Кира, сидя за своим большим старым столом, старательно заполняла зачетки.
Марта Михайловна, войдя на кафедру, внимательно посмотрела на коллегу:
– Что это Вы, Кирочка, сами пишите? Поручите-ка это Соне, она-то уже с ведомостями закончила. Пусть поможет Вам…
Кира подняла голову и улыбнулась:
– Ну, что Вы! Я, Марта Михайловна, обожаю это дело. Да и расписываюсь я сейчас только в зачетках тех студентов, кому экзамен «автоматом» поставила.
– Ну, тогда понятно, – заведующая кафедрой согласно кивнула, – с отличниками всегда приятно дело иметь.
Марта, вздохнув, прошла и присела за свой стол. Открыла ящик, сложила туда папки с курсовыми работами и, поправив элегантные очечки, обернулась к Соне:
– Сонечка, а что у нас с чаем? Будьте добры, заварите свеженького. У нас ведь еще заседание кафедры через два часа. Сейчас начнут подъезжать наши преподаватели, доценты, я еще и аспирантов пригласила. Пусть послушают… Вопросов много, зачетная сессия заканчивается. Хочу пригласительные как раз раздать, из ректората принесли сегодня.
Кира, услышав, удивилась:
– Пригласительные? Какие еще пригласительные, если не секрет?
Марта Михайловна загадочно помолчала, а потом, сморщившись, лишь махнула рукой:
– Ой, не умею я секретов хранить. А от Вас, Кирочка, тем более… В общем так… В главном корпусе 28 декабря будет новогодний вечер для профессорско-преподавательского состава, то бишь для всех нас.
– Ой, как здорово, – Соня даже в ладоши захлопала, но тут же осеклась, погрустнев, – а меня-то, наверное, не пустят.
Марта Михайловна недоуменно нахмурилась, взглянув на девушку поверх своих модных очков:
– Как это? Почему ж это Вас не пустят?
Соня опустила голову:
– Ну, как почему… Я ведь не профессорско-преподавательский состав? Я обычная лаборантка.
Кира, услышав это, громко расхохоталась, а Марта осуждающе покачала головой:
– Ой, Соня, Вы меня когда-нибудь просто уморите Вашими глупостями. Вот интересно, как это такие ужасные мысли рождаются в Вашей прелестной головке? Надо же еще додуматься до такого! Поймите, Вы – работник нашей кафедры, и значит пойдете обязательно. И потом… Если не Вы, то кто? Вам сам Бог велел плясать от души на таких праздниках. И если даже наши профессора и академики, которым уже под восемьдесят, пойдут, то вы – тем более, непременно… Так что готовьте, Соня, наряды.
Девушка, довольная ответом заведующей кафедры, обрадовано выдохнула:
– Ой, спасибо!
И тут же засуетилась:
– Я сейчас чайку сделаю. Через минуту свеженького принесу… Она понеслась за книжные шкафы.
Там у них издавна были устроены своеобразная гардеробная и небольшая импровизированная кухонька, где хранились чайник, сахар, где иногда бывало и варенье, которое приносили преподаватели из дома. Пока Соня старательно громыхала посудой за шкафами, Марта Михайловна вопросительно взглянула на Киру:
– Как Ваша группа? Что там с этой девочкой из детдома? Сдала она зачет по логике?
Кира вздохнула:
– Сдала, но, честно говоря, с трудом.
Она помолчала и добавила:
– Девчонка-то такая хорошая! Настоящий филолог… Романтичная, эмоциональная, такая трепетная. И, к моему удивлению, жизнь эта детдомовская ее совсем не испортила. Не обозлила, не огрубила, не опошлила. Как-то сумела она сохранить природную нежность и хрупкость натуры. Понимаете? Удивительная девочка.
