Мы расположились в саду. Вечерело. Со всех сторон лился красноватый свет заходящего солнца, окутывая кусты и деревья, витиеватые опоры беседки, стол, посуду и точеную фигуру принцессы, которая сидела напротив.
Я умиротворенно наслаждалась пасторальным пейзажем, хотя прежде, меня куда больше восхитил бы сервиз. Хозяйка Замка при последней встрече окрестила его «простым и милым». Она выразила мнение, что отечественную промышленность следует поощрять, и посетовала, что сервиз немного устарел – ему уже не меньше года. По ее мнению, с тех пор производство ушло далеко вперед. Когда она в последний раз была в Лондоне, видела несколько чудесных образчиков. Ее дочь относилась к подобным разговорам с глубоким безразличием. Ведь, по правде сказать, чай, поданный в стаффордской глине или дрезденской, ничуть не различался на вкус.
Наша вынужденная дружба с принцессой настораживающе крепла с каждым днем. Мы звали друг друга по имени, гуляли под руку и были практически неразлучны. Если дождливое утро лишало нас каких бы то ни было развлечений на свежем воздухе, мы, закрывшись в комнате, читали роман или занимались рукоделием.
– Ты веришь в Богов?
Вопрос прозвучал до того неожиданно, что я несколько минут собиралась с ответом.
– Ты хотела сказать в Бога? – любезно переспросила я.
– Ну да, в Бога, – одними губами улыбнулась «подруга».
Я была добропорядочной христианкой каждое воскресенье в церкви, и чуть менее добропорядочной в остальные дни.
– Не больше и не меньше остальных.
– А если бы тебе выпала возможность зачать ребенка от Бога?
Едва не облившись, я поспешно отодвинула чашку с чаем.
Неужели я попала к фанатикам, которые пускают кровь юным девам в погоне за вечной молодостью и прочей ерундой? Читала что-то подобное в прошлом месяце в лондонской газете. Впрочем, если им нужна именно невинная девица – тут бы их ждало некоторое разочарование.
– Античным царицам это удавалось вполне успешно, – с иронией произнесла я. – Вероятно, это даже более ответственно, чем стать любовницей английского короля.
Кажется, собеседница не оценила шутки. В следующий раз напомню себе держать язык за зубами, особенно в присутствии надменных юных принцесс.
***
Библиотека располагалась в башне. К ней вела слабоосвещенная винтовая лестница, устланная ковром.
Мне необходимо было найти себе хоть какое-то занятие, подобающее благородной девице. В деревне рано ложились и также рано вставали, мне, привыкшей возвращаться с балов за полночь, совсем не спалось.
В библиотеке было много тяжелой массивной мебели красного дерева более позднего периода, чем сам Замок, огромный персидский ковер, такого же цвета плюшевые шторы. Длинные полки вдоль северной стены были заставлены книгами. Мне показалось, что здесь кто-то был совсем недавно.
На столе горели свечи, поверх раскрытых а́тласов лежал дряхлый, даже на вид, фолиант. Я не бог весть какой книгочей, но все же стало любопытно.
Я приблизилась, бесшумно шагая по ковру.
Книга была старой. Так, уже уже лет двести никто не разговаривает и не пишет. Удавалось разобрать лишь отдельные предложения.
«…того же племени будет и сильнейший из волков, по имени Лунный Пес. Он… …проглотит месяц и обрызжет кровью все небо и воздух. Тогда солнце погасит свой свет, обезумеют ветры, и далеко разнесется их завыванье…»
Дочитать, что там с небом, я не успела.
Книгу бессовестно захлопнули прямо у меня перед носом.
– Ты еще кто такая?!
Я неторопливо подняла глаза.
Крайне рассерженный беловолосый юноша стоял по другую сторону тяжелого стола, весьма недовольный моим вторжением. С сыном и наследником почтенного семейства хозяев Замка мне еще не доводилось встречаться.
