Машина медленно ползла по немного размытой грунтовой дороге, забираясь все выше и выше в горы.
– Ты уверен, что нам вообще здесь надо оставаться? – спросила Мария.
– Ты уверена… – негромко ответил Йохан, – ты хоть сны видела?
– Я была иногда в сознании даже, – немного нахмурившись ответила Мария, – я уже даже привыкла. Хотя нет. Совсем нет.
– Тут лучше?
– Пока… Пока да. Мне надо еще чуть-чуть… Так быстро человеческой жизнью не надышаться после всего пережитого. Хотя тут что-то меня пугает. И мы не знаем, куда этот тип нас направил, надеюсь, там хоть жители приветливее. Но глушь. Магазинов не будет… Так мне всю одежду испоганить…
– Повторяй за мной! – прервал Йохан.
– Что?
– С!
– С?
– …пасибо, – благодушно-размеренно закончил Йохан.
– Бесишь. Я благодарна. Но ты ведь действительно мне всю одежду испоганил. Даже у рубашки воротник почти оторван.
Миновав открытые деревянные ворота, они въехали во двор окруженный несколькими выкрашенным светло-голубым сараями и остановились возле небольшого пикапа. Йохан молча открыл дверь и вышел по направлению к крыльцу жилого дома за которым возвышался купол чего-то похожего на обсерваторию. Остановившись возле входной двери, он обернулся назад. Мария медленно разворачивала машину. Он вздохнул и потянул за ручку звонка. Оглядев свои порванные брюки, он переместил взгляд на сменные ботинки и вытер их о коврик у двери.
– Слушай, а что там было такого про двери? – спросил он оглянувшись еще раз.
Мария не слышала, она явно была не в духе и продолжала медленно парковать машину на размокшем редком газоне.
– Хорошего дня, – наконец послышалось из дома, и дверь распахнулась.
– Здравствуйте, – ответил Йохан, – вы Руфус? Нам тут дали ваши контакты. Мы…
– Да, я примерно понимаю, кто вы, – кивнул он.
– Он не ругается, – повысив голос, сказал Йохан, – иди уже сюда.
Просторная гостиная была обставлена в немного нарочитом стиле охотничьего домика из рекламы совершенно не охотничьих товаров. Хозяин возился с чайником у плиты. Мария стояла возле шкафа редко заставленного разношерстными книгами.
– Вы тут один живете? – поинтересовался Йохан, – никаких чудищ?
– Без чудовищ, – неопределенным тоном отозвался тот, – и кто вас сюда только так запихнул…
– Вы про что?
– Ну давайте издалека, – начал Руфус, возвращаясь с кофейником от плиты, – вам не кажется странным, что тут люди тест Тьюринга проходят, например?
– А они проходят? – переспросил Йохан.
– Еще как. Знаете, сильный искусственный интеллект построят только через пять лет. И так будет всегда. Хе-хе.
Мария хмыкнула, листая очередную книгу.
– А еще, знаете, тут черные дыры есть.
– Да? Ну молодцы, постарались разработчики… – ответил Йохан.
– В созвездии Стрельца есть черная дыра. Даже с моими телескопами ее существование можно подтвердить.
– А, так вы, как и мы…
– Ты что, даже компьютер не заметил? – спросила Мария кивая в сторону стола.
Тем временем, Руфус продолжил:
– Да, короче, тут много всего подозрительно реального есть. Но даже если пользоваться оценками Бекенштайна1, черную дыру таких масштабов, сформированную благодаря настолько полноценной симуляции физических явлений, довольно сложно запихнуть в компьютер. У нее информационная энтропия больше, чем у любой звезды той же массы. Космологические явления тут вполне наблюдаемы, так что нет причин считать иначе. Так что, если они не перенесли свои вычислительные мощности на горизонт событий сверх-массивного небесного тела2 и не изобрели новый источник энергии для снабжения всей этой красоты, то, боюсь, мы имеем дело не с симуляцией.
– Ага, нам уже говорили, – кивнула Мария, поправляя багор подмышкой.
– Разве? – спросил Йохан.
– Этот хам намекал. Хотя мне до сих пор кажется, что это он значимость своей нынешней жизни пытался увеличить…
– Так вот, – продолжил Руфус, – объяснение остается одно – голографический принцип.
– От этого веет какой-то эзотерикой, – с неудовольствием сказал Йохан.
