Подавать документы в вуз, оказывается, хлопотное дело. Мы с подружкой устали до изнеможения, пока обежали все нужные кабинеты университета.
– Бедные мои ноженьки! – ноет Зинка. – Варь, пластырь имеется?
– Откуда? – вздыхаю я.
Мы сидим на остановке в ожидании пригородного автобуса. Зина с расстроенным лицом разглядывает растертую в кровь пятку. Вырядилась, дуреха, в честь поездки в столицу в новые кроссовки, вот и получила.
Я вздыхаю, посматриваю на экран телефона. Тоже устала, скорее бы приехать домой.
– Ба-бах!
– Ай!
От взрыва рядом с остановкой мы с Зинкой дружно взвизгиваем, а следом накатывает пронзительный визг тормозов. Он с мощностью тысячи децибел бьёт по барабанным перепонкам. Я хватаюсь за уши и тут же в ужасе вскакиваю: на остановку точной наводкой летит роскошная тачка.
Прямо на нас.
Еще миг и…
Мелькает перекошенное лицо водителя, распахнутые рты пассажиров.
Я хватаю Зинку за руку, дёргаю её в сторону. Люди тоже с воплями разбегаются.
Но автомобиль делает разворот, не доезжая до тротуара, скользит юзом и останавливается, скрипя колесами. На несколько секунд мир замирает, а потом взрывается звуками. Воют клаксоны, вопят перепуганные люди, тормозят машины, водители высовываются в окна и что-то кричат.
Из тачки вываливается шофер – высокий, атлетически сложенный парень. Широкие брови вразлет и крючковатый нос придают его лицу хищное и злое выражение. От такого типа веет опасностью, и хочется держаться подальше.
Он обегает машину, хлопает ладонями по бедрам и матерится через слово.
– Твою ж мать! Твою ж мать!
Мы с Зинкой наблюдаем за разворачивающимся представлением уже с любопытством.
И тут открывается пассажирская дверь. Сначала я вижу ноги в начищенных лоферах, потом дорогие часы на руке, придерживающей дверь, и, наконец, появляется хозяин тела во всей красе.
Именно в красе!
Такие великолепные образцы альфа-самцов простым смертным кажутся небожителями. Они смотрят с экранов телевизоров и кинотеатров, приглашают что-то купить с рекламных плакатов, но настолько далеки от реальной жизни, что я ни разу их не встречала за свои восемнадцать лет.
У меня сердце пропускает один удар. Не хочу на красавчика смотреть, а не могу глаз отвести. Высокий, стильный, одетый по последнему слову моды, он сверкает потрясающими синими глазами и будто парализует мою волю.
Я чувствую, как земля уходит из-под ног, и даже хватаюсь за столбик остановки.
– Вот это краш! – вздыхает рядом Зинка.
Периферийно вижу, как она вытаскивает мобильник и делает несколько снимков.
– Что у там, Тоха? – неожиданно спокойно, даже равнодушно, спрашивает пассажир водителя, словно опасная ситуация никак его не касается.
От этого низкого рокочущего голоса по телу бегут мурашки.
«Это всего лишь высокий тестостерон, не больше!» – внушаю я себе, но невольно подаюсь вперед и прислушиваюсь.
– Шина лопнула, что б ей пусто было! – высоким голосом выдает Тоха. – Арчи, и что теперь делать?
Водитель зло пинает колесо.
– Тише будь! Голова раскалывается, приложился о стекло, – красавчик трогает висок, его пальцы окрашиваются кровью. – Вызывай аварийку.
Мы с Зинкой превращаемся в монументы. Подружка даже о растертой пятке забывает, так и стоит, как цапля, поджав босую ногу и раскрыв рот.
– Аварийку? А номер есть?
– Погугли, – красавчик встряхивает длинными волнистыми прядями и смотрит на часы. – Черт! Опаздываем, – наконец впервые эмоции проявляются на его лице. – Ба ценит пунктуальность.
– Позвони, скажи, что задерживаемся.