Он был оглушающе, невероятно красив: острые скулы, острый подбородок, полные губы, такие же как у сестры светло-голубые глаза.
Я даже не сразу вспомнила, что нахожусь наедине с мужчиной, поздним вечером. Камеристка, которую пришлось рассчитать еще в Лондоне, не одобрила бы такого легкомыслия.
– Ты кто такая?!
– Вы знаете, кто, – я невозмутимо взглянула на корешок книги. – Так мелодично звучит, но смысл ускользает от меня. Что это за диалект?
– На нем прежде говорили в Ирландии.
– Занятные у вас литературные предпочтения.
Не то, чтобы я пыталась казаться умнее, чем я есть, но это был единственный способ поддержать беседу.
– С каких это пор придворные кокетки читают что-то кроме журнала мод? – насмешливо уточнил наследник.
– Журналы мод не читают. Если бы вы соблаговолили заглянуть вовнутрь, вы бы поняли, что там одни гравюры, – вежливо пояснила я.
Неожиданно он улыбнулся. И стал еще красивее, хоть минуту назад сложно было вообразить, что такое возможно.
– Я так и не спросил вашего имени.
– Ориан.
– Просто Ориан? – насмешливо переспросил он, намекая, что это крайне неприлично.
– Мы ведь непременно станем друзьями, – флиртуя, очевидно, больше положенного, ответила я.
Продавец узнал ее сразу.
– Юлиана нет.
– А когда будет? Мне очень нужно с ним поговорить.
– Он уволился, – последовал незамедлительный ответ.
– Не знаете, где его можно найти? – беспомощно спросила Аттина.
– Что красотка, парень бросил? Хоть не беременная? – тучный мужчина за прилавком внезапно решил проявить участие.
Покрасневшая до корней волос Аттина, могла только отрицательно помотать головой.
– Ничем не могу помочь. Работники у нас, в основном вре́менные, документы мы тут не спрашиваем, чай не публичная библиотека.
Аттина покивала головой, поблагодарила и поспешила наружу.
– Кто заходил? – раздался у нее за спиной еще один голос. Она невольно обернулась. Просто сотрудник магазина. На нем были такие же штаны и куртка, как на Юлиане в их первую встречу.
– Девчонка. Искала Барлоу.
– С белыми волосами?
– Да нет, рыжая.
– Странно, я думал, заинтересуется той, что побойчее. Юлиан стоял тут, в проходе, и смотрел в окно до тех пор, пока они, наконец, не уехали.
Дверь захлопнулась, отрезая ее от собеседников.
Аттина растерянно стояла у крошечного круглосуточного магазинчика по адресу Уэббер-стрит, 12Б, и не понимала, что ей делать дальше.
Где искать Юлиана?
Аттина три дня пилила себя за то, что никак не подготовилась к разговору. Она просто не верила в то, что они действительно найдут его здесь, и раз за разом корила себя за это. Задним числом Аттина придумала кучу, на ее взгляд, убедительных аргументов, прокручивала в голове каждое произнесенное слово. Он хотел ее задеть, и она поддалась, обескураженная его жестокостью. Сейчас она ни за что бы не ушла просто так, добилась бы от него хоть какого-то ответа, но Юлиан Барлоу опять оказался на шаг впереди.
Аттина никому не сказала, куда едет. Сама села за руль, сумела добраться до Килимскота на непрерывно глохнущей машине. Вишневый Мини оказался с норовом, да и механическую коробку передач она последний раз видела, когда ездила с инструктором в автошколе. Мысль об обратной дороге, заставила ее тяжело вздохнуть.
– Аттина?
Она поспешно обернулась. Через улицу к ней торопливо шел Амир Гатри-Эванс. Его тонкая куртка была распахнута, словно пронзительный ветер дул где-то совсем в другом месте. Он словно нес с собой лето и солнечный свет, выделяясь на фоне блеклой английской провинции сумрачным апрельским утром.