Марта Михайловна озабоченно сдвинула брови:
– Надо же… Ну, а что? Что там за проблемы с этой логикой у нее? Кира развела руками:
– Да ничего серьезного. Просто уперся Кирилл Андреевич и все… Говорит, не так как положено решает она эти задачи по логике. Представляете? Я ему толкую, что мы все филологи такие, мы чувствами живем, а не логикой руководствуемся. А он в одну душу – не поставлю зачет! Не поверите, еле уговорила. Взяла грех на душу – умоляла целый час.
Заведующая кафедрой улыбнулась:
– Ну, все знают, что Кирилл Андреевич такой у нас… Суровый. Не сговорчивый. Бредит своей логикой, ищет ее повсюду. Ну, слава Богу, что все благополучно завершилось. Вы, кстати, ей материальную помощь оформили к Новому году? Мы с Вами обсуждали, помните?
Кира кивнула:
– Конечно. Уже отдала все документы.
Дверь кафедры распахнулась, и в нее, оживленно переговариваясь, вошли сразу несколько человек. Аспирантки Галина и Тамара, Нина Сергеевна и еще двое мужчин. Один из них – известный в филологических кругах лермонтовед, посвятивший изучению и осмыслению творчества М. Ю. Лермонтова всю свою жизнь, а второй – человек, влюбленный в поэтику Пушкина и читающий спецкурс студентам третьей и четвертой групп.
Сразу стало шумно.
Пришедшие громко здоровались, делились последними новостями, что-то рассказывали…
Марта Михайловна, глядя на всех своих коллег, тихо радовалась.
Она, всю жизнь отдавшая филологическому факультету, обожала и свою работу, и этих прекрасных людей, увлеченных литературой и самозабвенно изучающих ее особенности, поэтику и своеобразие. Она любила этих необыкновенных людей, объединенных одним емким словом – филологи. Этих окрыленных, неравнодушных и околдованных литературой ученых, которые с бесконечной любовью несли знания студентам, щедро делились своими талантами и стремились не просто передать информацию, но и дарили ученикам частичку своей необыкновенной филологической души, нежной, доброй и бесконечно милосердной.
Заседание кафедры, как обычно, затянулось. Вопросов накопилось много.
Сначала долго обсуждали учебный план, спорили о необходимости новых спецкурсов, потом составляли заявку в профком, решали, что подарить ветеранам кафедры и как лучше их поздравить. Кроме того, вручение пригласительных билетов, вызвало множество шуток и смеха, чувствовалось, что в воздухе уже витает предпраздничное новогоднее настроение.
Наконец, когда густая синева повисла за окном, стали расходиться.
Стоял холодный декабрьский вечер.
Прозрачный воздух, наполненный хрустальным морозным сиянием, холодил нос и щеки, пробирался сквозь теплую одежду. Темное, низкое небо, словно ватное одеяло, плотно закрывало горизонт. Колючая поземка мела по земле, цепляясь за ноги и сердито подвывая.
Нина, поежившись, подняла воротник шубы и недовольно покачала головой:
– Ну и холод! Давно такого ледяного года не было… А по телевизору все говорят – потепление, потепление! Только головы людям морочат!
Кира усмехнулась:
– Брось… Это все болтовня! Какое там потепление? Вон какой морозище! Зима как зима…
Они пошли по улице туда, где на университетской парковке стояла машина Киры.
Пока они ехали по городу, Нина все восторгалась, глядя в окно:
– Красота! Будто сказка… Кира, как наш город похорошел, да? Заметила? Ты посмотри, как украсили – море огней, все сверкает… Чего только не придумали – и базары рождественские, и фонари какие-то невиданные, и горки ледяные на любой вкус… Слышишь ты?
Она удивленно обернулась к подруге:
– Чего ты молчишь как партизан?
Кира улыбнулась:
– А что? Ты предлагаешь мне не смотреть на дорогу? Если я начну любоваться улицами, то мы непременно куда – нибудь влетим…
Нина нахмурилась:
– Господи, что ты такое говоришь! Не дай Бог… Лучше молчи, а потом все сразу скажешь. Не отвлекайся, смотри на дорогу!
Кира согласно кивнула:
– Вот это правильно!