– Это само собой, – Арчи вытаскивает складной телефон, небрежно раскрывает его.
Мы с Зинкой переглядываемся.
– Арчи, может, такси вызовем? – с другой стороны показывается еще один парень – невысокого росточка, чернявый и какой-то нервный: его щека подергивается, губы кривятся.
– Вызывай, – равнодушно отвечает красавчик, прикладывает смартфон к уху. – Ба, тут такое дело…
– Варь, Варь! – Зинка толкает меня локтем в бок. – Глянь, это айфон?
Она опять щелкает камерой. В этот момент наступает тишина, и ее слова звучат неожиданно громко. Я сжимаю руку подруги.
– Не кричи. Не знаю.
Тут длинноволосый поворачивается на наши голоса, и мы встречаемся взглядами. Мне кажется, будто по телу проносится электрический разряд. Мир вокруг застывает, даже звуки пропадают. Есть только я и он.
Он и я.
Я вздрагиваю. Озноб проносится иголочками по телу и сменяется на удушающий жар. Он начинается с ушей, проникает под кожу, стекает горячей волной по лицу и шее, прокатывается по животу и ногам.
«Что происходит?» – мелькает мысль.
Эти ощущения шокируют, сбивают с толку. Я хочу отвернуться, но меня будто затягивает в прозрачные родники его холодных глаз.
Мажор неожиданно идет на нас. Я делаю шаг назад, упираюсь спиной в столбик. Он переводит взгляд на Зинку и протягивает руку.
– Чего тебе? – пугается та.
– Мобилу дай!
– Зачем?
Зинка краснеет и прячет телефон за спину.
– За мясом! – шипит незнакомец, и столько презрительного яда слышится в его словах, что флер слепого обожания мгновенно слетает с моих глаз.
– Повежливее нельзя? – я напрягаюсь.
– Можно. Ты знаешь, цыпа, – короткий смешок открывает идеально ровные белоснежные зубы, – что фотографировать тайком нельзя, уголовно наказуемое действо?
Незнакомец говорит тихо, не повышая голоса, но каждое его слово падает весомо, как камень.
– Н-нет… – лепечет перепуганная Зинка.
– Удали снимки.
– Еще чего! – пытается хорохориться подруга.
И тут я окончательно выхожу из ступора, закрываю Зинку спиной.
Он небрежно осматривает меня с ног до головы, хмыкает. Чувствую себя букашкой, мелькнувшей перед носом гиганта. Этот Арчи почти на голову выше меня и в два раза шире в плечах.
Решительно задираю подбородок, пусть буду мухой, но боевой.
– Слушай, мажор, шел бы ты своей дорогой! Самомнение зашкаливает. Ничего она не снимала. Нужны вы нам!
– Не снимала, говоришь? – Арчи прищуривается.
И опять я чувствую, как его колкий взгляд проникает до печенок и парализует меня.
– Нет.
Я выхватываю сотовый из пальцев Зинки, быстро отправляю все фото, и старые и новые, в корзину.
– Ты что делаешь? – вопит подружка.
Но я уже показываю стерильно чистую галерею мажору.
– Доволен? Пусто! А теперь чеши отсюда… цыпа! Тебя дружки зовут.
В словечко «цыпа» вкладываю все презрение, которое вызывает во мне этот нарцисс. Глаза Арчи превращаются в две синие щелочки. Он наклоняется, обдавая ароматом дорогих духов, и шепчет мне на ухо:
– Языкастая, да? Твоему язычку тоже найдется применение, куколка.
Он подмигивает и делает характерное движение бедрами. Его приятели заходятся смехом. Они даже про свою сломанную тачку забыли.
– Так ее, Арчи!
– Будешь знать, на кого рот разевать, деревенщина?
Кровь отлынивает от моего лица, я отшатываюсь, будто получаю удар под дых. Внутри все сжимается. Никогда, ни разу в жизни, меня еще так не унижали.
– Даже не подходи ко мне! – я сжимаю кулаки и смотрю в упор на ненавистного мажора. – И что будет? – Арчи криво ухмыляется.
