Наступил последний день ее пребывания в собственной квартире. С тех самых пор, как она отправила ответ неизвестному парню, обратившему внимание на ее опрометчивое объявление, прошла ровно неделя. Все это время она почти не выходила из дома. За всеми причудами хмурого лета Алька наблюдала, облокотившись о подоконник. Настроение ее менялось почти так же, как погода за окном. Там то светило солнце, выгоняя на улицы заждавшихся тепла горожан, то лил дождь, смывая городскую пыль быстрыми потоками. Так и она – то воспаряла душой, желая верить, что справедливость все-таки восторжествует и ей удастся найти виновных, то впадала в уныние. Невесело комнату за комнатой с початой бутылкой виноградного вина в руке Алька с тоскливой обреченностью оглядывала каждый предмет мебели, каждую безделушку, прощаясь с этим навсегда.
Оправдательного приговора, на который она втайне надеялась, она так и не дождалась. Вчера вечером, едва она включила свет в кухне, вернувшись из похода по магазинам, в квартиру позвонили, и, прильнув к глазку, она разглядела отвратительную сияющую рожу Зоси, их так называемого кредитора. Зачем он пришел, для нее не секрет. Она сама не раз отправляла его по различным адресам выклянчивать долги. Если его нытье не помогало, следом шла тяжелая артиллерия…
– Чего надо? – неприветливо спросила Алька, открыв дверь.
– Должок! Должок! – еще шире заулыбался Зося, вваливаясь в квартиру. – Аленька, душа моя, почему грубишь?
Алька не снизошла до ответа и, четко чеканя шаг каблуками, прошла в гостиную. Зося засеменил следом. При этом он попутно успевал оценивающе прищелкивать языком, останавливая взгляд на той или иной дорогой вещице.
– Да, мать! – Он вальяжно развалился в кресле, едва переступил порог гостиной. – Нелегко, наверное, с таким добром расставаться?
– Да пошел ты… – вяло огрызнулась Алька, открывая бар и доставая оттуда бутылку водки и пару рюмок. – Выпьешь? Выпьешь. Ты – да не выпьешь на халяву?!
– Аленька, зачем ты так, – попытался обидеться Зося, хитровато перебегая заплывшими жиром глазками с предмета на предмет. – Мы с тобой не первый год знакомы, а ты меня…
– Вот потому, что мы с тобой не первый год знакомы, – заткнись, – попросила она, наливая водку в рюмки. – Ни для тебя, ни для меня не секрет, что пришел ты ко мне не с оливковой ветвью, а посему ни о каком соблюдении приличий не может быть и речи. Я буду сквернословить и хамить, а ты уж, Зосечка, потерпи. Потому что тошно мне сейчас так, как тебе и представить невозможно.
– Понимаю, понимаю, – Зося взял толстыми пальчиками-сосисками рюмку водки и лихо опрокинул ее себе в рот, даже не поморщившись. – Только ты, Алька, сама виновата.
– Да ну?! – насмешливо протянула она и, следуя его примеру, так же, как он, лихо опорожнила рюмки. – И в чем же? Что пахала, не зная отдыха, на дядю Сережу, что тянула на себе воз, забыв о том, что я все-таки женщина?!
– Вкалывала ты, допустим, не за бесплатно. И про женщину ты малость подзагнула, – захихикал Зося, погрозив ей пальцем. – Сергей Алексеевич тебя приблизил, как никого. После его покойной жены только ты была вхожа к нему в спальню. Так что, Алечка, не гневи бога!
– Тебе, вообще, что нужно?! – заорала вдруг Алька, взбесившись оттого, что какое-то ничтожество осмелилось коснуться запретной темы. – Ты зачем приперся?! Боишься, что я не съеду?! Или что занавески вот эти гребаные с собой заберу?! Так не нужно мне ничего! Понял ты, свинья, не нужно! Заберите все! Все!
С этими словами она подлетела к окну и принялась срывать с него шторы. Прочная ткань, хорошо укрепленная сверху, не поддавалась и лишь слегка потрескивала, что распаляло ее еще больше. Она трепала плотный шелк, словно он был единственным виновником ее несчастий, ругалась и, добившись наконец, чего хотела, принялась топтать шторы ногами.
Зося притих, втянув голову в плечи и настороженно поглядывая за беснованием Алевтины, потом полез в карман за мобильником. Но не успел он набрать и пары цифр, как она в два прыжка подскочила к нему и выхватила трубку из рук.
– Кому звонить собрался, а?! Безмозглый ты боров!
– Алечка! Алечка! – залопотал Зося побелевшими губами. – Ты чего? Мне просто велено передать, чтобы ты завтра ключики от машины и квартиры сдала, вот и все! Чего ты на меня-то набросилась?!
Натуру Зося имел трусоватую, хотя и числился одним из приближенных людей ее хозяина, и Альке вдруг стало почему-то жаль его. Она обмякла, плечи ее обреченно опустились, и она обессиленно рухнула в кресло.
– Убирайся, все отдам… Завтра все отдам… – едва слышно прошептала она и заплакала от сознания собственного бессилия перед неизбежным…
Все это происходило вчера.
А сегодня она покидала этот дом. Уходила, чтобы больше никогда сюда не вернуться.
Швырнув порожнюю бутылку на пол и оттолкнув ее от себя ногой, Алька взяла в руки две объемистые сумки со своими вещами и, выйдя на лестницу, захлопнула дверь. Ключи от квартиры и машины она бросила в почтовый ящик. Вознамерившись поначалу швырнуть их в лицо Сергею и добавить попутно пару-тройку крепких словечек, Алевтина сегодня передумала. Ни к чему бередить свою душу еще одной встречей. Да и где гарантия, что ее допустят к нему в офис?
Она вышла из подъезда и, не оглядываясь, двинулась к выходу со двора. За углом притормозила, зашла в телефонную будку и, стараясь не слышать стук своего сердца, набрала знакомый до боли телефонный номер.
– Алло, – Сергей, как всегда, трубку снял сам, проигнорировав услужливых секретарей. – Слушаю вас…
– Ключи в почтовом ящике, – на одном дыхании выпалила Алька, намеренно не поприветствовав его.
– Здравствуй, во-первых, – укоризненно вздохнул он. – Могла бы занести и сюда… тебя бы впустили.
– Если ты боишься, что я что-нибудь унесу с собой, то напрасно – все, как говорится, сдано по описи: квартира, машина, обстановка и… – Она немного помолчала, старательно выравнивая дыхание, а затем закончила: – И твои подарки.
Сергей молчал.
– Я оставила там все до единого украшения, все до единого колечка, подаренного тобой. Все, кроме одного… – В этом месте голос ей изменил, и Алька, чтобы снова не разреветься, бросила трубку…