Аттина сидела за туалетным столиком и, глядя на себя в зеркало, заканчивала макияж. На ней было облегающее платье без бретелей, красиво подчеркивающее грудь. Сама она такие никогда не носила. Платье принадлежало Марине. Так же, как и блестящие босоножки на высоком, тонком каблуке. Они были тесноваты, но Аттина решила, что ни за что их не снимет.
В них и в этом платье она чувствовала себя увереннее, словно часть решимости старшей сестры передалась и ей.
До ежегодного приема Миранды Коллингвуд оставалось всего несколько часов. Они пойдут на него всей семьей. Впервые Вейсмонты окажутся в одном месте в одно и то же время с тех самых пор, как ее родители перестали разговаривать друг с другом.
Причиной окончательного разлада, стала та напряженная беседа на кухне, обрывок которой Аттина и Амир случайно услышали. Новое неприятное открытие.
Впрочем, пора уже перестать удивляться. Новости сыпались на растерянную голову Аттины Вейсмонт как из рога изобилия.
– Аттина, доченька, ты готова?
Отец церемонно постучал в дверь.
– Одну минуту! – она поспешно сбрызнула туалетной водой запястья и подхватила с кровати сумочку. Эта вещь была ее собственной, лаконичной и простой. Она придавала слишком смелому для Аттину наряду, некоторую благородную сдержанность.
Отец уже ждал ее у лестницы.
– Ты потрясающе выглядишь! – он казался искренне удивленным. – Надо же, я и не заметил, как ты выросла.
Аттина смущенно присела в реверансе.
Мать появилась из спальни и окинула ее внимательным взглядом.
– Мы идем, или нет?
Стелла Вейсмонт надела туфли на каблуке. Плохой знак.
В отличие от Аттины, которая больше похожа на своих отца и бабушку, Стелла Вейсмот ростом была около пяти футов, и для совместных выходов с мужем неизменно выбирала обувь на плоском ходу, чтобы не казаться выше, чем он. Сегодня она это правило нарушила.
Гордая посадка головы, развернутые плечи, платье, обнажающее шею и ключицы, холодный взгляд сверху вниз – все эти детали единодушно демонстрировали отчужденность и недвусмысленное превосходство, обличать которые на людях мать прежде бы не рискнула.
Аттина украдкой взглянула на отца. Он очень любил готовить, также ему навилось приготовленное есть. Зачем вообще проводить время у плиты, если нет возможности насладиться результатом? Божественное наследие уберегало его от излишней полноты, но округлая мягкость там, где принято было видеть строгую геометрию, все же присутствовала, и смокингом только подчеркивалась.
Он не гнался за богатством, не кичился своей родословной, откровенно скучал на светских приемах, и вместо игры в поло предпочитал жевать бутерброды в качестве зрителя.
Мартин Вейсмонт был чудесным папой и заботливым мужем, но все его достоинства лишь еще больше отталкивали супругу.
Он без слов протянул Стелле руку, словно не заметил ничего необычного, и Аттина впервые почувствовала раздражение. Возможно, обида за отца жила в ней и прежде, просто Аттина никогда не заостряла на этом внимание.
Родители никогда не вовлекали их с Мариной в тонкости своих взаимоотношений. Дочери никогда не становились ни оружием, ни арбитрами в конфликтах своих родителей. Чтобы ни происходило между Мартином и Стеллой за закрытыми дверями, для сестер они всегда оставались семьей.
Аттина в очередной раз убедилась, что со смертью Марины, действительно, изменилось все.
***
Кто-то разжег огонь в камине. Недовольно взглянув на приветливо разгоравшееся пламя, Амир поспешил выйти из комнаты. Та самая причина, по которой наследник Гатри-Эвансов, семьи, сделавшей состояние на угольных шахтах, предпочитал снимать в Лондоне квартиру, а не дом. Никаких устаревших способов отопления. Горячая Вода в трубах – только и всего. Понятная, знакомая, подчиняющаяся его дару.
