Теперь еще кое-что, – сказала она. – Там в верхнем правом ящике лежит кусочек сургуча. Можете мне подать?
– Вы весьма щепетильны, – вздохнул мистер Глоссоп.
– Я предпочитаю все делать как положено. У вас есть спички?
Передав ей коробок, мистер Глоссоп насвистывал сквозь зубы, пока она растапливала сургуч и опечатывала узел.
– Ну вот! – сказала главная медсестра. – А теперь можете убрать это в сейф.
Мистер Глоссоп неловко присел на корточки перед сейфом. Свет офисной лампы отражался от его набриолиненных волос, подчеркивая жировые складки на затылке и мощные очертания плеч и рук. Запихивая сумку на нижнюю полку, он выглядел как служитель какого-то денежного божества. С тихим кряхтением он захлопнул дверцу. Главная медсестра резкими птичьими движениями заперла сейф и убрала ключ в карман. Мистер Глоссоп с трудом поднялся на ноги.
– Теперь нам можно не волноваться! – сказала главная сестра. Она уже повернулась, чтобы выйти, и тут в дверях кабинета показалась та маленькая медсестра из регистратуры. – Да? Вы ко мне?
– Приехал отец О’Салливан, мэм.
За спиной маленькой сестры стоял викарий с гладко выбритым розовым лицом и зачесанными назад седыми волосами. В руках он держал небольшой чемоданчик и, похоже, хотел поскорее поговорить с главной медсестрой.
– Прошу прощения, мистер Глоссоп. Дело весьма срочное, как вы знаете. Вас проводят, – сказала главная сестра и вышла во двор, оставив мистера Глоссопа утирать пот со лба после перенесенного физического напряжения.
Он слышал голоса, удаляющиеся в направлении личной палаты мистера Брауна:
– …осталось недолго…
– …ах… такое время… как он?..
– …очень. Быстро теряет сознание, но затем приходит в себя. Конечно, вечно так продолжаться не может. Я не из тех, кто верит в чудеса, хотя с этой бурей…
В регистратуре зазвонил телефон, и маленькая медсестра поспешила туда, чтобы ответить. Мистер Глоссоп услышал ее приглушенный голос:
– Состояние мистера Брауна очень тяжелое. Да, боюсь, что так… Стремительно ухудшается.
Мистер Глоссоп кинул через двор рассеянный взгляд на первую военную палату. Его внимание привлекло что-то белое на крыльце. Оно шевелилось. Мистер Глоссоп подошел ближе, а затем – поскольку был любопытен и чрезвычайно близорук – еще на несколько шагов. И с глубоким смущением обнаружил, что смотрит прямо в круглые очки сестры Камфот.
– Прошу прощения! – забормотал он. – Я не понял, что это вы… Уже довольно темно, верно?
– Вовсе нет, – сказала сестра Камфот. – Я видела вас совершенно отчетливо. Спокойной ночи!
Спустившись с крыльца, она зашагала по двору – несомненно, чтобы отчитать очередного припозднившегося солдата, а мистер Глоссоп со слоновьим изяществом развернулся в обратную сторону. «И что же, черт возьми, – думал он, – делала тут эта старая корова?»