– Привет, – настороженно поздоровалась Аттина. – Что ты здесь делаешь?
Встретить Амира у дверей магазина, где работал Юлиан, после того как он показал им тайник Марины, уже не казалось совпадением. После смерти сестры Аттина запретила себе верить в случайности.
– Я остановился воды купить. Потом увидел тебя, – Амир махнул рукой в сторону дороги. Его тяжелый внедорожник весело подмигивал желтыми фарами на обочине между двумя вывесками «Информационное агентство Коллингвуд» и «Коллингвуд. Фототовары», витрина последнего была заполнена яркими желтыми ценниками, наклеенными прямо на стекло.
Ложь была настолько небрежной, словно он и не сомневался, что она ему поверит.
– А ты что здесь делаешь? – поинтересовался Амир.
– Пытаюсь научиться водить машину, – поспешно ответила Аттина первое, что пришло в голову.
– Как успехи?
Они, не сговариваясь, посмотрели на значок «Мини», насмешливо раскинувший крылышки на вишневом кузове.
– Честно признаться, не очень…
– У меня идея, – Амир встрепенулся. – Подожди здесь, я поставлю где-нибудь машину, и мы поедем на твоей.
– Но как ты потом…
– Вернусь завтра, не проблема, – он уже быстро шел обратно к своему внедорожнику.
Аттина осталась стоять посреди Уэббер-стрит, растерянно и смущенно глядя ему вслед.
***
Сестрички Вейсмонт были похожи на котят, которых оставили в корзинке. Логичнее было бы сравнивать их с рыбками в аквариуме, но Юлиану чудились именно котята. Беленький и голубоглазый все норовил сбежать из корзинки, куда его заботливо положили любящие руки, а рыженький спокойно спал на солнышке, накрыв мордочку пушистой лапой. И только когда беленький котенок бесследно исчез, рыжий сперва одиноко сидел в корзинке и жалобно мяукал, а потом тоже полез исследовать большой и опасный мир.
Юлиану хотелось поставить воображаемую корзинку как можно выше, да хоть бы и на холодильник, чтобы рыженькая Аттина никогда не смогла покинуть свое безопасное убежище, вслед за сестрой.
Он не хотел ее обижать. Видеть, как подрагивают слезы на пушистых ресницах «котенка», было тяжело.
Но есть вещи куда ценнее сострадания, уж, это он за свою жизнь уяснил четко.
Круг никогда не будет замкнут. Он принял это решение много лет назад, и тех пор ни разу в нем не усомнился.
Шесть сотен лет Коллингвуды, Барлоу, Дэвисы, Гатри-Эванс и Вейсмонт соперничали друг с другом, плели интриги, изобретали заклинания, совершенствовались во владении Магией, и все ради сомнительной чести на один день возглавить Круг во время Сопряжения миров, призрачного шанса увидеть воочию кого-то из Старших Богов. Сложно представить, сколько погибло первенцев пяти семей за эти столетия, сколько судеб было искалечено в погоне за иллюзорной властью.
Боги смотрели на возню смертных сквозь пальцы. Альвам не было дела до страстишек полукровок, пока они охраняли Радужный мост.
– Ничто в этом мире не заставит меня пользоваться Магией Круга! – внятно произнес Юлиан.
Он стоял на полуразрушенной стене древнего Замка и смотрел вниз, на мертвую воду Про́клятого озера.
Словно в ответ в самом центре, сквозь толщу Воды проступило огромное слепое лицо с распахнутым ртом. Минута – и оно снова погрузилось в бездну.
Круг не замыкался вот уже две сотни лет. Старшим семьям нечего было делить, бессмысленные смерти, наконец, прекратились.
Но двадцать шестого марта две тысячи двадцать второго года Марина Вейсмонт пришла на берег Про́клятого озера и тем самым запустила цепочку событий, поставивших под угрозу устоявшийся порядок вещей.
