Когда эта троица входит в автобус на промежуточной остановке, я напрягаюсь.
Эмоции бьют через край, доза адреналина в крови зашкаливает и будоражит все тело. Глаза сами расширяются, показывая даже не высшую степень шока, а самый настоящий ужас.
«Что они здесь делают? Зачем остановили автобус?» – мелькают в голове панические вопросы.
Еле сдерживаюсь, чтобы не выкрикнуть их вслух, но Зинка хватает меня за руку. Я встряхиваюсь от прикосновения и смотрю в упор на мажора, который с невозмутимым лицом расплачивается за проезд.
– Варь, Варь, смотри! Это они за нами следили?
Я кошусь на подругу: ее глаза лихорадочно блестят, она возбуждена и взволнованна. Усталость, поступление в вуз, потеря кроссовки и нагоняй от родителей ее уже не интересует.
– Не придумывай! – осаждаю ее горячий порыв.
– А вдруг они мне хотят отдать кроссу?
– На добреньких самаритян эти говнюки не похожи, – едва слышно шиплю сквозь зубы.
– Вечно ты плохое в людях видишь, – фыркает Зинка. – Осторожная чересчур.
– Зато ты безалаберная! Увидела смазливую мордашку и растаяла.
– Да ну тебя!
Зинка надувает губы и отворачивается. Так-то лучше, может, удастся доехать без приключений на свой зад. Сколько раз уже вытаскивала простодушную Зинку из передряг, перечесть.
Но парни спокойно, никого не задевая, наоборот, вежливо здороваясь, проходят между сидений и останавливаются за нашими спинами. Арчи даже не смотрит на меня, словно я пустое место.
Немного расслабляюсь, хотя не понимаю, что этим буратинкам нужно в скромном пригородном автобусе. Ну, сломалась у них машина, вызвали бы такси. Мани-мани есть в кармане. Нет, полезли в автобус. А что дальше?
– Не придумывай, – уже миролюбиво толкаю подружку в бок. – Хотели бы, сразу отдали бы.
– А вдруг они забыли? Или не знали, чья обувь.
– Слушай, ну чего ты пристала ко мне? – Поворачиваюсь всем корпусом к подруге. – Объясни, зачем им нужна одна женская кроссовка? Постебались над нами и выбросили в урну.
– Спроси, Варь! Трудно тебе, что ли? – канючит Зинка.
Ее обиженный голос сверлом проникает в мозг и устраивает там бандитский беспредел.
– Твоя обувь, вот и спрашивай, – упрямо не сдаюсь я.
– Я не умею, как ты, во рту все пересыхает от страха.
Тут я вытаскиваю из сумочки телефон и демонстративно читаю смс. Мне хочется послушать, о чем говорят незнакомцы, а болтовня Зинки мешает.
Но парни тоже перекидываются фразами так тихо, что ни слова разобрать не удается. Зато постоянно чувствую между лопаток колючий взгляд. Рука так и тянется почесать это место, но боюсь даже пошевелиться.
И тут низкорослый парень обращается к Зинке с вопросом. Я напрягаюсь, но старательно смотрю в окно. Подружка стреляет в меня взглядами, но отвечает, растерянно, невпопад, все же тоже не уверена в благих намерениях незнакомцев. Нам еще домой идти от площади. А если они увяжутся?
Я нервно смотрю на время и тянусь к телефону. Папа отвечает сразу после первого гудка. Держа телефон на вытянутой руке, я оборачиваюсь.
– Пап, ты встретишь нас с Зинкой на остановке?
Спрашиваю, а сама в упор смотрю на красавчика мажора. Он прищуривается, в синей щелке мелькают искры.
– А сама до дому не дойдешь? – спрашивает недовольно отец.
– Нет, страшно.
– Ишь, чего придумала!
– И биту с собой захвати.
«При слове «бита» Арчи удивленно поднимает брови, Тоха хмыкает, а мелкий шустрик крутит пальцем у виска.
– Кукушкой поехала, что ли, курица? – громко брякает он.
