Сергей Леонидович повел плечами, разминая уставшую спину. Утро сегодня выдалось нелегкое.
Поздно ночью привезли роженицу, которая в медицинской карточке значилась как «старородящая». Возраст поступившей и в самом деле оказался не юным, тридцать восемь – это хоть и не старость, но уже далеко и не молодость. Поэтому, конечно, первые роды в таком возрасте – не всегда оглушительное удовольствие.
Женщину, появившуюся в роддоме в два часа ночи, Бог характером не обидел. Она, сцепив зубы, лишь тихо стонала да время от времени спрашивала о состоянии ребенка. Бригада, дежурившая в эту беспокойную ночь, естественно, ко всему привыкла и всякое повидала, но с поступившей дамочкой все-таки намаялась: то воды рано отошли, то ребенок шел неправильно, то кровотечение началось… Пришлось врачам и акушеркам попотеть, попереживать, но все же счастье им улыбнулось, и все разрешилось благополучно.
И вот теперь, уставший, но бесконечно довольный и собой, и коллегами, заведующий роддомом присел, наконец, у себя в кабинете и перевел дух.
Дверь неслышно распахнулась и на пороге показалась медсестра, еще не ушедшая домой после ночного дежурства:
– Сергей Леонидович, извините… Можно?
– Да, Маша, проходи. Что у тебя?
Медсестра протянула заведующему пачку бумаг:
– Медицинскую карту роженицы заполнит Алла Дмитриевна… Ну, той, что ночью рожала. Отчет за полугодие Вам оставить или Варваре Петровне отдать?
Мужчина вздохнул и легко кивнул:
– Оставь, оставь… Она тоже устала. Я сам проверю, подпишу. А ты чего домой не идешь, смена-то твоя уже закончилась? А?
Маша, проработавшая много лет с Сергеем Леонидовичем, лишь пожала плечами:
– Куда уж тут домой… Успею еще. Дел по горло, сами знаете… Заведующий нахмурился:
– Дел у нас здесь всегда много. И все же, Маша, ступай домой. Отдыхать тоже надо. Иди, иди… А то завтра будешь как выжатый лимон. Давай, собирайся.
Глядя на ее уставшее лицо, заведующий поинтересовался:
– Как там дома? Все в порядке?
Маша добродушно отмахнулась:
– Да. Нормально. А что нам? Дети выросли, разъехались. Мы теперь вдвоем вечера коротаем… Скучно.
Медсестра прошла по кабинету, положила принесенные бумаги на стол и, кивнув, вышла. Но не успел заведующий взять в руки первый документ из лежащей рядом стопки, как зазвонил телефон. Досадливо поморщившись Сергей Леонидович взглянул на светящийся экран.
Но как только он понял, кто звонит, тут же поспешно ответил, чувствуя, как в груди заплескалась тихая радость:
– Да, милая?
В трубке зазвенел веселый девичий голос:
– Папуль, привет!
Мужчина засиял:
– Доброе утро! Ну, что? Ты уже на ногах?
Слушая щебетанье дочери, заведующий светился счастьем. Дочь свою он обожал. Он любил ее так сильно, что мог часами говорить с ней, поощрял любые желания, с удовольствием делал ей подарки, покупая и безделушки, и драгоценности с одинаковой щедростью. Анна отвечала отцу тем же: не скрывала от него свои проблемы, делилась девичьими радостями и бедами, советовалась, жаловалась и обязательно прислушивалась. Отношения дочери и отца складывались наполненные большой любовью и уважением и вызывали у окружающих и зависть, и изумление.
Сегодня Сергей Леонидович, к своему огорчению, говорить долго не мог:
– Анечка, я должен работать.
Прости, доченька, очень много дел.
Дочь сразу же поняла:
– Ой, а я болтаю и болтаю. Ну, все, все. Иди, спасай своих новорожденных. Целую.
