Чертополоховый мед (Galactites tomentosa)
Имеет пикантный цветочный вкус.
Это мед очищения, он способствует регенерации и восстановлению. В его аромате есть нотки корицы, карри и хризантемы. Светло-янтарного цвета, кристаллизуется в течение года.
У него не получилось бы вытащить лодку на отмель. На деревянном причале в рыболовецкой гавани, широко расставив ноги, сидел Никола Гримальди и смотрел на море. Волны цвета жидкого свинца рокотали, вздымались вверх, покрывались белой пеной, а затем разбивались о деревянные балки. Он чувствовал вибрацию в ногах, а яростные брызги ударяли по брезенту. От соли щипало в горле, а шум моря звучал для него как суровое предзнаменование.
В его жизни был период, когда он забыл о море. Его миром стали стекло, сталь, высотные здания, встречи и совещания. В те мрачные годы он даже и не подумал бы во время шторма подойти к воде, чтобы привязать лодку. Он просто купил бы другую. Но это раньше. А сейчас все изменилось, он сам изменился, его способ смотреть на окружающий мир. Отношения с морем тоже поменялись.
Теперь буря не остановила бы его. Потому что море наконец-то снова стало частью его жизни. Ведь то, что в детстве было любимой игрой, раскрыло в нем профессионала и сделало из него настоящего мужчину.
Он мгновенно рассчитал время и бросился к лестнице. Катамаран качался, подталкиваемый волнами. Он схватился за перила и почувствовал, как волна поднимает лодку. Дождался, пока волна отойдет, и привязал один огромный трос к основанию, другой – к штурвалу, а вторые их концы прицепил к столбу волнореза, создав прочную опору. Нужно было послушать старика Гомера, подумал он. Лодка находилась в слишком опасном месте, а море не прощало ничего подобного.
Он поднял голову, устремил взгляд в небо, которое наконец прояснилось. Летняя гроза, рьяная и быстрая. Капли соленой воды стекали по коже. Дождь перестал, он снял с себя брезент и положил в рюкзак.
Он собирался спускаться вниз, как вдруг на скалистом берегу заметил сидящую девочку. На фоне грозной синевы моря выделялась ее желтая маечка. Он оцепенел. Спустя миг он уже был на пристани и мчался к ней. В таком опасном месте волна могла унести ее в море.
– Вот дурочка!
Девочка поднялась на ноги. Волна угрожающе вздулась.
Николе показалось, что кровь утекает из вен. Осознавая это, он все еще надеялся, что успеет вовремя. Но мысль, что может не успеть, гнала его вперед. За миг до того, как бурный поток нахлынул на девочку, она отпрыгнула на два шага назад на перемычку, добралась до пляжа и убежала.
– Проклятая девчонка, – запыхавшись, пробурчал Никола. Он опустил руки к коленям и, переводя дух, проводил ее взглядом.
Протер лицо рукавом кофты и пошел обратно.
– Черт побери! – выругался он.
Причал был залит белой пеной, и рюкзак с брезентом исчезли.
Усталый закатный свет просачивался сквозь облака, которые потихоньку начинали рассеиваться. На мгновение Никола помрачнел, его твердые черты лица исказила гримаса. Он потряс плечами и направился к машине, припаркованной неподалеку. Решил, что вернется попозже, поставит катамаран на якорь в бухте, где укроет его от непогоды.
Он покрутил головой и размял мышцы шеи. Затем вздохнул. Не девочка, а дьявол во плоти! Он развернулся на своем «Лэнд Ровере» и поехал за дюну, что отделяла его от дороги.
Внезапно в памяти всплыло отдаленное воспоминание. Девочка, пение и море, которое укачивало ее и баюкало. А потом улыбка и поцелуй. Мимолетное ощущение, когда вдруг ласково коснулся его ветерок. В изумлении он смотрел на пустоту перед собой. Затем покачал головой.
Он включил зажигание и повернул руль. Визг шин на асфальте и шум моря слились воедино.
Анжелика ждала, пока паром пришвартуется. Путь занял менее получаса, и все время она провела на мостике. Пока она рассматривала горы в поиске того, что много лет назад оставила тут, ветер разметал ей волосы.
Она управляла своим фургоном, совершая такие резкие маневры, будто ее подталкивала какая-то крайняя необходимость. Как только Анжелика оказалась в порту, тут же направилась в сторону деревни. Объезжая стороной улочки старого города, слишком узкие для ее огромного фургона, продолжала оглядываться по сторонам и отмечать основные ориентиры на пути, чтобы не потеряться. А потом поняла, насколько бессмысленна была эта предосторожность, выработанная годами путешествий: она прекрасно знала, куда ехать.
