Я сам терпеть не могу разлуку, поэтому понимал его, как никто другой. Чтобы хоть как-то скрасить его грусть, я подбежал к нему и положил голову на колени. Видимо, это подействовало. Кристофер заметно оживился и, почёсывая меня за ухом, весь оставшийся завтрак рассказывал Александре разные смешные моменты со съёмок нашего фильма. Больше всего она хохотала над тем эпизодом, когда он заставлял меня миллион раз сбегать по склону, потому что, если верить его словам, я не бежал по нему, а плыл, словно кораблик по волнам. В отличие от неё я не видел ничего смешного. Хотел бы я посмотреть, как бы Шура веселилась, окажись она на моём месте. Ну да ладно, я уже давно понял, что юмор людей зачастую отличается от моего.
Пока они потешались надо мной, я прикрыл глаза, наслаждаясь почёсываниями Кристофера. Интересно, есть на свете такое существо, которое не любит, чтобы его гладили? Наверняка есть. Мне, например, не нравится, когда это делают посторонние люди. Зачастую их поглаживания выглядят дежурными, как если бы они поздоровались с незнакомым человеком, а когда гладят родные, я готов часами подставлять голову и уши.
Сквозь полуприкрытые веки я заметил, как на столе засветился мобильный Кристофера. Судя по короткому «дзынь», я сразу понял, что пришло сообщение. Прочитав его, Кристофер сунул телефон в карман своих неизменных чёрных спортивных штанов с белыми полосками по бокам и, захлопнув ноутбук, сказал:
– Алекс, если ты позавтракала, тогда нам пора ехать. Пилот написал, что самолёт готов к вылету…
Возле парадного входа нас ожидала машина, а рядом с ней крутился громила. При виде нас он подбежал к Кристоферу, забрал у него наш чемодан и погрузил в багажник. Хотя какой он наш, если в нём нет ни одной моей вещи. Всё своё я всегда ношу с собой.
И вот настала пора прощаться. С невероятной тоской в сердце я обвёл взглядом территорию дома, где за это время выучил каждый уголок, каждую травинку, каждый кустик и каждое дерево. Неизвестно, попаду я сюда ещё когда-нибудь или нет. Возможно, этого не случится, но в том, что мои родственники будут поддерживать с Кристофером отношения, у меня не было сомнений. Значит, через них и узнаю новости о нём.
Женщины обнялись на прощание, после чего Мари присела рядом со мной и, обхватив морду руками, звонко чмокнула в нос. Да так громко, что у меня аж в ушах зазвенело. Я даже тряхнул головой, стараясь избавиться от шума, а люди, глядя на меня, давай хохотать. Ну вот скажите, что здесь смешного? А может, у меня плохо развито чувство юмора?
– Трейси, кто же теперь будет мне помогать наводить порядок в доме? – выпрямившись, с улыбкой спросила Мари.
Хм, странная женщина! Так говорит, будто я делал это постоянно. Да, было дело, один раз я походил за ней хвостиком по дому, пока она убиралась в комнатах. Так она сама попросила меня составить ей компанию, сославшись на то, что ей скучно, к тому же тогда я только приехал и у меня не было дел. Но как только начались съёмки, мне стало не до порядка в доме. Оно и понятное дело, мы уезжали на студию ни свет ни заря, а возвращались, когда на небе уже вовсю хозяйничала луна.
Я оставил её вопрос без ответа. А что, собственно, я должен был ей сказать? Тут ни «ав», ни «у-у-у-у-у» не подходит. Конечно, если бы мог, я бы произнёс: «Извините, миссис Мари, вам придётся найти нового помощника». Но, увы, бог лишил меня возможности говорить. Вот только я никак не могу понять, за какие такие грехи?
Водитель открыл для нас заднюю пассажирскую дверь и жестом пригласил в салон.
– Миссис Алекс, мистер Трисон, – он подмигнул мне, – прошу в автомобиль.