Отец довольно улыбнулся, согласно кивнул и вдруг спохватился:
– Ой, подожди, милая…. А ты зачем звонила-то? Что хотела? Анна поспешно затараторила:
– Я хотела тебе рассказать о практике… Но это долгий разговор, потом дома поболтаем. Все, папуль! Работай. Не хочу тебя отвлекать.
– Ну, ладно, ладно… Пока, дорогая, надо, и правда, делами заниматься. Сама понимаешь, женщины в роддоме не могут ждать… Маме привет.
Нажав кнопку отбоя, Сергей Леонидович задумался.
Отчего-то вспомнился тот далекий день, когда появилась на свет его любимица. Окунувшись проворной памятью в давний холодный и неприветливый зимний вечер, отец лишь только пожал плечами:
– И как я мог без нее жить раньше?
Ему и впрямь теперь не верилось, что когда-то его Анечки не было на свете. И он спокойно жил без нее, без ее ослепительной улыбки, без ее озорства, без блеска умных лукавых глаз.
Доктор погрузился было в сладкие воспоминания, но, тут же спохватившись, тряхнул головой и, встав из-за своего большого стола, распрямил плечи и шагнул из кабинета.
Надо работать.
Городской родильный дом жил своей обычной жизнью.
Повседневной, привычной, устоявшейся… Суетились медсестры и нянечки, слышались истошные стоны из предродовых палат, спешили озабоченные врачи… Все как всегда.
Роддом – вечное испытание, посланное и женщинам, кричащим от жестокой боли, и врачам, здесь работающим, и отцам, сходящим с ума от долгого и томительного ожидания.
Родильный дом – это священное место, где переплетаются и невыносимая боль, и сковывающий страх, и бесконечная радость, и уносящий в небеса восторг, сотканный из слез, умиления и облегчения. Это новая жизнь, едва ступившая на Землю, хрупкость и зыбкость, надежда и уверенность. Это целый комок бурлящих чувств, сплетение безумной любви и сильнейшей благодарности.
Родильный дом – это сгусток эмоций, выплескивающийся с мольбами и криками, шепотом и рыданиями.
Сергей Леонидович, отдавший этому заведению почти тридцать лет своей жизни, любил и это довольно старое здание, и свой коллектив, ставший его второй семьей. Он знал по именам всех санитарок и нянечек, медсестер и врачей, интересовался успехами их детей, помогал решать домашние проблемы, доставал необходимые лекарства, порой успокаивал и часто поругивал.
Он просто жил этой жизнью, не представляя себе иной, не мечтая об отдыхе и не пытаясь как-то отвлечься от дел насущных.
Сергей Леонидович сочувствовал всем поступающим роженицам, заботливо поддерживал их и строго наставлял. Пациенток своих он оберегал от ненужных потрясений, старался облегчить их природную боль и приглушить естественный страх.
Каждый новый рабочий день становился для Сергея Леонидовича подарком, испытанием, сюрпризом и благословением.
Итак, рабочий день закрутился по спирали, затягивая в свой бурлящий водоворот и докторов, и пациенток, и всех, кто каким-то образом оказывался в городском родильном доме.
Заведующий, погрузившись в обыденные, привычные заботы даже и не заметил, как за окнами снова стало темнеть. День уходил.
Зимние вечера скоротечны, загадочны и неожиданны.
Вдруг наползает густая синяя мгла, сразу темнеет, и день, еще не доживший до своего временного конца, все-таки уступает очередь раннему вечеру, властно поглощающему дневной свет.
Все в этом мире повторяется.
Декабрь, завершающий годовой цикл, напористо и стремительно приближал любимый праздник.
Доктор, с головой ушедший в каждодневные хлопоты, о грядущей новогодней суете еще и не думал. Все было некогда. Круговорот дел в его роддоме никогда не кончался, не останавливался, не ослабевал, хотя это Сергея Леонидовича совсем не удручало.
Человек ко всему привыкает. Ко всему, как ни странно…
И к заботам, и к работе, и к достатку, и к бедности…
К любви и ненависти. К горю и бедам.
Ко всему в этой жизни можно привыкнуть, кроме одного: к смерти никогда нельзя привыкнуть. Никогда.