– Разве? Вполне признанный принцип. Мы живем на, грубо говоря, трехмерной проекции реальной Вселенной. Остальные измерения, скорее, виртуальны.
– Вы про время?
– Нет, про время есть разные гипотезы. Мне ни одна не нравится до конца, если честно. Я про измерения, которые раньше добавляли, например, для создания теории струн.
Йохан недоверчиво глотнул кофе и, выбрав наиболее оформившееся, из вороха смутных возражениий, продолжил:
– Подождите, в классе в пятом проходят Антидесситтеровское пространство для упрощенного изложения математики электромагнетизма и прочего. Кажется, именно его проекция на наше пространство называется голографическим принципом. Это же простой математический трюк, а не какое-то там свидетельство реальной многомерной вселенной.
– Это совсем не простой трюк. Современное образование умеет запихивать людям в головы то, до чего они своим умом не способны дойти. Сам факт появления подобного рода гипотез, способных описать какие-то аспекты реальности говорит о том, что…
– Простите, давайте без пассивной агрессии. В конечном счете, что? – спросил Йохан, – мы где по-вашему и почему тут черт знает что творится?
Мария отложила очередную книгу и, казалось, приняла стойку готовясь принять удар.
– Не уверен, – развел руками Руфус, – мне кажется, это мы родились в будущем, а настоящее как раз где-то в этом времени. Но это просто ощущение… Слишком долго тут пробыл, наверное. Лучше скажите, что именно вы тут делаете.
– Эдем ищем. Вернее, Сад Эдема. Это такая штука из теории автоматов. Я толком не понял, но у нее не было предыдущего состояния на каком-то этапе. По мне звучит, как философский камень, но заказчик попросил добыть хотя бы один образец и дал примерные координаты. Говорит, их много.
– А кто он? И почему он вас сюда в таком виде запустил? Я думал, я один смог такое…
Мария сделала шаг вперед.
– Какое? – явно сдерживаясь спросила она.
– Ну… Воскрес, так сказать, – рассмеялся Руфус.
– Подробнее, пожалуйста, – твердо сказала она.
– Долгая история… Я купил право раннего доступа для этого проекта, столкнулся с некоторой аномалией и вернулся домой, где она продолжилась, а потом опять вывалился сюда, но уже в своем настоящем облике. Но потом мне даже удалось сделать… Скажем, так, «устройство» для контроля этого процесса. Но теперь я живу здесь. Даже семью завести пытаюсь…
– Что за устройство? – настаивала Мария.
– Да, я с вами могу поделиться потом, у меня есть несколько прототипов… – сказал он извиняющимся тоном, – хотя, вам может не понравиться. Простите, я что-то не то сказал?
– Как раз то, – не менее твердо сказала она.
– Мне как раз нужно одному человеку помочь, он назвался моим координатором, – начал Йохан.
– Ты это… – Мария уставилась на него.
– А что?
– А я?!
– Подождите, – прервал Руфус, – есть одна проблема, я в реальном мире сначала слегка помер, понимаете ли. Не уверен, что это вам подойдет.
– Я тоже, почти в состоянии клинической смерти сейчас, – повысила голос Мария, – вы даже не представляете, что бы вы для меня этим сделали! Я несколько лет прожила из забытья в ад и обратно в забытье.
– Вот как? – покачал головой Руфус, – простите, но я, все-таки, поостерегся именно на вашем месте. Я засек пять всплесков активности за последнее время и, я уверен, они были связаны с вами… Это очень нетипично. Предпоследний даже нарушил спутниковую сеть. Вы что-нибудь странное видели?
– Пять? – настороженно уточнил Йохан.
– Да, вы видели какие-нибудь несоответствия вокруг или в памяти?
Йохан молча посмотрел на свою руку.
– Было дело… – все-таки ответил он, – а про двери вы ничего не скажите?
– Это по-моему, психологическое, – вмешалась Мария, – люди при переходе сквозь двери часто рефлекторно меняют контекст восприятия. У нас для дачи показаний даже несколько разных комнат по этой причине было.
– То есть, нам не надо было тому человеку окно портить?
– Сомневаюсь, – ответила она.
– Так вот, возвращаясь к вашему первому вопросу, – продолжил Руфус, – судя по всему, мы живем с вами все в том же мире. Только концепт другой. Подумайте, чем субъективно отличается наше время от местного? Люди появляются, делают что-то и исчезают. Они воспринимают окружающую действительность и накапливают опыт. Причем восприятие и опыт является часто социальным феноменом. В целом, уже схожесть видна? Что нужно поменять, чтобы наше время выглядело как это?
