мой личный кредит доверия —
мокрый серый снег, тающий,
как деревенское поверье
в двадцать первый век.
мои мысли бывают такими,
что их точно нельзя печатать,
а иначе должностные лица
посадят в клетку, как птицу.
мой внутренний стержень,
кажется,
размягчается от любви.
умри ты, ты умри, умри и ты,
а я превращу всех в кашицу.
моя усталость умножает силу.
проживу еще лет двадцать пять —
и замочу всех в сортире,
покажу всем кузькину мать.
моя боль – за себя и за бедных,
за слепоглухонемых детей,
мертвенно спящих птиц,
свисающих с труб медных.
мои стихи нескладные.
я будто ем слова головой,
а потом меня тошнит.
но когда протошнишься,
всегда становится легче,
это истина взрослых,
как одеяльник в пододеяло заправлять