В их роддоме такая беда случалась очень редко. Но здесь о ней помнили все и всегда. Помнили, хоть и не говорили. Не принято об этом судачить. Врачи ведь со временем тоже суеверными становятся.
Часов в пять Сергей Леонидович наконец-то опять вернулся в свой кабинет. Довольный прошедшим днем он взглянул за окно:
– Надо же, уже темно. Куда только время летит? Ну, да ладно. Все-таки нынешний день не бездарно прошел.
И правда, было чему радоваться.
Документы на поставку нового оборудования согласовали. Ремонт на третьем этаже закончили. Приемное отделение, отреставрированное и обновленное, сегодня в полдень торжественно открыли.
Хорошо-то как! Целый год не зря трудились.
Дверь кабинета скрипнула, приоткрылась, и уставшая женщина в белом колпачке на седых волосах заглянула в кабинет:
– Ты здесь, Сергей Леонидович? Можно?
– Заходи, конечно, Варвара Петровна. Садись. Чаю хочешь?
Женщина, вздохнув, чуть качнула головой:
– Давай, коли не шутишь, выпьем по чашечке. Что-то я устала сегодня. Ой, устала! Какой-то бесконечный нынче день выдался. Просто безумный…
Сергей Леонидович включил небольшой электрический чайник, стоявший на низкой тумбочке у окна, достал пачку с заваркой и озабоченно взглянул на женщину:
– Чай-то какой заварить? А? Зеленый? Или черный хочешь?
Варвара Петровна устало отмахнулась:
– Ой, да перестань уж… Какая разница? Все равно.
Но потом, подумав, все же добавила:
– Если есть зеленый, давай лучше его…
Заведующий согласно кивнул:
– Ну, давай зеленый.
Заварив в стеклянном чайничке ароматный чай, терпко пахнущий жасмином, доктор присел за стол:
– Пусть немножко настоится, будет чуть крепче, а то к концу дня мозги уже кипят…
– Да, – вздохнула женщина, поправив седые волосы, – слава Богу, день к закату. А то, кажется, еще бы часок – и я бы упала без сил.
Сергей Леонидович насмешливо прищурился и недоверчиво подмигнул коллеге, сидящей напротив:
– Да брось ты… Я ж тебя сто лет знаю – минут двадцать посидишь и опять, как заведенная, побежишь! Или, что? Неужели годы дают себя знать? А, Варь? Не поверю ни за что! Намедни слышал, с какой активностью ты молодежь гоняла по отделению…
Варвара Петровна, улыбнувшись, развела руками:
– Это ж я по праву своей должности. Мне как твоему заместителю это позволено. Или нет?
Она подняла на мужчину уставшие, чуть покрасневшие от напряжения, глаза. Тот, пожав плечами, тут же согласился:
– Это да… Конечно, позволено. Тебе все позволено – ты же моя правая рука.
Они пили свежий душистый чай и по привычке, сложившейся годами, анализировали уходящий день.
Сергей Леонидович, сделав глоток, вопросительно взглянул на коллегу:
– Как там наша юная роженица? Как все прошло?
Варвара спокойно кивнула:
– Ничего. Трудно рожала. Да и стресс, конечно, схватки-то на улице начались. Прохожие «скорую» вызывали. Но ничего, все обошлось.
Заведующий светло улыбнулся:
– Кого ж ей Бог послал?
– Мальчишку, – довольно ухмыльнулась женщина, – такой карапуз славный. Богатырь – четыре кило.
– Хорошо, – Сергей Леонидович выдохнул с облегчением, но тут же опять нахмурился, – а эта мамаша, которая двойню сегодня родила? Как у нее дела?
– Отдыхает. Гемоглобин низковат, но посмотрим… Тоже мальчишек родила. Так радовалась, так плакала от счастья… Прямо в голос Богородице молитву читала.
День завершался. Еще один день из нескончаемой временной круговерти.
Трудный. Счастливый.
Обычный рабочий день городского родильного дома.