Сейчас я уже привык к такому его обращению ко мне, а когда первый раз услышал, всё думал, он говорит серьёзно или шутит. Если честно, я до сих пор этого так и не понял, несмотря на то что громила называет меня «мистером» постоянно. Правда, когда он произносит это слово, в его глазах я замечаю смешинки. Вот как теперь.
Мы с Шурой расположились на диване – по-другому это сиденье не назовёшь, – а мужчины заняли места спереди. Двигатель большого чёрного автомобиля заурчал, как сытый кот, когда громила завёл его. Машина тронулась и покатилась по двору. Я поставил передние лапы на спинку сиденья и в последний раз посмотрел на Мари и на дом, в котором прошло четыре месяца моей жизни. Жаль только, в бассейне не поплавал напоследок. Хотел это ночью сделать, но Александра нарушила мои планы совместным ночлегом. Ну да бог с ним, я в Израиле так наплавался, что на всю оставшуюся жизнь хватит. Если вы читали историю о моих приключениях в этой чудной стране, наверняка помните, как меня смыло волной с лодки, она уплыла, а я остался один в открытом море. До сих пор с содроганием вспоминаю встречу с акулой нос к носу. Если бы мне на помощь не пришёл мой новый друг дельфин по кличке Игорь Николаев, всё, не было бы больше Трисона[8].
Когда автомобиль выехал за территорию дома, я по привычке посмотрел на соседские ворота, за которыми прятался дворец Лео, и только теперь понял, что так и не попрощался с ним и с его питомцем, крокодилом по кличке Патрик. Хотя как бы я это сделал, если после премьеры фильма больше не видел его, а от Кристофера узнал, что он улетел на съёмки. Всё-таки тяжело быть звездой Голливуда: не себе принадлежишь, а мировому кинематографу. Интересно, а кто же в его отсутствие кормит Патрика? Должно быть, какой-то очень смелый товарищ. Патриций хоть и небольших размеров, но, как сказал бы мой подопечный Сашка[9], крокодил – он и в Африке крокодил. Я не смогу в паре слов описать наше знакомство, но, если захотите, сами прочитаете в книге «Лабрадор Трисон покоряет Голливуд». А для тех, кому любопытно, вкратце поясню: Лео – сосед Кристофера, он же всемирно известный актёр, которого, я уверен, каждый из вас знает.
Пока я думал о нём и его зубастом питомце, машина спускалась по холмам в том районе, где стояли большие белые буквы HOLLYWOOD, на фоне которых Кристофер фотографировал меня в день прилёта, чтобы отправить моим родственникам. Помню, как в самом начале моего пребывания в Лос-Анджелесе меня жутко укачивало на этом серпантине, но со временем я настолько привык, что мой желудок перестал на него реагировать, независимо от того, сыт он или нет.
Как обычно, по пути нам встречались группы туристов, шагающие по обочине дороги. Поверьте мне, дорогие друзья, все они приехали сюда не природой любоваться, а ради таких же фотографий, чтобы потом похвастаться перед друзьями и сослуживцами, мол, смотрите, где я побывал. Только не подумайте, я не против селфи. Боже упаси. Я понимаю людей, когда они снимают себя на фоне малиновых закатов, изумрудного океана, заснеженных гор, северного сияния, старинных памятников архитектуры. Но что красивого в этих буквах? Может, у меня такая же проблема с чувством прекрасного, как и с чувством юмора? Вот и мои родственники туда же, в один из дней пребывания в Лос-Анджелесе, когда мы возвращались с очередной экскурсии по городу, они попросили Кристофера запечатлеть их на фоне этой надписи, ещё и меня между собой поставили. Только я не понял, зачем? У меня уже есть такое фото, на фига им ещё одно? Они солить их собираются, что ли?
