2

– всем привет, я – взрослый ребенок

из дисфункциональной семьи. если можно,

я выскажусь. я много говорю об отце,

я превозносил своего отца. хотя так, как ко мне,

он не был жесток ни к кому. мы со спонсором

не можем решить, что выбрать мне высшей

силой: иногда приходим на мою могилу

и топчемся в нерешительности.

говорят, я воскрес. это правда.

воскрешение – больнее, чем смерть.

смерть – это быстро, а тут некуда деть лопатки,

всасывающие крылья обратно,

ни стоять, ни взлететь, ни сидеть.

метаморфоза длилась три дня.

отец меня отправил обратно.

я не был уверен, что хочу

видеть людей, меня убивших,

издевавшихся надо мной,

плюющих в меня.

другого мира я, впрочем, не знал.

отец прямо сказал —

надо.

молнии мечет, посохом бьет.

а я смотрю вниз, мне страшно,

и думаю —

сам-то он что не идет?

стало стыдно.

прости, я спускаюсь, папа.

падаю, делаю глубокий вдох,

кричу:

– поговорите с моим отцом!

он – это я, я – это он.

кричу:

– поговорите с моим отцом!

Толик, спонсор, приходит в ужас.

– ты ведь знаешь, что такое абьюз?

– я не знал, но теперь знаю.

осудить не могу – боюсь.

– в чем-то, знаешь, я сам виноват.

и теперь уж как вышло, так вышло.

у отца самого как таковой семьи не было, нам

трудно его понять. ну вот каково быть тем, кто

сам все создал? это, наверное, невыносимо

одиноко. я бы просто орал.

– разве на кресте ты не орал?

Толик раздражающе хороший спонсор. вечно

не в бровь, а в глаз.

– это было всего один раз и быстро закончилось

я знаю, что скажет Толик. его папа тоже

не сахар, алкоголик, плакал у семилетнего

Толика на коленках и просил называть маму

шлюхой. есть в нашей с ним истории коечто

общее. мой отец говорил, что люди

будут слушать меня, потому что я воскрес,

дескать, он сотворил мной чудо. люди

правда стали прислушиваться ко мне

и хотели быть ближе, но никто не хотел

слушать меня по-настоящему. я нес себя,

запертого во внутреннем саркофаге, где

продолжал гнить вместе со своими эмоциями

и желаниями. они разрастались вширь,

но саркофаг было не проткнуть, так что я ходил

и ходил по пустыне, волоча тяжелую ношу,

и рассказывал людям про крест. они падали

передо мной на колени, плакали, как толиков

папа, и рассказывали ужасные вещи.

– по крайней мере, – усмехнулся Толик, выдувая

дым, – у тебя были поклонники.

я посмотрел на его физиономию и впервые

в жизни засмеялся.

– никогда не думал об этом с такой стороны.

– а ты подумай. это друг тебе советует