Она не могла дождаться, как увидит дом Яи, но вместе с тем ей было страшно.
Когда в конце улицы она заметила ряд низких домиков, с облегчением выдохнула. Старые, маленькие домишки с крышами из камыша и черепицы. Подъехав поближе, она увидела, что они недавно выкрашены, а на подоконниках и на земле у стен стоят горшки с красной геранью, базиликом и розмарином.
Они вспомнились Анжелике разом, так что сердце сжалось в груди. Вот дом вдовы Мурру. Каменная лавка, на которой сидела пожилая синьора и вышивала – как всегда, на своем месте под окошком. Следом за этим двор Ансельмо Ару, который тянулся вдоль сооружений из кирпича. А там, чуть дальше, заборчик синьоры Аделины Монтис. Весной на нем распускались белые розы, огромные и пышные, как все цветы, что росли в Аббадульке. Это вдруг вспыхнувшее воспоминание поразило ее. Она совершенно забыла эти детали, а теперь они всплывали в памяти и были такими яркими, как аромат тех цветов, что хранился в ее памяти.
Рассматривая все вокруг, Анжелика испытывала одновременно и облегчение, и тревожность ожидания. Она хотела бы ехать чуть быстрее, нажать на газ, но продолжала вести размеренно и осторожно. Посреди небольшой вымощенной камнем площади высилось огромное дерево, а рядом с лавочкой бил фонтан. Вода выходила из камня и переливалась в сосуд, напоминающий глиняный кувшин.
«Как красиво, – прошептала она, оглядываясь по сторонам слегка в нерешительности. – Эта деревушка и правда так красива».
Ничего не изменилось.
Анжелика стала вглядываться в глаза прохожих. Она внимательно изучала их лица, наблюдала за их походкой, за манерой двигаться, стараясь выискать детали или что-то знакомое. Лица людей, которых она знала и которые составляли часть ее жизни.
На площади было полно народа. Толпы туристов с фотоаппаратами останавливались перед магазинами: сувенирными, продуктовыми, бутиками одежды. С того места, где сидела Анжелика, был виден еще и ювелирный магазин Джаннеллы. Непроизвольно она дотронулась до шеи, на которой висел тяжелый кулон из оникса в филигранной оправе. Она с детства носила это украшение, подарок Маргариты на десятилетие. Надевая ей на шею кулон, Маргарита сказала, что он будет защищать ее. Она нашла его в вещах, оставленных в Риме. Анжелика потеребила его немного. Визг детей, что бегали за мячом, сменялся ревом клаксонов. Все это сплеталось с музыкой, доносившейся из припаркованной рядом машины. Запахи еды и соленого моря соединялись с ароматами ладанника и розмарина, и этот родной букет навсегда отпечатался у нее в памяти. Она остановилась перед пешеходным переходом, чтобы пропустить синьору, и когда их взгляды встретились, Анжелика силилась вспомнить, кто это. По выражению лица синьоры она поняла, что та занята тем же. Синьора помахала ей рукой в знак приветствия, Анжелика машинально ответила. Проезжая вперед, она ловила на себе взгляды людей по обеим сторонам дороги. И заметила, что некоторые внимательно ее разглядывают. Неужели узнали? Эта мысль разволновала ее. Она собрала волю в кулак, чтобы всем ответить приветствием, и поехала дальше.
День был солнечный. Синева неба отражалась на крышах домов, подсвечивая их. Слишком много красоты вокруг. Сердце переполнилось, и Анжелика вдруг поняла, как на самом деле скучала по этим местам.
Она съехала с асфальтированной дороги и далее двигалась по проселочной дорожке. Вывески не было, но направление было правильным. Она знала это.
«Почему они улетают?»
Маргарита и Анжелика стоят перед ульем и наблюдают, как рой пчел взмывает ввысь. Весна настала неожиданно. И пчелы начали роение раньше обычного. Маргарита подготовила новые ящики, выстелила их листьями лимонного дерева и дикими травами. Потом она запела. Такая доверчивая. Многие рои предпочтут остаться, а остальные улетят.
– Они что, поссорились? – грустно сказала Анжелика. Маргарита погладила ее по волосам.
– Нет, они не поссорились. Знаешь, этот рой – это ребенок той пчелиной семьи. Как ягненок – сын овцы, а цыпленок – сын курицы.
Анжелика морщит лоб и наблюдает за роем и за Яей.
– Ты уверена?
Маргарита смеется.
– Ну конечно.
– Но в нем тысячи и тысячи пчел. Как рой может быть ребенком?
– Просто представь, что это так. Один, созданный из многих. Попробуй, это несложно.
