Роберт Одли выехал из Саутгемптона почтовым поездом и вошел в свою квартиру ранним утром, когда в пустые комнаты вползал холодный серый рассвет и канарейки только начали расправлять перышки.
Среди писем в почтовом ящике не оказалось ни одного от Джорджа Талбойса.
После долгой дороги молодой адвокат падал с ног от усталости. Впервые за двадцать восемь лет безмятежное течение его жизни нарушилось. Он начал терять представление о времени. Ему казалось, что с момента исчезновения Джорджа Талбойса прошло несколько месяцев, не верилось, что с тех пор, как Джордж оставил его спящим под ивами у ручья с форелью, не прошло и двух суток.
Глаза слипались. Роберт еще раз обошел квартиру в поисках весточки от Джорджа и, не раздеваясь, упал на кровать в комнате с канарейками и геранью. Он решил подождать утренней почты и, если не придет письмо от Джорджа, незамедлительно отправиться в Ливерпуль.
Измученный молодой человек сразу забылся сном – глубоким, тяжелым и безотрадным. Ему снились незнакомые люди, чужие дома, куда он проникал в тщетных попытках разгадать тайну телеграфного послания, кладбище в Вентноре, могильная плита, заказанная Джорджем для умершей жены. Во сне Роберт подошел к могиле и увидел, что могильная плита исчезла, и каменотес сказал, что нужно убрать надпись по причине, которую он со временем узнает.
В другом сне он увидел открытую могилу Элен Талбойс и ждал, чувствуя, как волосы встают дыбом от холодного ужаса, когда мертвая женщина поднимется перед ним в жестком, как панцирь, саване, обтягивающем окоченевшие члены. И вдруг из разверстой могилы выскочила жена его дяди, одетая в алое бархатное платье, в котором ее изобразил художник, со сверкающими, точно красное золото, локонами.
Во все эти сны смутно вплетались места, где он бывал в последние дни, и люди, с которыми он недавно общался: дядя, иногда Алисия, а чаще всего миледи, ручей с форелью в Эссексе, липовая аллея в усадьбе. В одном сне он прогуливался по тенистой аллее с леди Одли, повисшей у него на руке, как вдруг вдалеке грянул гром, и дядина жена обвила шею Роберта своими тонкими руками, крича, что настал судный день и что теперь он узнает все страшные тайны. Ее прекрасные золотые локоны превратились в змей и медленно поползли по нежной белой шее.
Роберта разбудил стук в дверь. Стояло хмурое серое утро, в окна барабанил дождь, и канарейки печально переговаривались, видимо, жалуясь на плохую погоду.
– Должно быть, это бестолковая миссис Мэлони, – проворчал он. – Не беда, постучит еще раз. И почему бы ей не открыть дверь своим ключом? Обязательно надо вытаскивать из постели смертельно уставшего человека!
В дверь вновь постучали, затем перестали: очевидно, стучавшему надоело, а через какую-то минуту в двери повернулся ключ.
– Значит, у нее все-таки есть ключ, – пробормотал Роберт. – Хорошо, что я не встал.
Он видел через приоткрытую дверь, как прислуга снует по комнате, вытирает пыль с мебели, переставляет с места на место безделушки.
– Это вы, миссис Мэлони?
– Да, сэр.
– Тогда, во имя всех святых, зачем вы подняли такой шум, если у вас есть ключ?
– Какой шум, сэр?
– Зачем вы колотили в дверь?
– Я не стучала, мистер Одли, я сразу открыла своим ключом…
– Тогда кто же стучал? Кто-то тарабанил в дверь с четверть часа назад. Вы никого не встретили?
– Я сегодня припозднилась, сэр, и убирала сперва в комнатах мистера Мартина, наверху, а от него спустилась прямо к вам.
– Так вы никого не видели у двери или на лестнице?
– Ни души, сэр.
– Какая досада! – расстроился Роберт. – Выходит, я позволил незнакомцу уйти, не узнав, кто он и чего хочет! А вдруг он приносил известие от Джорджа Талбойса?
– Если так, сэр, то он наверняка вернется, – резонно заметила миссис Мэлони.
Найдя телеграфное послание, Роберт потерял всякую надежду получить известие от Джорджа. Он чувствовал, что в исчезновении друга есть тайна, какой-то вероломный вражеский план. Может, алчный тесть молодого человека пытается их разъединить по той причине, что деньги вверены попечению Роберта Одли? Что, если – ведь и в наши цивилизованные времена творятся всякие ужасные дела – что, если старик заманил Джорджа в Саутгемптон и покончил с ним, чтобы завладеть двадцатью тысячами фунтов, оставленными маленькому Джорджи под опекой Роберта?
Правда, ни одно предположение не объясняло телеграфного послания, которое вызывало у Роберта смутную тревогу.
Почтальон не принес письма от Джорджа Талбойса, а человек, стучавший в дверь, так и не вернулся, поэтому Роберт вновь покинул Фигтри-Корт в поисках друга. На этот раз он велел кэбмену ехать на Юстонский вокзал и через двадцать минут уже изучал расписание поездов.
Ливерпульский экспресс отбыл полчаса назад, и пришлось больше часа ждать пассажирский.
Черт побери, пока он слоняется по платформе, нервно натыкаясь на чемоданы и носильщиков и кляня свое невезение, полдюжины кораблей могут уплыть в Австралию!
Роберт купил «Таймс» и, найдя глазами вторую колонку, с болезненным интересом стал изучать объявления о пропавших людях – сыновьях, братьях и мужьях, которые ушли из дома и больше не вернулись.
Его внимание привлекло сообщение: недалеко от Ламбета обнаружено выброшенное на берег тело молодого мужчины. Что, если и Джорджа постигла такая участь? Нет, телеграфное послание указывает на причастность к исчезновению Джорджа его тестя…
К восьми вечера Роберт добрался до Ливерпуля и узнал, что за последние два дня в Австралию отплыл лишь один корабль с эмигрантами, сегодня в четыре часа – «Виктория Регия», направляющаяся в Мельбурн.
Чтобы узнать, кто отплыл на «Виктории Регии», пришлось ждать до утра. В девять часов Роберт уже стоял под конторой. Служащий, к которому он обратился, учтиво достал нужную книгу и, пробежав острием ручки по списку пассажиров, сообщил Роберту, что человека по имени Талбойс среди них не значится. Тогда Роберт поинтересовался, не появился ли кто-нибудь из пассажиров в последнюю минуту. Услышав вопрос, один из служащих поднял голову и сказал, что помнит молодого человека, который пришел в контору и заплатил за проезд в половине четвертого. Его имя оказалось последним в списке – Томас Браун.