Это он делает зря: папка сразу настораживается.
– Погоди, а кто там тявкает не по делу? – я включаю громкую связь. – Я этой шавке хвост прищемлю, пусть только покажется на глаза. Доча, жди на остановке, я еще с собой дядьку Павла прихвачу.
Я торжественно сбрасываю звонок, Зинка сидит, раскрыв от удивления рот и хлопая ресницами.
– Девушки, к вам молодые люди пристают? – кричит с переднего сиденья кондукторша и поворачивается к водителю: – Семеныч, тормози! Надо этих паразитов общества высадить.
И тут Арчи встряхивается и впервые подает голос.
– Простите, леди, вы о ком сейчас говорите? – холодно спрашивает он. – Мы едем в Давыдово, никого не трогаем. Наоборот, отпустили такси и сели в автобус, потому что видели, как эта девушка потеряла кроссовку. Хотели ее отдать.
– Да, правда!
Мелкий шустрик вытаскивает из сумки Зинкину кроссу и протягивает ей.
– Это ваше?
– Д-да, – лепечет та.
– Берите!
Зинка медлит, смотрит то на меня, словно ждет команды, то на злополучную кроссовку, не решаясь забрать.
– Как-то несправедливо за добрый поступок нас называть паразитами и высаживать, согласитесь? – продолжает воспитывать кондукторшу Арчи.
– Девушка, это ваша вещь или нет? – сердито спрашивает та.
– Д-да.
Зинка вытягивает ногу в проход между сиденьями, показывая всем, что она босая.
Я медленно заливаюсь краской и закрываю глаза.
До самого поселка мы едем без приключений. Мажоры сзади болтают, Зинка зависает в интернете, благо связь есть, а я делаю вид, что слушаю музыку, закрыв глаза.
Именно делаю вид, потому что все мысли и чувства сконцентрированы на красавчике за спиной.
А он, гад, опять показал свою изворотливую натуру. Не только ловко вывернулся сам, еще и меня поставил на место, обернул скользкую ситуацию себе на пользу.
Значит, умен.
Нет, не так!
Не умен, а хитер, может расставить ловушку и понаблюдать, как корчится в ней пойманная дичь.
Это расстраивает: неизвестно, сколько у него таких приемчиков в запасе.
И тут мысли принимают другое направление.
«Интересно, они действительно едут в Давыдово, или так просто говорят?»
Я толкаю Зинку локтем.
– Чего? – отрывается от экрана та.
Подружка в целом довольна: она получила кроссовку назад, теперь не надо отчитываться перед суровой матерью. Я показываю на свой телефон, где на ходу пишу смс:
«Надо за мажорами проследить. Выяснить, к кому они едут?»
Зинка тут же включается в игру.
«Зачем?»
«А если они врут?»
«И что с того?»
«Вдруг пойдут следом, узнают, где мы живем».
«Да плевать! Нас же твой папка встретит».
Точно!
Вот голова садовая! Совсем забыла, что просила отца. Тревожное чувство в груди мгновенно поднимает голову. Мой папка превращается в зверя, когда речь идет о защите его семьи. Еще устроит разборки с мажорами, а те…
Додумать не успеваю: автобус тормозит на площади нашего поселка. В окно вижу отца и его друга дядю Павла. Родитель воспринял мои слова серьезно.
Вот черт!
Я оборачиваюсь к мажорам, от смущения пылаю огнем, но выхода другого нет.
– Чего тебе? – грубо спрашивает Тоха.
– Парни, вы не торопитесь выходить, – предупреждаю их.
– Не учи пацана против ветра ссать, – хмыкает мелкий шустрик и оттопыривает указательный палец и мизинец.
Я чувствую, как уши и щеки заливает краска: и куда лезу? Но все же заканчиваю мысль:
– Ну, понимаете… мой отец…
– Сама устроила кипиш, коза деревенская, а теперь бздишь! – дергается ко мне Тоха.
– Не хочу проблем, – огрызаюсь я.
Добрый порыв мгновенно сходит на нет. Да и беспокоюсь я больше о папке, чем об этих богатеньких паразитах.
