– Что с тобой произошло? – спрашивает Бекка, бросая мне сухую рубашку. Она собирает белье, висящее на вешалке в нашей кухне-гостиной. Я делаю вид, будто не понимаю, что она намекает на мою жалкую попытку уговорить Харпер сходить со мной на свидание. Я пожимаю плечами и переодеваюсь. У меня не осталось чистых джинсов, и я беру спортивные штаны. Мне срочно нужно в прачечную, а потом наконец убедить Бекку в том, чтобы мы купили свою стиральную машину. Я больше не хочу бегать в корейскую химчистку неподалеку от нашей квартиры. В часы пик можно умереть от ожидания.
– Она придет на завтрашнюю вечеринку? – продолжает донимать Бекка.
– Кто? – наигранно равнодушно спрашиваю я и достаю из холодильника бутылку эля.
– Ты сам знаешь, о ком я, – она пересекает комнаты и ударяет меня майкой. – О девушке из библиотеки.
– Думаю, мне не повезло.
– А ты к этому не привык, бедняжка. Я прямо вижу, как ты страдаешь, – она начинает смеяться, и это вызывает у меня ответную усмешку.
Я действительно не привык к такому, но отказ Харпер задел меня не только из-за этого.
– Да пошла ты, – бурчу я Бекке и бросаю ей свои мокрые вещи. Она ловит их и вешает сушиться.
– Сегодня твоя очередь готовить, – напоминает она с непреклонным взглядом. Бекка не будет довольствоваться заказом из пиццерии, как в прошлый раз. Я умею готовить, но у меня редко появляется желание это делать. В основном потому, что есть планы получше. Сегодня, потому что Харпер пропустила мою эмоциональную выдержку через мясорубку. Что, конечно, вызывает вопрос о том, почему абсолютно незнакомой девушке удается пошатнуть мою уверенность в себе своим именем и простым «нет».
Я не должен придавать всему этому такое большое значение. Харпер должна была оказаться просто развлечением. Потому что, по-моему, в библиотеке слишком тихо, а тишина – это хорошая почва для назойливых мыслей, которые я не считаю слишком важными. Я заговорил с ней только поэтому. Но ее неаккуратно завязанные светлые волосы, ее природная харизма и серьезность, отражающаяся в складочке между бровями, довольно быстро дали мне понять: Харпер отличается от девушек, с которыми я обычно встречаюсь. Это понравилось мне, это вывело меня из равновесия. Ее отказ раззадорил меня. А имя сделало все остальное.
Я прятал свои мысли под пустой болтовней, но своим именем Харпер буквально открыла дверь. Дверь, которую я, по определенным причинам, держу плотно закрытой. Всегда. Мне пришлось сесть. Тот факт, что я уселся на ее бумаги, стал не столько подкатом, сколько необходимостью.
Я направляюсь в свою комнату и закрываю за собой дверь. Комната выкрашена в зеленый цвет. В ней только моя кровать, узкий комод с одеждой и большой стол в углу, который, несмотря на свои размеры, полностью завален. Прибран только угол, где стоит компьютер и монтажный столик. Я падаю на кровать, и мои мысли крутятся вокруг Эммы. Как в тот момент, когда Харпер назвала свое имя. Я глубоко дышу и прикрываю глаза. Тот факт, что я флиртую с девушкой, носящей то же имя, что и любимая писательница моей младшей сестры, наверняка вызвал бы у нее смех. Эмма любила Харпер Ли. Эта слепая любовь зашла так далеко, что она однажды настояла на том, что мы должны называть ее Глазастик, как главную героиню книги «Убить пересмешника». Задумавшись, я касаюсь татуировки на своей руке.
Эмма была сумасшедшей. Упрямой. Уникальной. Как в положительном, так и отрицательном смысле. Как будто ее смех висел между голыми ветвями татуировки на моей руке. Она всегда смеялась. Даже после того, как рак давно сломал ее и нашу семью.
Конечно, в университете есть не одна девушка, которую зовут Харпер. Имя редкое, но не настолько редкое, чтобы проводить параллели там, где их нет, просто чтобы быть рядом с Эммой даже спустя четыре года после ее смерти.
В дверь постучали. Бекка все время чувствует мое душевное состояние. Я всегда могу на нее положиться, как и она на меня. При этом я должен признать, что мне, вероятно, понадобится пять жизней, чтобы сравнять с ней счет.
Мы знакомы с раннего детства. Однажды Эмма притащила ее с собой. Она со своими родителями переехала из Флориды в Нью-Йорк. Я знаю, что мама в некоторой степени пришла в ужас от того, что Эмма словно назло выбрала ее в качестве лучшей подруги.