Анжелика ненадолго задумывается и вспоминает, как учительница днем ранее показывала ей клетки под микроскопом. Она сказала, что все мы состоим из миллионов таких клеток. Вот теперь, кажется, она поняла. Пчелы – как клетки, и все вместе они создают единый организм.
Она нетерпеливо фыркнула, когда в очередной раз пришлось притормозить. Старый «Ситроен» перед ней двигался со скоростью улитки. Пешком дошла бы быстрее, подумала Анжелика и уже стала раздражаться. Она отвыкла от этих ритмов, да и забыла, что там, в Аббадульке редко кто спешил.
Дыхание восстановилось и стало уже почти ровным, сердце билось спокойно и на своем месте, а не где-то в горле, как все утро. Впервые после отъезда из Рима жгучая горечь, которая сопровождала ее на всем пути, отступила. Домики по краям дороги появлялись все реже, а апельсиновые сады и оливковые рощицы за железными воротами и стенами становились все обширнее. Между одним домом и другим простирались открытые поля.
– Вот мы и приехали, – сказала она Лоренцо, притормаживая. Пепита, как всегда, спала, свернувшись клубочком в углу.
Справа от Анжелики высилась красная стена с колючим палисадником их чертополоха в человеческий рост. Из верхушек эти тонких колючих золоченых стеблей выглядывала лиловая кисточка, до того блестящая, что Анжелика на мгновение вынуждена была прикрыть глаза.
Обеими руками она схватилась за руль, нагнулась чуть вперед и устремила взгляд на высившиеся перед ней стены из камня и глины. Припарковавшись у ворот, она вышла из фургона.
«Ситроен», который тащился всю дорогу перед ней, был припаркован чуть дальше, у забора. Анжелика бросила на него рассеянный взгляд и сосредоточилась на связке ключей в руках – тех самых, что Мария вручила ей вместе с письмом от Маргариты.
«Аббадульке, 8 мая 2013 года.
Дорогая Анжелика, в сердце и в душе ты мне всегда была как дочь.
Все, что у меня есть, что я покупала и чем я владею, все без исключения теперь принадлежит тебе. Я оставляю это тебе, чтобы ты верно всем распорядилась.
Чтобы ты все это сберегла.
У тебя именно те глаза и та душа, что нужно.
Они помогут тебе найти то старое дерево, ведь ты его живой росток. И ты можешь услышать, как говорит родник, ведь знаешь его язык.
Найди и дерево, и родник, это будет вершиной твоего пути. Это твоя задача и конечная цель.
Запомни эти мои слова, потому что однажды, когда придет твой черед, ты должна будешь сделать то же самое.
Как поступила и моя мама Элодиа, передав все это мне.
Оберегай знание, приумножай его любым способом, а затем делись им.
Ответ в улье.
Ответ у тебя в душе.
Все, что тебе нужно было знать, я тебе сказала. Все остальное, что ты якобы не знаешь, я тебе показала. В доме ты найдешь все необходимое.
Позаботься о дереве. Знай, что оно будет тебя защищать. Испей из источника, от которого все мы, хранители, и произошли.
Получи мое наследство, Анжелика Сенес, и охраняй его заботливо, мудро и с любовью.
Шлю тебе мое благословение, доченька.
Маргарита Сенес»
В связке были ключи от дома, амбара и от всех построек тех огромных владений, где Анжелика жила в детстве.
Она несколько раз вдохнула, затем взяла связку и один за другим попыталась вставить ключи в замочную скважину. Когда один подошел, она вдруг судорожно рассмеялась тем нервным смехом, когда смеешься без причины, лишь бы не расплакаться. Она уткнулась лбом в ржавый металл и на миг прикрыла глаза.
– Я пришла, Яя, – тихо прошептала она, пытаясь остановить дрожь в пальцах.
– Кого вы здесь ищите?
Анжелика вздрогнула и обернулась. Перед ней стоял тот самый мужчина из «Ситроена». У него был грубый голос и рассерженное выражение лица. Кожа была так смугла, будто солнце его самый верный друг и соратник, а зеленые, сверкающие глаза еле-еле виднелись за прищуренными веками. Но что-то еще раздражало Анжелику в этом взгляде. Машинально она протерла ладони о джинсы.
– Я… на самом деле никого.
Он слегка наморщил лоб и нагло уставился на Анжелику. Затем снова прищурился.
– Кто вы такая?
Сначала Анжелика решила проигнорировать вопрос. Она обернулась. Никого не было видно, да и Лоренцо остался в фургоне. Анжелика услышала лай своего пса и яростно выпалила.
– Меня зовут Анжелика Сенес, а вас?