– Мы поняли, спасибо за предупреждение, – отвечает спокойно краш.
– Арчи, ты что?
– Не пыли, Виталя, у нас другая цель.
Другая цель?
Эти слова бьют по мозгам сильнее кувалды.
Это о чем он?
Намек? Но на что?
«Другая цель!» – пульсирует в висках, пока спускаюсь по ступенькам.
«Другая цель!» – отбивает каждый шаг, пока иду к отцу.
На душе становится все тревожнее, нарастает настоящая паника. Вроде бы мне ничего плохого сейчас не сделали и не сказали, а отчего-то плохо. А еще я волнуюсь, зная взрывной характер отца. Сердце устраивает в груди настоящий военный парад.
Хочется обернуться. Очень! Но держусь изо все сил.
Бросаюсь к папке.
– О, девчонки! Приехали!
Он обнимает меня за плечи, кивает Зинке.
– Здрасте! – мы дружно здороваемся с дядей Павлом.
Хочется оглянуться.
Спиной чувствую напряжение, между лопатками опять свербит.
– Ну, показывай, кто посмел нагрубить моей девочке? – хмурит брови отец.
– Да, кто посмел? – оглядывается и папин друг.
– Вот…
Открывает рот Зинка, поворачивает голову, но я ее перебиваю:
– Те мерзавцы вышли раньше, пап. Я просто перепугалась. Пойдем домой, устала.
Я подхватываю отца под руку и тащу подальше от остановки и автобуса.
«Не оглядывайся! Не оглядывайся!» – внушаю себе.
Зинка тащится следом в паре с дядей Павлом. Отец расспрашивает о поданных документах, о вузе. Я отвечаю невпопад, постоянно прислушиваюсь к шагам за спиной. Лишь когда мы сворачиваем на знакомую улицу, я оглядываюсь. Из-за поворота виднеется длинная тень.
Нет, три тени.
Вот же сволочи! Не услышали предостережения, пошли за нами? Я напрягаюсь, сжимаю папину ладонь.
– Варь, кого-то увидела?
Теперь мы все дружно смотрим вдоль дороги. Из углового двора с лаем выбегает собачонка и бросается на соседнюю улицу. Тени смешиваются и исчезают.
– Показалось.
– Варь, пока, – торопливо целует меня в щеку Зинка, она живет через дом от нас. – На связи.
– Ага. Звякни вечером.
– Что за птичий разговор? – сердится папка и смотрит на друга: – Паш, заходи на чай.
– Чай у меня и дома есть, – смеется тот.
– Тогда на пивко? Посидим в беседке вечерком по-домашнему.
– А это дело.
Остаток дня тянется долго, я не нахожу себе места, постоянно думаю о мажорах. Любой оттенок синего цвета напоминает мне о глазах Арчи. Это какое-то наваждение, от которого невозможно избавиться.
«Потерпи, все пройдет со временем», – внушаю себе, пытаясь заняться делом. Я постирала и развесила белье, убралась в своей комнате, приготовила книги и учебники, которые мне больше не понадобятся, чтобы отнести их в местную библиотеку.
Неожиданно сердце сжимается от тоски: впереди ждет совершенно новая столичная жизнь, и в ней будет полно нагловатых мажоров, отравляющих существование девчонкам.
Родители сидят в беседке, смеются, громко разговаривают, угли в мангале тлеют и иногда вспыхивают искрами, запах шашлыков висит в воздухе и щекочет ноздри.
Но я не могу ни есть, ни пить, настолько выбита из колеи сегодняшней встречей. Образ Арчи преследует меня. Его красивое лицо ухмыляется из ведра с водой, из зеркала, из оконного стекла. Когда на небе появляется луна, и на ее желтом диске вижу ненавистную физиономию. И она подмигивает мне и говорит голосом мажора:
– Тебе будет больно, когда влюбишься в меня, а я тебя брошу.
Чертовщина, да и только!
– Ни за что! – шепчу себе под нос. – Никогда! Мы больше не встретимся!