Юлиан отвернулся и неторопливо начал спускаться во двор Замка по узкой винтовой лестнице, которая пряталась в маленькой угловой башне. Пристроенная позднее, она была тем немногим, что уцелело после событий, вынудивших Коллингвудов навсегда покинуть родовое гнездо. Как и все остальное на много миль вокруг, руины Замка принадлежали этой про́клятой Богами семейке.
***
– Переключай, – ладонь Амира уверенно легла на руку Аттины, помогая сменить передачу.
Весной темнеет рано. Будь она одна, ехать было бы совсем тяжело, но Амир с легкостью решал все ее проблемы. Он подсказывал дорогу, напоминал про передачу, терпеливо повторяя одно и то же, следил за машинами на соседней полосе, и не злился, даже когда она ошибалась раз за разом, и они с полчаса катались по развязке.
Аттине даже начало казаться, что, если бы у нее была возможность поездить с ним еще несколько раз, возможно, она бы сумела совладать с норовистой машиной сестры.
Криво припарковавшись на подъездной дорожке, Аттина с облегчением заглушила двигатель. Никто из них не торопился покинуть машину. Впервые они оказались наедине с того самого почти свидания, которое так неловко оборвалось известием о смерти ее сестры.
Амир всегда держался отчужденно, сказывалось отношение к нему представителей других старших семей.
Они ходили в разные частные школы, поступили в разные университеты. Их с Аттиной объединяли лишь редкие встречи на официальных мероприятиях, куда просто не могли не позвать наследника одной из пяти Старших семей, кем бы он ни был.
Потом Амир перестал приезжать даже на них, а она продолжала ждать. Каждый раз, входя в зал, она надеялась увидеть его среди многочисленных гостей на ежегодном балу Коллингвудов или заметить, как он играет в крокет на пикнике у Дэвисов. Но год за годом ее ждало только разочарование.
Амир сильно ей нравился. Он был очень смуглым, и это невероятно ему шло. Так же, как и темные глаза, чуть вздернутые к вискам брови, короткая стрижка. Одинокая черная прядь чуть вьющихся волос то и дело падала ему на лоб, и Аттине очень хотелось бережно ее поправить.
В тот вечер, столкнувшись случайно, они сидели в кафе, в самом центре Килимскота, ели мороженое, несмотря на то, что только-только началась весна. О чем они тогда говорили, начисто стерлось у Аттины из памяти, но она помнила, что чувствовала себя очень счастливой.
Он сидел совсем близко, от его улыбки кружилась голова, а когда он держал ее за руку – замирало сердце. Аттина скучала по нему, и ей казалось, что это чувство взаимно. Амир, вероятно, поцеловал бы в тот вечер, если бы не звонок отца.
Кто же знал, что вечер, обещавший стать самым счастливым в ее жизни, станет самым страшным воспоминанием?
– Не знаю, насколько уместно… – Амир осторожно взял задумавшуюся Аттину за руку, как тогда, в кафе. – Ведь еще так мало времени прошло… Но я хочу сказать, что…
– Ты встречался с Юлианом Барлоу? – Аттина прервала его на полуслове, словно испугавшись возможного признания. Только не здесь, только не так, не тогда, когда она знает, что он лжет. – Ты ведь искал его в тот день, когда столкнулся со мной в городе, верно? В день, когда мы узнали о смерти Марины.
Амир выпустил ее руку и отстранился. От взгляда Аттины не ускользнула эта перемена.
– Моя сестра погибла. Я должна знать, что произошло, – настойчиво повторила она и, повернувшись к нему, внезапно добавила. – Я очень хочу тебе верить. Помоги мне.
На крыльце дома Вейсмонтов вспыхнул свет. Аттина не обратила на это никакого внимания, с тревогой ожидая ответа.