Он отвык от родного дома. Здесь все казалось ему чужим и нелепым, словно он ошибся и приехал не туда. Куда-то исчезли дуб и красный кафель, такие уютные и домашние. Их вытеснили гладкие синие обои, а темные деревянные панели были теперь выкрашены в пошлый белый цвет.
Его собственная комната, стала какой-то нежилой, опустошенной. Когда он вернулся без предупреждения, одинокая кровать была не застелена, матрац ничем не прикрыт. Не было ни паутины, ни пыли, ни какого-либо другого признака запустения, но сразу становилось понятно: сына, который спал на этой кровати, больше нет. И хоть к вечеру стараниями прислуги комната приобрела жилой вид, эта картина, врезавшаяся в память, подтвердила худшие его опасения. Ему никогда не стать частью этой семьи, какая бы фамилия ни значилась у него в паспорте.
Амир неторопливо спустился по лестнице и вышел на крыльцо. Гатри-Эванс жили в ранневикторианском особняке в двух милях от Килимскота. Построенный еще до того, как индустриальная революция докатилась до провинции, элегантный, очаровательный, неподвластный капризам времени особняк всегда восхищал Амира в детстве. В отличие от его обитателей.
Мать и отчим собиралась на прием к Коллингвудам. Отказ не принимался, наследник семьи, вернувшийся домой, просто обязан был там присутствовать.
Что ж, на этот раз у Амира хотя бы есть повод пойти – Аттина Вейсмонт.
Она всегда ему нравилась. Ее голос, мягкий и глубокий, огромные глаза, волосы, окутывающие хрупкие плечи рыжим невесомым облаком. Она была красива, куда красивее заносчивой старшей сестры, с которой Амиру не раз приходилось иметь дело. Но отнюдь не внешность выделяла Аттину, среди потомков Старших семей. Даже тогда, когда остальные сторонились его из-за слухов, младшая Вейсмонт общалась с ним так, словно никогда и ни о чем не слышала, а если и слышала, то не придавала особого значения.
Амир признался бы ей и раньше, но страх причинить кому-нибудь вред, гнал его прочь из города, где все было пропитано Магией.
Вдали от Килимскота, в самом сердце огромного, кипящего жизнью Лондона, или в стенах гарвардского университета, семейные устои и традиции Круга, запрещающие связи между представителями Старших семей, казались нелепым, архаичным пережитком. Амир и сам не заметил, как стал смотреть на вещи шире.
Он признается Аттине сегодня. Очевидно же, что их чувства взаимны. Он любит ее. И если она захочет, если только допустит такую мысль, одного ее слова будет достаточно, чтобы он увез ее из Килимскота в Лондон, как только день Сопряжения миров останется позади.
***
По дальней стене парадной гостиной, сложенной из мелких, желто-коричневых камней, издалека похожих на ракушки, стекала вода. Там же стояли столики, гости прогуливались между ними, негромко переговариваясь. Фуршет, очевидно, еще не подавали.
Прием Миранды Коллингвуд был самым значимым светским событием в году. Аристократические титулы, бриллианты, шампанское. Ближе к вечеру сияющее великолепие слегка подпортят пролитое вино, запинающиеся голоса, оплывшая косметика и остекленевшие взгляды, но такой блеск никогда не потускнеет окончательно.
В огромном круглом аквариуме по центру помещения плавала девушка с блестящим пайетками русалочьим хвостом. Она поднималась на поверхность за глотком воздуха и возвращалась в глубину, к обломкам корабля, художественно разбросанным по песчаному дну. Отрабатывая свой гонорар, она трогала стекло изнутри, махала рукой и снова всплывала наверх, сгибая ноги в коленях, заламывая пайетки там, где хвост никогда не смог бы согнуться, будь он настоящим.