– Увидишь!
Одним неуловимым движением он оказывается рядом, жестко хватает меня за подбородок, притягивает к себе.
– За слова и поступки надо отвечать, куколка.
Мы стоим почти вплотную друг к другу. Я слышу, как бьется его сердце, и каждый удар отдается дрожью в моем теле. Я с трудом подавляю панику, сгибаю колено, чуть поднимаю ногу и медленно говорю, хотя просто умираю от страха:
– Спорим, будет больно?
В зрачках мажора мелькает растерянность, он отталкивает меня.
– Больно будет тебе, – короткий гортанный смешок разрядами тока проносится по моему телу. – Когда влюбишься в меня, а я тебя брошу.
Я вспыхиваю до корней волос, прикусываю губу до крови, чтобы не заорать во все горло.
– Не дождешься!
– Деревенщина!
– Варь, Варь, пойдем! – хнычет рядом Зинка, тянет меня за руку.
Но мир вокруг исчез. Вижу только синие омуты глаз мажора, его кривую ухмылку и квадратную челюсть, покрытую щетиной.
– Эй, парни, вы чего пристали к девчонкам? – прорывается сквозь гул в ушах чей-то голос.
Я вздрагиваю, смотрю: у остановки замер автобус. Когда он подъехал, даже не заметила.
– Сейчас полицию вызову, – поддерживает кондукторша, высунувшись в распахнутую дверь.
Арчи тут же поднимает руки в примиряющем жесте, белозубо улыбается.
– Простите, мадам, вышло небольшое недоразумение. За сим…
Он дурашливо низко кланяется, чуть не подметая асфальт ладонью.
– Варь, ну что ты! – вопит Зинка и тянет меня за собой. – Садись уже в автобус!
Я переступаю ногами, ничего не видя, спотыкаюсь о ступеньку, но по-прежнему сверлю взглядом спину мажора.
– Варька, что с тобой? – Зинка толкает меня на сиденье, плюхается рядом сама. – Сама же говорила, что лучшая борьба с хамством – полный игнор.
Нам достаются предпоследние места. Сидеть над задним колесом высоко и не слишком удобно, но сейчас я даже не замечаю этого. Внутри все кипит от возмущения, как лава в жерле вулкана.
– Я так говорила?
– Ага, – Зинка вытирает пот со лба. – Уф, наконец-то избавились! Что-то я перепугалась. Прямо до чертиков. Сейчас описаюсь.
Мы несколько секунд молчим. Меня еще потряхивает, но уже не так сильно, как вначале. Незнакомцы исчезают в недрах своего авто, а синий пригородный Мазик трогается с места.
Гипнотическое притяжение заканчивается, и я только сейчас понимаю, как опасно было спорить с властным и сильным парнем.
«Боже упаси от такого знакомства!» – твержу себе и тут же добавляю: – Нет, каков козел! Возомнил себя богом!».
От этой мысли наступает разрядка, нервное напряжение выходит ознобом. Меня трясет, словно внезапно стало холодно. Зубы выбивают чечетку, пятка стучит о пол. Я пытаюсь прижать каблук к покрытию, и тут замечаю босую ногу подружки.
– Зин, а где твоя кроссовка?
– Ой! – взвизгивает она, вскакивает и кричит шоферу: – Стой! Стой! Дяденька, стой!
– Чего тебе, оглашенная? – сердито оборачивается тот.
– Я сумку на остановке забыла.
Автобус тормозит, Зинка выскакивает и вприпрыжку несется к скамейке, под которой лежала ее кроссовка. Я вижу, как она растерянно осматривается, заглядывает во все углы. Водитель автобуса сигналит. Зинка машет рукой и несется обратно. Она влетает в салон, чуть не плача.
– И где кроссовка? – гляжу на ее пустые руки.
– Не знаю. Будто корова языком ее слизнула, – она еще раз оборачивается. – Ой! Вот гады!
– Что?
Я тоже смотрю назад: из сломанной тачки высовывается рука и крутит Зинкиной обувкой.