– Убрать несколько миллиардов людей и… – начал Йохан.
– Рано! – прервал Руфус, – сначала можно перекрасить ботинки. Причем после этого, типичный цвет ваших ботинок останется типичным для людей вокруг.
– Хорошо, тогда добавить больше голода, нищеты и войн, – парировал Йохан.
– Да, сменить причину страданий и типичный уровень счастья для части людей.
– Вы намекаете на то, что страдания умирающих от голода в разоренных войнами городах можно перекрасить? – спросила Мария прищурившись.
– Не совсем. В нашем мире есть множество людей, их особенностей, стремлений, переживаний и тому подобного. Оно, с математической точки зрения, может быть отображено на множество людей здесь. Все немногочисленные разрывы и экстремумы, хоть часто имеют несколько другую природу, не имеют фундаментальных различий.
– Это немного бредово, звучит, – покачал головой Йохан, – получается, каждый человек тут стоит десятка наших современников? Или у них там внутри десятки личностей?
– А что такое личность? – развел руками Руфус, – желание поесть – часть вашей личности? Вы его можете делить с сотнями людей во всем мире. Все, от рефлексов до абстрактных идей, можно разбить на элементы, имеющие однозначное отображение здесь и в других подобных проектах. У этих проектов до запуска было неофициальное название «концепты»…
– Ну теперь я верю, что это математически верная концепция, – рассмеялся Йохан, – все чертовски логично, запредельно, но абсолютно бесполезно.
– Я тоже так думал, но появился маленький нюанс, – Руфус многозначительно посмотрел на Марию.
– Пять и восемь, к вашему сведению, – фыркнула она.
– Я понимаю, что вы испуганы, но я продолжу. Вы – живые люди из нашего концепта.
Повисла пауза.
– Браво, – наигранно понимающим, но все же дружелюбным тоном сказал Йохан.
– Помолчи, – тихо сказала Мария.
– А вы уже поняли? – уточнил Руфус, – вот поэтому мне интересен ваш заказчик.
– То есть я здесь на самом деле? А та, что до сих пор в больнице?…
– Не знаю, – но помереть вам там не мешало бы на всякий случай, – ответил Руфус вставая, – во имя всеобщей гармонии. Или тут. Собственно, нарушение этой гармонии, на мой взгляд, и является причиной ваших приключений. Не знаю, что это и как оно работает, но я экспериментировал…
– Значит я не ошиблась, – удовлетворенно сказала Мария, – Йон, он убийца.
– С чего это, инспектор Лестрейд? – ухмыльнулся Йохан.
– Шерлок, нафиг, Холмс… – она подняла глаза к потолку и начала загибать пальцы, – распечатанная на непойми-чем инструкция к старинному реанимационному аппарату в следах человеческих жидкостей, включая кровь. Персональные транзакции у его профиля закрыты, компьютер чуть ли не старше его самого, потом…
– А компьютер тут причем?
– Единственная причина, по которой я бы воспользовалась таким старинным устройством – несовместимость с современными системами рейтинга.
– Так то ж ты… – протянул Йохан, и обернулся к хозяину дома, – ладно, что скажете в свое оправдание, подзащитный?
Тот стоял примерно в той же неловкой позе, держась обеими руками за чашку.
– Опять что-то? – неуверенно проговорил Йохан оглядываясь. Мария вдруг неуклюже рухнула на колени.
– Не может быть, – с трудом сказал Руфус.
Йохан вцепился в подлокотник низкого диванчика, на котором он сидел, и запрокинул голову. Деревянный потолок казался слишком близким. Чувство падения душило все его тело не давая шевельнутся. Он изо всех сил сосредоточился на ощущении подушек дивана все с той же силой давящих на его кажущееся невесомым тело. Он с трудом заставил себя отодвинуться от них, стараясь забыть об инстинктах, передвинув ноги одной силой воли. Примерно оценив дистанцию, он распрямился и оторвал руку от подлокотника бросившись в сторону упершейся ломом в пол Марии, но сила притяжения оказалась на месте и распластала его тело на пол-дороги. Сосредоточившись на абсолютно неестественном ощущении давления от досок пола под неожиданно мягким ковром, он вытянул руки и пополз вперед, стараясь заглушить сошедшие с ума инстинкты.