В прошлом году Аттина была здесь вместе с Мариной, сейчас же она стояла об руку с отцом, то и дело опуская глаза в пол, словно прячась. Райден, завидев ее, издалека помахал рукой и бесцеремонно показал большой палец. Сразу стало веселее. Аттина приободрилась и принялась оглядываться по сторонам с бо́льшим воодушевлением.
Мать непринужденно беседовала о чем-то с еще одним из членов Совета. Аттина видела, только ее жемчуга и обнаженную спину, в открытом вечернем платье. Собеседником был не кто иной, как Рейнольд Дэвис, отец Райдена, высокий мужчина с длинным лицом и хищным взглядом светло-зеленых глаз. С непонятной ей само́й грустью Аттина отметила, что рядом с высоким и массивным Рейнольдом Дэвисом ее мать выглядит хрупкой и легкой. Он давил на окружающих внешностью, авторитетом, рядом с ним Стелла Вейсмонт казалась женственней и нежнее. Словно в нем было что-то такое, чем не мог похвастаться Мартин Вейсмонт.
Аттина тут же устыдилась собственных мыслей, но они все никак не шли у нее из головы.
– Найди друзей, я хочу поприветствовать Миранду, – тихо произнес Мартин Вейсмонт, снимая ее руку со своего локтя.
Сама хозяйка вечера, стильная дама с высокими скулами и ироничным изломом бровей, стояла у аквариума, собирая восторженные взгляды и льстивые замечания.
Кивнув, Аттина растерянно оглянулась, в поисках знакомых лиц. Приглашено было не меньше ста пятидесяти человек, друзей, близких и дальних родственников, просто важных шишек. Аттина сильно сомневалась, что мэр города был близким другом Миранды Коллингвуд или знал что-нибудь о традициях Старших семей. Однако он был здесь с женой, дамой ухоженной и элегантной, одетой в самое простое платье, из тех, что уже успела рассмотреть Аттина.
– Вот ты где! Пойдем, тут невероятно скучно! – Райден подхватил ее за руку, стремительно увлекая за собой. – Мы отлично проводим время, только тебя не хватает!
– Мы – это, в смысле, ты? – догадливо уточнила Аттина, пытаясь поспеть за ним на высоких, тонких каблуках.
– Ну я… И что такого?
Аттина с улыбкой взглянула на него.
Единственное, что было похожим у Рейнольда и Райдена Дэвисов – это имена. Во всем остальном отец и сын сильно различались.
Рейнольд небрежно зачесывал назад длинные, чуть вьющиеся волосы, его сын коротко стригся. Отец предпочитал тот самый, непритязательный чисто английский стиль в одежде, Райден – словно в пику ему выбирал чистые насыщенные цвета, благодаря чему голубые глаза и светлые волосы начинали буквально светиться.
Райден был похож на героя американского ромкома, что невероятно злило его отца, сквозь зубы называющего такой вид «глупым позерством».
Впрочем, публика обожала Райдена именно за это, что шло семейному фонду только на пользу, и лишала Рейнольда Дэвиса причины заказать сыну гардероб на свой вкус.
***
Молодежь собралась у бассейна. Пустые бокалы стояли прямо на плитке, обстановка была не в пример расслабленнее, чем в гостиной.
Илай небрежно развалился на шезлонге, Гвен едва удалось отвоевать у него краешек, чтобы присесть само́й. Ее ноги в серебристых босоножках казались бесконечно длинными.
Амир стоял поодаль, и едва завидев ее, подался вперед, чуть не столкнув в бассейн свою сестру. Та рассерженно пихнула его в плечо, но он даже не обратил внимания, не в силах оторвать от Аттины восторженного взгляда.
Сама Вейсмонт украдкой разглядывала шелковую черную рубашку, с парой расстегнутых пуговиц, смокинг, небрежно наброшенный на плечо, стильные туфли. Амир нравился ей всегда, но сегодня как-то особенно.
– Ну что, продолжаем?
– Конечно!
– Вопрос к опоздавшей! Правда или действие?
Аттина даже не сразу поняла, о чем это они. И что Райден обращается к ней.