Бекка слишком сумасшедшая и чересчур мрачно одевается. Она всегда слишком громкая и постоянно вынашивает безумные идеи. Маме хотелось, чтобы лучшей подругой ее дочери стала славная спокойная девочка. Кто-то, кто принял бы ее болезнь за причину замотать ее в пузырчатую пленку и не подстрекать ко всяким рискованным проделкам. Но ни Бекка, ни Эмма не дали сбить себя с толку. Так же как рак поражал тело Эммы, он формировал их дружбу.
Бекка была рядом с Эммой до самого конца. И она рядом со мной. Всегда. Она моя семья.
Бекка прыгает ко мне на кровать и барабанит ладонями по моему животу.
– Приятель, ну давай. У нас нет времени хандрить, только потому что девушка ранила твое крошечное мужское эго. Я только что получила сообщение от Уилла, сегодня вечером на площади у Аутио планируется еще одна вечеринка. Разогрев перед завтрашней вечеринкой от Каппы Сигмы.
Статуя Гризли, стоящая в центре кампуса и смоделированная каким-то парнем по имени Аутио, является достопримечательностью нашего университета.
– Крошечное, да? – я приподнимаю одну бровь и пытаюсь улыбнуться.
– Видишь, все не так плохо, – комментирует она мою попытку. – Пойдем.
Бекка спрыгивает с кровати и уже находится на полпути к двери, когда я качаю головой. Мне не хочется. Это действительно тревожный знак. У меня всегда есть настроение для вечеринки. Тем более, если это незаконная вечеринка, а так как Гризли Аутио священен, то, конечно, никто не разрешал все это. Мало что увлекает меня больше, чем хорошая музыка, веселье с небольшим количеством острых ощущений и алкоголем.
– Что такое?
– Думаю, не сегодня, – отмахиваюсь я. – Мне нужно еще поработать, – говорю я, указывая на свой заваленный письменный стол, на краю которого сложены книги и листки бумаги. – У меня есть парочка идей для фильма, который я хочу попробовать.
– Семестр только начался, зубрила. Давай же.
То же самое я сказал Харпер. Если я останусь здесь, то весь вечер буду думать о том, почему она не согласилась приехать завтра. Мысли о ней перенесут меня к Эмме, к моей семье и всему дерьму, о котором я хочу забыть.
Бекка права, мне не стоит оставаться здесь и позволять своему мозгу терзать себя.
– Ладно. К Аутио, – я пожимаю плечами, хватаю ее и начинаю щекотать. Даже если кто-то может считать ее крутой, в сердце Бекка – ребенок, который все еще лежит с моей сестрой под одним из больших каштанов в Центральном парке и ест мороженое. Она хихикает и вырывается из моих объятий.
– Перестань, идиот.
– Идиот не я, а Уилл.
Ее лицо мрачнеет, и, хотя Бекка прижимает к моей груди подушку, она кивает.
– Почему ты просто не пригласишь его на свидание, Бекка?
– Я старомодна в этом вопросе.
Я качаю головой, потому что заметно, как эти двое ходят вокруг да около.
– Ты и старомодна, – я кручу пальцем у виска. – Ты шутишь, и ты это знаешь. Если не сделаешь первый шаг, вы сойдетесь, когда Уиллу понадобится виагра, чтобы у него встал.
Она снова ударяет меня подушкой.
– Когда ты начнешь готовить? – меняет тему Бекка. – Я умираю с голоду. Если мы хотим прийти к Аутио вовремя, то уже пора начинать.
Бекка всегда умирает с голоду. Я задаюсь вопросом, как ей удается быть такой миниатюрной, учитывая огромное количество еды, которое она потребляет ежедневно.
– Как только мы наконец закажем стиральную машинку, – парирую я. – На прошлой неделе я уже отправлял тебе ссылку по WhatsApp. Самая подходящая модель стоит всего 150 долларов. Мы можем себе это позволить. Мне надоело делить стиральную машину с Гэри. – Гэри пятьдесят лет, он живет со своей нуждающейся в уходе матерью, не особо следит за гигиеной и всегда торчит в прачечной, когда я там. Иногда я думаю, что он использует стерильную кафельную комнату в качестве второй гостиной. Или следит за мной. Я не знаю, что из этого хуже.
Бекка прокручивает сообщения и открывает ссылку онлайн-магазина, которую я отправил ей. Она набирает что-то на своем смартфоне, а затем кивает.
– Готово. Теперь ты можешь, пожалуйста, пойти готовить?
С любым другим я бы посчитал это за шутку, но Бекка такая. Сначала она выпендривается в течение нескольких недель, а потом покупает стиральную машинку, пока отбивается пуховой подушкой. Потому что она голодна и только так заставит меня готовить.
Я вздыхаю.
– Я перешлю тебе завтра свою часть, – и прежде чем она успевает махнуть рукой, спрашиваю: – Зеленое кари, леди?
Она восторженно кивает и бежит на кухню, где забирается на стол. Бекка всегда сидит рядом с плитой, пока я готовлю. Чаще всего она мешает и редко помогает, и все же мне это нравится.