«Мой дом – моя крепость», – этот английский афоризм как нельзя лучше подходил к особняку моего мужа.
Посторонний взгляд не сумел бы рассмотреть в деталях замок семейства Миллеров, стилизованный под старину. Окружённый ухоженным парком и высокой оградой, он прятался от посторонних глаз, только шпили башенок золотились на солнце.
Вот уже полгода я жила в этой крепости. Сюда привёз меня Генрих. Он наплевал на мнение родителей, не согласных со скоропалительной свадьбой, не обратил внимания на уговоры друзей и знакомых.
– Только Мари станет моей женой! – заявил он на первой встрече с родственниками. – Никто больше не нужен!
Мы сидели в дорогом ресторане напротив родителей Генриха. Жених держал меня за руку, а я цеплялась за его пальцы, как за спасательный круг, настолько тряслась от ужаса перед людьми старинного рода фон Миллеров. Смотрела на их прямые спины, строгие вытянутые лица и презрительно сжатые губы, а в коленках рождалась дрожь. Я старательно прижимала каблуки к полу, чтобы они ненароком не начали выбивать чечетку.
– Генрих! – мать заламывала руки и взывала к благоразумию сына. – Зачем тебе нужна эта славянская шлюха?
Эта светская элегантная дама, видимо, думала, что скромная русская танцовщица без роду и племени ее не понимает.
Но я понимала. Ещё как понимала! И вздрагивала каждый раз, когда слышала грубое слово в свой адрес. Я изучала немецкий язык в школе, окончила три курса лингвистического факультета, где были отличные преподаватели. Их старания помогали мне разбираться в тонкостях и оттенках чужой речи.
– Мари не шлюха! – вспылил Генрих. – Я женюсь на девственнице. Ты даже не представляешь, какая это редкость в наше время!
– Это в России редкость. Там только нищие и проститутки живут! – взвизгнула мать, – А в Германии…
– Дорогая, не нервничай, у тебя поднимется давление, – муж, Отто фон Миллер, представительный и важный мужчина с бородкой клинышком, поправил роговые очки и успокаивающе пожал ее пальцы.
Но цветущий вид этой особы никак не напоминал о предполагаемых болячках. Ухоженная, с гладкой кожей, наверняка обколотой филлерами или ботоксом, дама нервно махала перед лицом надушенным платочком и всхлипывала.
Я скосила глаза и посмотрела на Генриха. Мы были знакомы уже несколько недель. Всегда вежливый, предупредительный, элегантно одетый в строгий костюм, он казался мне образцом мужчины.
Я любовалась высоким лбом, ясными голубыми глазами, соблазнительным очертанием губ и млела от счастья. Генрих зачесывал волосы назад, и они лежали в строгой прическе, прядка к прядке, как солдаты в шеренге. Мой очень красивый и строгий профессор права. Люблю тебя нежно!
Вот и сейчас он сидел, высоко подняв подбородок и, кажется, совершенно не волновался, уверенный в своих желаниях и правоте. От тепла, сжимавшего сердце, и счастья у меня чуть не закапали слёзы. За что? За какие заслуги мне, двадцатилетней девчонке, достался такой бриллиант? Да я для него… на все пойду! Все вытерплю, все сделаю, чтобы только удержать возле себя.
– Мама, не сочиняй сказки! – неожиданно засмеялся Генрих. Строгие черты разгладились, лицо стало милым, как у проказливого мальчишки. – Ты забыла, где я работаю? Да на студентках, живущих самостоятельно с восемнадцати лет, пробу ставить негде! Так и лезут в кабинет! Готовы раздеться прямо на лекции и показать свои прелести.
– О Боже! Я тебе не верю! – всхлипнула фрау Миллер. – Я понимаю, молодость, жажда экспериментов… Но жениться зачем… на этой?
– Так надо! – отрезал Генрих и прекратил пустой разговор.
Я несмело подняла глаза на жениха. С одной стороны, мне была приятна его защита, а с другой, насторожил этот металл в голосе, после которого мать сникла и опустила плечи, а отец молча опрокинул рюмку шнапса.
Что не так в достойном семействе?
Небольшие сомнения царапнули меня, когда я вышла в туалет. Следом за мной вбежала сестра Генриха, Марта, яркая блондинка с грудью третьего размера.
– Мари, покажи, – взмолилась она, глядя на меня горящими глазами.