– А может, не надо… – робко возразила она.
– Еще как надо, – сестра Амира, Джил, решительно протиснулась вперед. – Сейчас моя очередь спрашивать!
Ее разноцветные волосы, собранные в два воинственных хвоста, черный и белый, подрагивали от каждого движения. Светлые глаза, щедро подведенные черным карандашом, сверлили опоздавшую взглядом.
Аттина знала, что не нравится Джил. Вероятно, дело было в том, что интересы и характер у них были совершенно разные. Джил искренне презирала нерешительность Аттины так же, как та не понимала привычки непрерывно лезть на рожон. В каждом жесте, слове, да даже во внешности младшей Гатри-Эванс скользил вызов. На миролюбивый взгляд Аттины – это сильно утомляло.
– Але, Вейсмонт, ты там спишь, что ли? – Джил бесцеремонно помахала рукой перед лицом Аттины.
Раньше чем поняла, что именно она делает, Аттина обхватила запястье Джил, заставляя опустить руку.
Младшая Гатри-Эванс казалась искренне обескураженной. Прежде Вейсмонт даже не пыталась дать отпор. Осторожно освободившись из пальцев Аттины, Джин отступила, потирая запястье.
– Вопрос или действие?
Аттина задумалась. От сестрички Амира ничего хорошего ждать не приходилось.
– Вопрос, – решилась она.
– Чудесно, – Джил выглядела искренне довольной. Она обернулась к брату, скользнула взглядом по Райдену, переглянулась с Илаем, и со смешком произнесла: – Мне кажется, многим будет интересно узнать, в кого влюблена милашка Вейсмонт.
Аттине показалось, что ее сердце пропустило удар. Краска стремительно приливала к щекам, и она никак не могла это остановить. Так же, как и происходящее.
– Итак, мой вопрос. В кого ты влюблена, признавайся, Вейсмонт, – Джил наблюдала ее растерянность с мстительным удовлетворением.
– Я… ну… э-э-э, – Аттина заторможено переводила взгляд с одного лица на другое. Амир казался сосредоточенным, он, очевидно, ждал ее ответа.
Но почему она должна первая признаваться в любви?! Да еще и у всех на глазах!
Илай насмешливо покивал, словно подстегивая.
Гвен выглядела обеспокоенной.
И только Райден ободряюще улыбнулся ей, никак не заинтересованный в ответе.
– Райден.
Аттина даже не сразу поняла, что произнесла это вслух.
Амир вздрогнул и отступил на полшага.
По бассейну прошла волна и выплеснулась на шезлонги.
Гвен едва успела поднять руку. Капли послушно замерли неподвижной стеной и осыпались обратно в воду. Она выглядела обескураженной.
Амир старательно игнорировал насмешливый взгляд Джил.
Что она наделала?!
К счастью, Райден не питает к ней ответных чувств, она сможет все объяснить ему позже.
– Мисс Гвен, ваша матушка зовет вас и вашего брата в парадную гостиную, – голос официанта звучал почтительно и сладко, словно за ворот вылили ложку сиропа.
Гвен неохотно поднялась с шезлонга. За ней поспешили Илай и Джил. Амир ушел последним. Не оборачиваясь.
Аттина вздохнула и неуверенно пошла к двери. Но стоило ей переступить порог, как Райден обхватил ее за плечи останавливая.
– Я тоже тебя люблю, – его губы, едва касались ее уха, посылая волны дрожи. – И я рад, что это чувство взаимно.
***
Отец в задумчивости сидел за столом у дальней стены парадной гостиной, сложенной из мелких, желто-коричневых камней, и Аттина поспешила к нему присоединиться. От Райдена она просто сбежала. Да и что она могла ему сказать?
Увидев ее, Мартин Вейсмонт улыбнулся.
– Все хорошо? Ты взволнована.
– Просто… невероятно, – подобрала подходящее слово Аттина, логично предположив, что здесь, под защитой отца, она может вздохнуть спокойно.
