Рай. Просто рай.
Самый обычный истрепанный рай.
Ссохлись краски, сгорел камуфляж,
но мы – еще помним.
Помним, как начинался вояж
в пепельно-серую детскую Африку,
погоня за сладким на завтрак
и долгими летними радостями…
Помним нехотя, мешая в стакане
грусть со стыдом. Здесь так уютно,
но чей это дом?
Да, здесь действительно рай.
Но бывший. Чужой.
В омуте слышишь
летучего времени шум?
Милая, слышишь
летучего времени шум?
Там тучные тучи
в прогулке девятого круга.
Но я не Данте, милая,
нет, я не Данте…
Снилось ли, мнилось,
стократно рассыпанное:
есть только стих
и Ты, моя милая,
и всегда – невозможность
остаться с тобой
навсегда.
И всегда в разлуке —
бессмертная жажда увидеть
тебя хоть на миг…
Девять кругов —
сдавленный крик,
и только лишь
девять надежд
на девять уздечек для тучных туч.
Цепь для церберов
нашего неба…
Милая, может быть,
нас просто не было.
Никогда. Нигде.
Лишь в омуте туч
летучего времени шум…
В доме – пустота,
выть хочется!
Блёклая луна в гости к нам просится,
клятвенный бред в воздухе носится,
застревает ватой в ушах.
Здесь мы или нет – знать очень хочется,
но – застывают слова на губах…
Выбежать из дома, в неизвестность броситься —
но – невозможно – весь спутан в сетях…
Что там, за дверью?
Скажете? …но нет,
ответ навряд ли нужен,
когда окончен первый слог.
Ответ солгать успеет в миг,
когда возникнет СЛОВО.
И кто, глухим сказавшись,
не заметив, крикнет снова:
«Что там, за дверью?»
И не приведи Господь
открыть.
Тогда, убив ответ,
мы навсегда теряем САД,
который ждал за дверью.
Кто-то сказал, что мы живы.
Кто-то закрыл наши двери,
кто-то умножил потери,
припадая плечом к прикладу…
Кто-то шалит нашим миром,
проливая мёд на сугробы.
Я уношу гиацинты,
рассыпая их по дороге.
Я ухожу надолго,
я ухожу далеко,
чтобы проснуться завтра
и просить прощения у Бога.