За рассуждениями я не заметил, как автомобиль въехал в город и покатился по шоссе, шелестя шинами по блестящему асфальту. Мимо проносились небоскрёбы, уходящие в голубые небеса, невысокие особняки, в витринах которых застыли манекены. Вдоль тротуаров высились пальмы, покачивая верхушками от прикосновения тёплого ветерка, то тут, то там зеленели газоны и всеми цветами радуги пестрели клумбы. По шоссе сновали до блеска начищенные современные автомобили, вальяжно проплывали старинные лимузины, длинные, как селёдка. Из некоторых торчали головы водителей и доносилось бормотание радиоприёмников. По специально отведённым дорожкам неслись велосипедисты и роллеры. Несмотря на утро, жизнь кипела и бурлила вокруг. Глядя в окно, я думал, что в Лос-Анджелесе, как и в доме Кристофера, я уже знаю каждую улицу, каждый проулок и каждый закуток. За время моего проживания здесь мы с ним несколько раз на дню проезжали по городу, к тому же регулярно совершали пешие прогулки, когда шли в какой-то ресторан. Окажись я здесь один, с помощью своих меток я бы запросто нашёл дорогу в то заведение, где мы праздновали премьеру, или, например, в бургерную, которая находилась по соседству с кафе, что открыл, как выразился Кристофер, один известный мой соотечественник. Хотя какой он известный, если я о нём ничего не слышал?
Шура тоже глазела в окно с раскрытым ртом, и я её прекрасно понимал. Это сейчас я смотрю на всю эту красоту спокойно, а когда только прилетел, я точно так же не мог глаз отвести от видов этого белоснежного города.
Всё-таки я самый счастливый пёс на свете. Не каждому человеку дано побывать в Лос-Анджелесе, я уж не говорю о том, чтобы сниматься в фильме на студии «Юниверсал Пикчерс». Думаю, если кому-то из наших актёров попадёт в руки книга «Лабрадор Трисон покоряет Голливуд», они умрут от зависти. А я вам так скажу, друзья: не завидуйте. Не знаю, каково работать на съёмочных площадках в России, но здесь я пахал. Как говорит Кристофер: чтобы снять достойное кино, нужно выложиться по полной. Вот он и выжимал с нас все соки. Надеюсь, что наш фильм понравится зрителям.
Вскоре стал отчётливо слышаться гул двигателей, в небо то и дело взмывали стальные птицы. Вскоре впереди показались три буквы – LAX, не менее знаменитые в Лос-Анджелесе, чем те, что стоят на холмах. Машина свернула с шоссе, ненадолго остановилась перед шлагбаумом, а после того, как он взлетел вверх, покатилась по территории аэропорта. Пока я рассматривал снующих туда-сюда пассажиров и бесчисленное количество транспорта, не понял, как мы оказались на лётном поле, вдоль которого, выстроившись в стройный ряд, стояли большие и маленькие самолёты. Среди них я сразу заметил серебристого красавца с красно-синими молниями на бортах и, не увидев возле него репортёров, облегчённо вздохнул.
Помню, когда мы подъехали к самолёту в Москве, они набросились на нас – вернее, на Кристофера, – как стая голодных волков. Ей-богу, я думал, они не слезут с него. Если бы не пилот, наверняка то спонтанное интервью длилось бы до второго пришествия. Для меня до сих пор остаётся загадкой, как они пронюхали про визит Кристофера в Россию? Хотя на то они и журналисты, чтобы быть в курсе всех событий. Кстати, за время моего проживания здесь мы сталкивались с ними только на фестивале и премьере нашего фильма, а во время наших пеших прогулок по городу к нам ни разу никто не подошёл. Может, в Лос-Анджелесе на известных людей меньше обращают внимание. Их же тут как собак… ой, пардон, я хотел сказать, что их тут пруд пруди, куда ни кинь взгляд – кругом одни звёзды. Нет, скорее всего, люди просто не узнавали Кристофера. Ещё бы, он же, как разведчик, замаскировывался перед выходом на улицу. Надевал чёрные очки, натягивал на голову капюшон или надвигал бейсболку на глаза. Я бы тоже вряд ли его признал, если бы случайно встретил на дороге.