Главное было – по сторонам не смотреть. Она сомневалась, что сможет сейчас выдержать взгляд Амира. Она боялась даже предположить, что он о ней думает. Злится? Презирает ее? Ну еще бы, целовать одного парня, чтобы на следующий день признаться в любви другому.
Отец заботливо придвинул к ней тарелку, на которой красовались холодные закуски, а также ее любимые пирожные с кремом, но есть совсем не хотелось.
Поглощенная своими мыслями, Аттина не сразу заметила, что мимо них прошла Ванесса Гатри-Эванс, четвертая из старейшин Совета, бледная болезного вида брюнетка, с лицом едва тронутым морщинами. Мать Амира.
Она шла очень медленно, сосредоточенно глядя прямо перед собой. Распущенные волосы падали на бледное лицо, казалось, она не видит, куда идет. Неожиданно Ванесса обернулась. Взгляд светло-серых глаз буквально пригвоздил Аттину к стулу.
Гатри-Эванс порывисто приблизилась.
– Я вижу сильную Магию. Очень сильную! Она окутывает тебя, пожирает…
– Мама! – Амир уже спешил к ним через зал. – Ты хотела попробовать салат!
– Салат… – Ванесса Гатри-Эванс словно очнулась. – Салат. Повар Коллингвудов делает восхитительный салат.
– Именно, ты очень хотела попробовать, – Амир осторожно взял ее под руку. – Прошу нас простить…
Аттина еще долго смотрела им вслед, пораженная случившимся.
– Чтобы там ни говорили, мне нравится этот парень, – произнес отец, очевидно, стремясь разрядить обстановку. – Ничего не имею против Гатри-Эвансов. Все эти заморочки с Кру́гом. Его уже лет двести не замыкали. Вот даже интересно, что будет, если появится первенец сразу двух семей? Он займет два места в Круге? Родятся близнецы? Или…?
Аттина почувствовала, что краснеет.
Неужели отец заметил, как Амир выходил из их дома? Или вопрос навеян ситуацией, произошедшей только что?
– Пошли, потанцуем! – беззаботно предложил Райден Дэвис, первая любовь ее старшей сестры. Он только что подошел к их столику, привлеченный сценой, и стоял теперь совсем рядом с ней.
С отчаянием утопающего Аттина принялась шарить взглядом по столу, не находя причины отказаться.
– Райден, ты припозднился, – в голосе отца слышалась легкая ирония. – Аттина только что пообещала танец Амиру.
Гатри-Эванс, успевший отойти на десяток шагов об руку с матерью, обернулся к ним.
Где-то в этот момент Аттина поняла, что спрыгнуть с крепостной стены Замка в Про́клятое озеро не так страшно, как взглянуть в глаза Амиру, после того, что произошло у бассейна. Понять, о чем он думает было невозможно.
Полное унижение.
Атина так перепугалась, что тяжело дышала, как будто после пробежки, грудь ее поднималась и опускалась, а слова не шли с языка. Она осознавала, что, предоставив ей шанс сохранить гордость на людях, не отказавшись от танца, Амир был гораздо более предупредителен по отношению к ней, чем она, объявившая при всех о своей любви к Райдену.
Аттина заметила, как быстро и виновато поворачиваются головы, и поняла, что друзья наблюдают за ними. Однако она собрала все свое достоинство и прошла под руку с Амиром сквозь расступающуюся толпу гостей с высоко поднятой головой.
Амир положил руку ей на талию, и Аттина не удержалась от вздоха. Его ладонь надавила на поясницу, и она прильнула к нему, как тогда в коридоре. Она все вспоминала и вспоминала, как они целовались там, в нише у пузатой вазы, и гнала прочь эти мысли.
Самый неловкий танец в ее жизни.
Она так ничего ему и не сказала. И он тоже молчал.
Райден пристально наблюдал за ними и делал без того сложную ситуацию удушающей.