Пока главная медсестра провожала отца О’Салливана к умирающему, мистер Глоссоп битых двадцать минут беспокойно ерзал в ее кабинете. Сперва он уселся на стул перед столом главной сестры – более низкий, чем ее собственный, идеально подходящий для строгих бесед с потерявшими голову санитарками и солдатами-обольстителями. Мистер Глоссоп еще больше ослабил узел галстука и закатал рукава своей помятой рубашки. «Чертовски душно», – думал он, надеясь, что главная медсестра права и гроза, которая обещала разразиться вот уже несколько дней, наконец-то пройдет над горами сегодня ночью, наполнив воздух свежестью. «Лишь бы без сильного дождя, – добавил он к своим пожеланиям. – Этот чертов мост и без того выглядит ненадежным, а если еще и река поднимется…»
Стул заскрипел под его весом. Мистер Глоссоп тяжело поднялся на ноги и прошелся туда-сюда по кабинету. С усилием наклонился и подергал ручку сейфа, убеждая себя, что тот надежен. Затем снова выглянул на улицу, окинул взором ряд палат и ряд офисов – в надежде, что главная сестра уже возвращается. Он мечтал, чтобы кто-нибудь уже выдал ему раскладушку на ночь; хотелось немного поспать, но больше всего он желал поскорей отправиться в путь вместе с деньгами: при нем слишком много наличных, черт возьми, чтобы сидеть здесь, и неважно, заперты они в сейфе или нет. Утирая пот со лба и бормоча страшные проклятия в адрес погоды, головного офиса, состояния дорог и общего бардака в стране в военное время, он вновь сел – на этот раз в кресло главной сестры. Ее стол был завален бумагами, и он рассеянно перебрал их, смешав тщательно сложенные в определенном порядке машинописные счета и заметки, сделанные от руки. Он вздрогнул, когда понял, что натворил, – меньше всего ему хотелось попасть в черный список главной сестры, и он аккуратно сложил бумаги как было, ворча себе под нос:
– Если я не уберусь отсюда ни свет ни заря, будет чертовски трудный день. Деньги необходимо выдать еще в четырех местах, и всюду нужно успеть до Рождества, поскольку магазины скоро закроются, а индейки, фарш и еще всякая всячина сами себя не купят. Чертовски трудно. И тут от меня ничего не зависит, абсолютно. Я говорил им, что эта старая колымага свое отъездила. Сказал один раз, повторил еще дюжину. Мне нужен новый фургон, и теперь не самый дешевый. Надеюсь, они поняли, что скупой платит дважды.
Возвратившись в кабинет, главная сестра первым делом взглянула на свои настольные часы. Прекрасные серебряные часы на элегантной подставке. Их подарил юноша, которого она знала когда-то давным-давно. Он смущенно вручил их ей перед тем, как отправиться на прошлую войну – ту, которая, как им обещали, положит конец всем войнам. Обещания оказались пустыми, и молодой человек не вернулся. Не проходило и дня, чтобы она не вспоминала о нем, причем в самом серьезном смысле – призналась она себе, стоя в дверях кабинета и глядя на раздражающий фактор: мистера Глоссопа, дремлющего в ее собственном кресле. Внезапно она заметила, что ее бумаги перепутаны; не пытаясь вести себя тихо из-за спящего незваного гостя, она шагнула к столу и вновь разложила их как надо, нарочито прихлопнув ладонью.
– Ага, вы вернулись… – Глоссоп вздрогнул и проснулся, притворившись, что закрывал глаза лишь на пару минут. – А как дела у того… ну, вы знаете. У пациента, который…
– Умирает?
– Да-да… ну и что там викарий?
– Отец О’Салливан сейчас с ним.
– Ясно, – неодобрительно хмыкнул мистер Глоссоп. – Все эти католические обряды сейчас в разгаре: благовония, колокольчики и тому подобное, верно?
– Вовсе нет, отец О’Салливан – англиканский священник, – ответила главная сестра, пытаясь подавить его любопытство взглядом, от которого вздрагивали молоденькие санитарки. Однако, к своему огорчению, лишь поощрила этим мистера Глоссопа к дальнейшей беседе.
– Простите, надеюсь, вы и впредь дадите мне понять, если я перейду границы дозволенного. Мне нравятся женщины, которые знают свое дело.
Главная сестра не стала развивать тему:
– Сейчас половина девятого, внук мистера Брауна приезжает девятичасовым автобусом. Надеюсь, он успеет вовремя. А теперь прошу меня извинить, мистер Глоссоп, у меня еще много работы.
Глоссоп посмотрел на стол перед собой и сообразил, что бумаги, с которыми он возился, убраны от него подальше, а сам он сидит в кресле главной сестры.
– Да-да, конечно. Не хотите заняться этим вместе? Вам кто-нибудь помогает разобраться со всеми этими счетами? Сложная штука – цифры, а у меня глаз наметанный, поэтому я и получил свою работу. У вас должен быть надежный человек для таких дел.
– Благодарю, но нет, – оборвала она его. – Если вы пройдете в регистратуру – это соседняя дверь, – молодая медсестра о вас позаботится. Она знает, где взять раскладушку и где устроить вас на ночь. И скажу даже так – с великой радостью покажет вам кухню. Только вам придется самому себя обслужить, имейте в виду: наш кухонный персонал работает только днем, и они уже уехали в город последним автобусом. Спокойной ночи, мистер Глоссоп.
Осознав, что его выпроваживают, Глоссоп неохотно покинул кабинет и вышел в сгущающуюся темноту. И все равно еще было чертовски жарко.