Они еще ехали какое-то время молча, но потом неугомонная Нина опять не выдержала:
– Слушай, Кирусь, поедем сегодня ко мне ночевать? А? Посидим, чего-нибудь съедим, выпьем по бокалу вина… Будем всю ночь напролет болтать, а? Давно мы с тобой девичьи посиделки не устраивали?
Кира, чуть подумав, пожала плечами:
– Мысль неплохая, конечно. И правда, редко удается посидеть, поговорить по душам…
Все работа, студенты, спешка, лекции! Но…
– Чего – «но»? – Нина насторожилась, – ну, что опять?
Кира вздохнула:
– Только одно меня останавливает… Вот ты говоришь – съедим чего-нибудь, да?
– Ну? – нахмурилась Нина, – и что? Говори уж… Чего тянешь?
Кира засмеялась:
– Ну, Нинок… Я из твоих слов делаю вывод, что ничего у тебя съестного нет. Сама говоришь – «чего-нибудь»… Так?
– Так, – нехотя согласилась подруга, – и что?
– А вот то… Зачем же нам ехать к тебе, если будем сидеть голодными? У меня есть встречное предложение, которое гораздо лучше. Давай поедем ко мне, у меня же мама вечно готовит на целый полк. Она ведь не умеет готовить маленькими порциями. Если борщ – то огромная кастрюля, если пирожки – то целый тазик… Поедем? Вкусно поедим, а потом уж будем до утра болтать. А?
Нина задумчиво подняла брови:
– Ну, даже не знаю. Неудобно Раису Федоровну среди ночи поднимать.
Кира усмехнулась:
– Ну, уж ты скажешь! Какая ж это ночь – половина десятого! Да она так рада будет! Во-первых, она тебя любит, во-вторых, мается от одиночества. Целый день одна сидит и плохо себя чувствует, и поговорить ей не с кем. Мама всегда радуется, когда гости приходят. Помнишь, как во времена учебы у нас по ночам к сессии готовились?
Нина покачала головой:
– Помню, конечно. Мы не спали, и мама твоя с нами за компанию… Ох, подруга, как же давно это было!
Кира решительно развернула машину:
– Ну и отлично. Решено. Едем к нам. Тем более, что завтра суббота. Здорово! Хоть выспимся, как следует!
Раиса Федоровна, увидев появившихся подружек, сразу радостно захлопотала:
– Ой, девоньки мои золотые! Ну, давайте, давайте… Проходите, раздевайтесь, мойте руки, я вас сейчас кормить стану!
Кира, оглянувшись на Нину, довольно ухмыльнулась:
– Что я тебе говорила? Сейчас будем объедаться.
Пока они разговаривали, раздевались и приводили себя в порядок, Раиса Федоровна весело хлопотала на кухне. Зато, когда подружки появились на пороге, Нина даже присвистнула:
– Боже мой! Раиса Федоровна, что это за пир такой?
Мама Киры довольно хохотнула, вытерла кружевным платочком вспотевший лоб и развела руками:
– А, как же, Ниночка? Я ж тебя как родную люблю, а ты, милая моя, теперь редко стала к нам заходить, – женщина погрозила Нине пальцем, – все по телефону болтаете. А про меня, старую, совсем забыла!
Кира ласково поглядела на мать:
– Перестань, перестань… Некогда нам по гостям разъезжать, мы ж на работе все время.
Но Раиса Федоровна не сдавалась:
– Это понятно, конечно. Но и отдыхать, девочки, нужно. Встречаться надо дома, за накрытым столом, в кругу близких и друзей, как положено, как встарь наши предки делали. Работа работой, а дома все же душевнее, теплее… Вот так. Ну, да ладно… Садитесь-ка поскорее, а то все уже остывает.
В тот вечер они долго сидели за столом.
Угощались, смеялись, вспоминали…
И только холодная луна, одиноко застывшая на темном небосводе, внимательно наблюдала за ними и тихо завидовала. Ведь это, и правда, так здорово, когда в доме спокойно, тепло и пахнет пирогами.
Значит, здесь живет счастье…