На город навалилась жара; это было неожиданно и приятно – после долгого холодного марта. Мы все поснимали шапки и забросили их на шкафы. На улице не было лужи, которая не захотела бы вдруг сделаться океаном; и делались, переливаясь через края и рождая торопливые речки. По ним плыли из варяг в греки наши белые бумажные корабли. Из земли полезли трава и какие-то маленькие букашки. Коты сопели на солнце и мирно улыбались прохожим. Весна примирила всех. Даже голуби клевали с руки.
Вот в такой-то веселый день я и мой друг Щелчков стояли на берегу Фонтанки и смотрели, как мимо нас плывет одинокий валенок. Плыл он в положении стоя на обтаявшей, ноздреватой льдине, и мы ему немного завидовали. За Калинкиным начиналось море, а я и мой друг Щелчков бредили островами сокровищ, берегами слоновой кости, пиратами мексиканских заливов и прочими романтическими страстями.
– Жалко, – сказал Щелчков, – что до лета еще два месяца. Вон в Африке – всегда лето. А здесь ждешь не дождешься, а оно – раз! – и уже кончилось.
Валенок, равнодушный к миру, ушел в тень под Английский мост.
– Интересно, – сказал Щелчков, – доплывет он до мыса Горн?
– Не знаю, – ответил я. – Океан – опасная штука. Налетит какой-нибудь шквал, или спрут под воду утянет, или пресная вода кончится. Всякое может быть.
– Да, – загрустил Щелчков. – Живешь здесь, как лягушка в болоте. Ни пиратов, ни акул, ничего. Кран на кухне открыл – и пей себе, пока из ушей не польется. Скука! – Он протяжно зевнул. – Я летом, когда буду на даче, сделаю себе настоящий плот, из шкафа, я уже придумал какой. Речка там будь здоров, почти как наша Фонтанка, только берега не такие. И помельче, зато есть водопад…
– Погоди! Постой! Ну куда же ты! – Вдоль берега прокатился крик, тихий и какой-то обиженный. Но что всего удивительнее – тихий-то он был тихий, но сразу же заглушил и Щелчкова, и автомобильную возню на мосту, и звонкие голоса трамваев.
Щелчков мгновенно примолк. Мы оба повернули головы влево и увидели такую картину.
По стершемуся граниту набережной бежал человек. Лицо его было маленькое, глаза мелкие, рот большой. Бежал он прямо на нас, размахивая огромным зонтиком. Ручка зонтика была выставлена вперед и загнута на конце крючком.
Одет человек был странно – в латанном-перелатанном полушубке, из которого лезли вата и какие-то бесцветные колоски, в галстуке в зеленый горошек, в розовой, навыпуск, рубашке и в сиреневых спортивных штанах. Левая нога была в валенке, правая – в одиноком носке с глядящей из дырки пяткой. Носок был морковно-красный, пятка – неопределенного цвета.
Он с шумом пробежал мимо, зыркнув глазом по нашим лицам и обдав непонятным запахом. Сладким и каким-то соленым с легким привкусом увядшей березы. Будто воблу сварили в сахаре, перемешивая березовым веником.
Мы, как по команде, переглянулись и повернули головы вслед.
Человек взбежал на Английский мост, ткнул зонтиком куда-то через перила, потом скатился клубком на набережную и побежал к ближайшему спуску.
Мы тихонечко поспешили за ним и, немного не доходя до спуска, встали за гранитную тумбу.
Человек стоял на краю, на низкой гранитной кромке, и ручкой зонтика тянулся к воде. Перед ним медленно, как во сне, плыл на маленькой аккуратной льдинке наш старый знакомый – валенок.
– Ну немножечко, ну еще… – волнуясь и прискакивая на месте, уговаривал он непослушную льдину. – Еще чуточку, ну на два сантиметра…
Но льдина на уговоры не поддавалась. Она тихо себе плыла и думала о чем-то своем.
Человек на берегу чуть не плакал. Та нога, что была без валенка, выводила печальный танец; левая, сочувствуя правой, нервно и не в такт ей притопывала.
Мы смотрели, как человек старается, и нам его стало жалко. Первым сообразил Щелчков. Он вытащил из кармана гайку, прищурился и метнул в воду. Она булькнула перед носом льдины и погнала маленькую волну. Льдина удивленно подпрыгнула и слегка подалась к берегу. Зонтик клацнул по ледяному краю; валенок лениво качнуло.
– Так, ага, вот-вот-вот… – Рука с зонтиком потянулась к валенку. – И еще… – Но в этот момент судьба, видно, окончательно отвернулась от человека с зонтиком. Раздался плеск, зонт выпрыгнул из руки хозяина и, как сонная озерная рыба, бухнулся в холодную воду. И сразу пошел ко дну. – Это что же… Это куда же… – Человек сбросил с плеч полушубок, потом поправил сбившийся галстук и погрозил кулаком реке. Неудача вывела его из себя; из робкого, неуверенного, спокойного он сделался сердитым и шумным. – Сволочь, морду набью! – Валенок был уже далеко. – Утоплю гадину! – Он с силой размахнулся ногой и ударил ею по недосягаемому обидчику. Валенок, стоявший на льдине, на это не ответил никак. Зато тот, что был на ноге, ракетой взметнулся в воздух и, описав коротенькую дугу, приземлился рядышком со своим напарником.
Столь коварный зигзаг судьбы вывел бы из себя и мертвого. Но не таков был человек в галстуке. Он три раза вдохнул и выдохнул, сделал двадцать пять приседаний, вытащил из кармана расческу и тщательно причесал волосы. Потом надел сброшенный полушубок и направился в нашу сторону. По лицу его блуждала улыбка. Виноватая и немного жалкая.
– Вот так у меня всегда, – сказал он, проходя мимо. – Гонишься за копейкой, а теряешь на рубль.
Незнакомец развел руками и, насвистывая мелодию из «Мистера Икса», пошлепал по плитам набережной. Из круглых дырок в его красных носках печально глядели пятки.