Вилсон остановил автомобиль напротив трапа, где нас встречали всё тот же пилот и та же стюардесса, с которыми мы летели из Москвы. Они и одеты были так же, как в тот день. Он – в белой рубашке и чёрном галстуке-шнурке, а она – в небесного цвета костюме и пилотке. У них что, нет другой одежды?
– Приехали, – сообщил Ноланд.
Никак не могу привыкнуть к этой дурацкой человеческой манере озвучивать очевидные вещи. Как будто у нас глаза на затылке и мы сами этого не видим. Он обернулся и, посмотрев на нас по очереди поверх солнцезащитных очков, сказал:
– Вы пока выходите, а я пойду с командой переговорю.
Он покинул машину и направился к экипажу. Заглушив двигатель, громила выскочил следом за ним.
– Ну что, идём, мой бодигардик. – Улыбнувшись, Александра легонько стукнула меня пальцем по носу.
Боди… кто? Что-то я не понял, как она меня обозвала? Округлив глаза, я в удивлении уставился на неё.
– Малыш, да не смотри ты на меня так, – хихикнула Шура. – Бодигард в переводе на русский означает «телохранитель». Ну а кто ты? – Она развела руками. – Твой напарник поручил тебе беречь меня.
Фух, ну слава богу. Я согласен быть телохранителем, но тогда зачем называть меня малышом? Вам не кажется, что эти два прозвища как-то не вяжутся между собой? В моём понимании боди… как его там… ну, в общем, это такой здоровый парень, который запросто надерёт задницу любому. Разве он может быть малышом? За всю мою жизнь люди по-разному называли меня, но позорней этой клички я ничего не слышал. Уж лучше быть Трюфелем, Трусоном или Тристаном, но только не сопливым малолеткой. Вы заметили, она даже английское слово умудрилась завернуть в уменьшительно-ласкательную обёртку. И в этом вся Шура. Говорю же, не может она обходиться без этих своих муси-пуси. Я вдруг подумал, что уже скоро мне придётся неизвестно сколько жить с двумя женщинами. Если ещё её подруга окажется такой же любвеобильной, я точно сойду с ума.
Александра накинула на плечо свою маленькую сумочку, что лежала на сиденье, и только взялась за ручку двери, собираясь открыть её, как она распахнулась перед нами.
– Миссис Алекс, мистер Трисон, – улыбнувшись во все свои зубы, Вилсон снова подмигнул мне, – прошу вас.
Я заметил, что он открывал двери только женщинам и мне, на мужчин его джентльменство не распространялось. Понятное дело, они с таким же успехом могут это сделать сами. Громила забрал из багажника чемодан, а когда мы подошли к трапу, Кристофер представил Александру экипажу, те с улыбками кивнули, затем посмотрели на меня и, словно сговорившись, подмигнули.
Да что они все разморгались? Такое чувство, будто у них одновременно случился нервный тик. Конечно же, я понял: никакой болезнью здесь не пахнет. Вряд ли Кристофер позволит управлять своим самолётом человеку, страдающему неврозом. Просто таким образом они поприветствовали меня. Я пёс воспитанный, разве мог я не ответить взаимностью? Я тоже моргнул, правда, в отличие от них, обоими глазами, и вдобавок ещё хвостом помахал, давая понять, что тоже помню их. Естественно, наше бессловесное общение не осталось незамеченным остальными.
– Трисона вам представлять не нужно, – глядя на меня с высоты своего роста, усмехнулся Кристофер. – Вижу, что за это время вы не забыли друг друга.
– Да как же его забудешь? – вопросом на вопрос ответил пилот. – Это первый четвероногий пассажир, который летал на нашем борту.