– Я встретил Юлиана Барлоу случайно, – медленно произнес Амир, словно взвешивая каждое слово. – Он пришел на стену Замка и столкнулся там со мной. Это было давно. Еще до того, как Марина его нашла, даже до того, как я уехал учиться. Я искал его все эти годы. Некоторые све́дения из той синей папки были добыты мной. Мы с Мариной помогали друг другу, но видят Боги, я не имею ни малейшего понятия, что она в тот вечер забыла на Озере. Сегодня я хотел встретиться с ним снова, но увидел тебя и понял, что он опять исчез.
Аттина тяжело вздохнула. Караулить Барлоу в Замке можно было целую вечность. И он мог так и не заглянуть туда до самого Сопряжения.
– Но, мне кажется, я знаю, как его найти. Мне для этого нужен телефон, бумага и ручка, – неожиданно прибавил Амир.
Аттина встрепенулась.
– Зайдешь? Дома есть ручки, и даже бумага, – с легкой иронией сказала она.
Амир молча кивнул.
Они выбрались из машины, поднялись по ступеням крыльца. Аттина открыла дверь, торопливо путаясь в связке ключей.
В прихожей было темно, но где-то далеко, на кухне горел свет и звучали голоса четы Вейсмонт. Аттина невольно прислушалась, о чем так громко спорят родители.
– А что я могу?! – голос матери звучал возмущенно, словно продолжая разговор, начала которого они не застали. – Ты видел, что стало с Гатри-Эванс?!
Аттина в ужасе перевела взгляд на Амира, жалея, что вообще пригласила его зайти. Они замерли в тени коридора, не дойдя до кухни каких-то пару шагов.
– Она нарушила правила и лишилась Магии! Ей даже вторая форма теперь недоступна. Предлагаешь последовать ее примеру?! Марине нужно было просто подождать! Сопряжение открывает возможности нам недоступные. За один день она смогла бы сделать для семьи больше, чем все ее предки за двести лет!
– Стелла! Твоя дочь умерла! Ты хоть осознаешь, что произошло?! – отец был не просто рассержен, он был в ярости. – Как ты можешь говорить о семье, о Магии, когда Марина… Еще немного – и мы избавились бы от Твари навсегда! Как подумаю об этом…
– Если. Если бы избавились. Ванесса Гатри-Эванс безумна. Я бы не стала верить каждому ее слову. К тому же… не все ли равно? Марина могла бы возглавить Круг, у нее был характер, способности к Магии, а Аттина… очевидно же, это не для нее.
– К Альвам Круг! – окончательно взорвался отец. – Да ты просто… просто…
Отзываясь на сильные эмоции, вода в раковине вскипела, а где-то позади кухонных ящиков прорвало трубу. На белом кафеле неумолимо расползалась огромная лужа.
Аттина стояла в темном коридоре, с бешено стучащим сердцем. Она знала историю Амира. О таком не говорили вслух, не упоминали на людях, но общественное неодобрение уже двадцать пять лет, с самого рождения первенца, грозовым облаком висело над Гатри-Эвансами. Мать Амира что-то знала о Твари, имела возможность творить настоящую мощную Магию, но вряд ли сейчас кто-то был способен различить правду и вымысел в словах женщины, год за годом медленно лишающейся рассудка.
– О Боги, мне так жаль, – чуть слышно прошептала Аттина, то ли извиняясь за то, что Амир стал свидетелем неприглядной сцены, то ли сочувствуя ему самому.
Вместо ответа младший Гатри-Эванс молча прижал ее груди, словно бы без сил привалившись спиной к стене коридора. Аттина обняла его в ответ и, повинуясь странному порыву, приподнялась на цыпочки. Она целилась в щеку, но Амир в последнее мгновение повернул голову, и робкий поцелуй пришелся в губы.
Где-то совсем рядом чета Вейсмонт бурно обсуждала Магию и сантехнику, даже не догадываясь, что за стеной, в нише между шкафом и пузатой вазой их дочь отчаянно целуется с сыном Ванессы Гатри-Эванс, словно выплескивая горечь последних недель.