– Что вы здесь забыли?
Вообще-то это не его дело. Анжелика даже собралась так и сказать, но предпочла ответить помягче.
– Здесь жила моя тетя.
Мужчина вытаращил глаза, посмотрел на дом, опять на Анжелику.
– Маргарита? – произнес он еле слышно, словно ему было трудно выговорить это слово.
– Да, Маргарита Сенес, – ответила Анжелика.
Он покачал головой.
– Мы ее похоронили на прошлой неделе.
– Знаю.
И в этом согласии скрывалась такая невыносимая боль, что слова были не в состоянии ее выразить.
Мужчина вдруг отпрянул, будто только в тот момент осознал, что присутствие Анжелики было неслучайным.
– Как вы узнали? Имею в виду, о смерти Маргариты? – изумился он. – Вам что, кто-то звонил?
– Кто-то? В каком смысле?
Что за дурацкий вопрос, подумала Анжелика.
– Вы не здешняя.
Это было утверждение, а не вопрос.
– Как вы узнали, что Маргарита умерла?
– Здесь с Маргаритой была моя мать.
Мужчина еще внимательнее пригляделся к Анжелике.
– Ее имя?
Да что этому типу нужно? С какой стати он забрасывал ее всеми этими вопросами? Ну да, они были в Аббадульке, где понятие частной жизни имело совсем иные смыслы. Но даже по местным меркам любопытство незнакомца граничило с наглостью. Анжелика заметила, что мужчина ужасно взволнован.
– Мария Флоринас, – пробормотала она.
– Что?
Мужчина покачал головой, затем взглянул на дом. Он сжал пальцы в кулаки и сунул их в карман.
– Ну, тогда мы родственники, – пробурчал он, неожиданно расплывшись в улыбке.
Анжелика нахмурилась.
– Я не понимаю.
– Меня зовут Джузеппе Фену, я твой кузен.
Он не протянул ей руку, да и его взгляд вряд ли можно было назвать доброжелательным. Анжелика никогда не общалась с семьей отца, никто из его родни и слышать ничего не хотел ни о ее матери, ни о ней самой. За исключением Яи.
Видимо, он был сыном одной из родственниц отца. Она смутно припоминала лицо какой-то женщины.
– А, понятно.
– Эти ключи, – спросил он, указывая на связку в ее руках. – Кто тебе их дал?
Ей не нравилось, как этот кузен – или дядя, или племянник, кем бы он ни был, – смотрел на нее, и тон его тоже. Анжелика занервничала еще больше.
– Мне их дала Маргарита.
Джузеппе оторопел.
– Что за чушь ты несешь?
Ей потребовалось титаническое усилие, чтобы не отшатнуться при виде угрожающего взгляда этого мужчины. Она уже собиралась вытащить письмо Маргариты, но вдруг передумала.
– А в чем, собственно, дело? – спросила она. Анжелика не могла понять, что же такое происходит, но интуиция подсказывала не очень-то доверять ему. – Я чего-то не знаю?
Джузеппе не ответил, а вместо этого, бросив огненный взгляд, развернулся и ушел. Хлопнув дверцей, сел в машину и умчался, подняв клубы пыли.
– Расскажешь кому, не поверят, – пробормотала Анжелика. Она смотрела вслед «Ситроену», пока он не исчез из виду, и, нахмурившись, вернулась к воротам.
И все вмиг стало неважным.
Джузеппе Фену выветрился у нее из головы, как и все остальное.
Вот он, дом Яи, такой же красивый, каким она его помнила. Даже еще красивее. Она поймала себя на том, что улыбается, не в состоянии отвести взгляд.
Дом занимал всего один этаж, одна лишь башня возвышалась над зданием. Обожженные кирпичи, белая штукатурка блестела на полуденном солнце, а сквозь трещинки в стенах пробивался вьюнок. Затем одна за другой вереница огромных стеклянных дверей и облезлых ставней, некогда синих, сейчас сохранивших лишь намек на былой цвет. Этот бледно-голубой в сочетании с зеленью газона, краснотой маков и желтизной маргариток делал облик этого старого и тяжеловесного дома благороднее. А вот и она, старая глициния. Сколько раз Анжелика пряталась среди ее ветвей? Сколько бус сплела из ее цветущих кистей? Казалось, будто это дерево обнимает дом и защищает своими длинными сучковатыми черными ветвями. Неожиданно поднялся ветер и, принеся с собой насыщенный аромат, заколыхал это лиловое море. На мгновение Анжелика почувствовала, как лепестки нежно касаются кожи, и ей показалось, будто старая глициния заключает в объятия не только дом, но и ее саму.