Когда со знакомством было покончено, он забрал чемодан у громилы и, обменявшись рукопожатиями с мужчинами, удалился в самолёт. Вилсон попрощался с Шурой, потом присел рядом со мной и протянул ладонь, а когда я положил на неё лапу, он легонько сжал её и сказал:
– Мистер Трисон, для меня было большой честью познакомиться с вами. Надеюсь, мы ещё когда-нибудь увидимся. – Он отпустил мою конечность и, поднявшись, добавил: – Ещё раз спасибо за мистера Ноланда.
За всю мою жизнь люди говорили мне много хороших и тёплых слов, но ещё никто никогда не сказал, что знакомство со мной было большой честью. Я обратил внимание: когда громила назвал меня «мистером», он не подмигнул мне, и смешинок в его глазах я тоже не заметил. Выходит, в этот раз он говорил серьёзно? С ним мне тоже было грустно расставаться. Несмотря на свои габариты и угрожающий вид, он оказался добрым парнем.
После того как он ушёл в машину, настала пора прощаться с Кристофером. Сначала он по-дружески поцеловал в щёку Александру, а потом присел рядом со мной и обнял меня за шею. Пока мы молча сидели, моя душа разрывалась на части. Всё-таки странная штука эта душа. Понятия не имею, где она находится, но зато знаю, как болит. За это время Кристофер стал для меня не менее родным человеком, чем Елисеев и Шура. И как бы мне ни было жаль с ним расставаться, мне придётся. Сколько разлук было в моей жизни и сколько их ещё будет – неизвестно. В тот момент я вдруг понял, что они неизбежны, а значит, к ним нужно относиться как к неотъемлемой части нашей жизни.
– И всё-таки день прощания наступил. – Отстранившись, Кристофер посмотрел на меня. – Но не будем расстраиваться, дружище. Слава богу, мы с тобой не на разных планетах живём, – грустно усмехнулся он. – Обещаю, мы с тобой ещё непременно увидимся. Ты мне веришь?
Что за глупый вопрос? Конечно верю. Да и как я могу не верить, если ты ни разу не дал мне повода усомниться в твоей порядочности.
– Ав, – подтвердил я.
– Спасибо, приятель. – Он заулыбался и почесал меня за ушами. – Ну что, коллега, готовься к всенародной славе, скоро наш фильм выходит в мировой прокат.
Да я всегда к ней готов. Хоть я и недолюбливаю эту звёздную тётку, но, честно сказать, уже давно привык к ней. Она же постоянно ходит за мной по пятам, прямо как тень отца Гамлета. Стоит только сделать доброе дело – и слава тут как тут.
Кристофер чмокнул меня в лоб, затем поднялся и, кивнув на трап, где меня ожидали Шура со стюардессой, сказал:
– Давай, приятель, беги в самолёт.
Я вильнул хвостом на прощание, взбежал по ступеням и уже собрался войти вслед за женщинами в салон, но, услышав его обращение ко мне, обернулся.
– Трисон, ты навсегда со мной. – Он похлопал по плечу, в том месте, где у него была татуировка с изображением моей морды.
Вскоре я любовался в иллюминатор залитым солнцем городом, водной гладью океана, на поверхности которой маленькими галочками белели яхты, и заснеженными пиками горных вершин. Спасибо тебе, Лос-Анджелес, за гостеприимство. Не хочу говорить «прощай», честно сказать, я ненавижу это слово. Лучше скажу «до свидания». Надеюсь, мы ещё когда-нибудь увидимся. Жизнь ведь штука непредсказуемая, неизвестно, какой сюрприз она преподнесёт мне завтра. И вдруг нежданно-негаданно в голове всплыли слова любимой песни моего последнего подопечного, Андрея Максимовича: «Под небом голубым есть город золотой, с прозрачными воротами и яркою звездой. А в городе том сад, всё травы да цветы, гуляют там животные невиданной красы».