– Что показать? – растерялась я.
– Ну, какие у тебя там штучки для привлечения мужиков.
Палец с длинным розовым ногтем ткнул в мою промежность. Я отпрыгнула.
– Ничего нет!
– Ну, не ломайся, – настырная девица прижала меня к стенке.
– Марта, ничего нет!
– Не верю! Вас же там обучают всякому.
– Где, там?
Ее осведомленность немного задела. Неужели Генрих поделился с сестрой подробностями нашего знакомства?
– Ну… не знаю. Карл сказал, что брат тебя выкупил у какой-то организации, торгующей рабынями.
Вот это номер! Еще и какой-то Карл знает. Может быть, вся Германия в курсе моей жизни, и это знакомство с родителями чистый фарс?
Открытие испортило хорошее настроение окончательно.
– Я не рабыня. Танцовщица.
– А какая разница? Мари, поделись секретами, мы скоро станем родственниками.
– Да, нечем делиться.
– Так я тебе и поверила! – Марта поджала губы. Я чувствовала, что приобретаю врага номер один. – Мой братец на простушку даже не взглянет.
В зал я возвращалась на ватных ногах. Только, дура, радовалась, что сумела вырваться из «Зазеркалья», как меня тут же ткнули носом в дерьмо.
Но выбора у меня не было. Я так и не видела свой паспорт, который у меня забрали сразу, как только наш танцевальный коллектив оказался на территории Германии. Где он? Когда получу его обратно, мне неизвестно.
– Как мы поженимся без документов? – осторожно спросила у жениха.
– Не волнуйся, дорогая, все в порядке. Твой паспорт хранится в сейфе, – ответил уклончиво Генрих.
В каком сейфе он не уточнил, но на время я успокоилась и полностью отдалась новому для меня чувству.
Странности начались почти сразу, как только я попала в дом жениха.
Мне бы тогда, в туалете, прислушаться к словам Марты, насторожиться! Но кто в двадцать лет верит в предчувствия и чужие слова! Огромное желание вырваться из «Зазеркалья», первая любовь, вспыхнувшая так внезапно и поглотившая целиком, приглушили внутренний голос, кричавший об опасности.
Я была счастлива. Генрих нежно заботился обо мне, баловал подарками и цветами, одевал в лучших магазинах, кормил в самых элитных ресторанах. Мне нравилось, что моего тридцатилетнего жениха уважительно называли: «Герр профессор», – а ко мне обращались только: «Фрау Мари». Разве могла представить себе такую жизнь русская провинциальная девчонка?
Немного смущало, правда, что мне по-прежнему не давали часто общаться с родственниками. Однако свое обязательство – выплатить пятьдесят тысяч евро – компания, принявшая меня в танцевальный коллектив, выполнила, поэтому родители были спокойны и счастливы и полностью рассчитались с долгами. Генрих попросил их не приезжать на свадьбу, и они согласились, благополучно оставив меня одну.
И еще один момент волновал меня. Я жила в доме Генриха, но спала в отдельной комнате. Жених не посягал на мою невинность, не пытался затащить в постель. Этот факт радовал, но и тревожил одновременно.
– Я тебе не нравлюсь как девушка? – задала я вопрос.
– Глупая, – засмеялся Генрих и нежно поцеловал. – Я растягиваю удовольствие, хочу сделать все правильно и тебя подготовить.
От сердца отлегло, но ненадолго. Уже на следующий день я опять стучалась в его спальню и, как продажная девка, предлагала себя. Какой-то первобытный страх поселился в душе. Вот сейчас я жениху надоем и разонравлюсь, и он вернет меня в «Зазеркалье».
Но мои ожидания начала конца не оправдались: день свадьбы приблизился, и ничто не предвещало катастрофы.
Перед торжеством я очень волновалась. Но и в этот день Генрих оказался на высоте: он записал меня в самый фешенебельный спа-салон, где я провела весь день. Меня обхаживали лучшие специалисты и добились цели, поставленной перед ними женихом. Я вышла красивая, элегантная и очень довольная.
– Герр профессор, – обратилась к Генриху хозяйка салона, когда он расплачивался. – Если фрау Мари захочется подправить кончик носа, у нас в соседнем крыле замечательная частная клиника пластической хирургии. И доктор Вайсберг очень милый человек! У него богатая клиентура.
– А мне нравится так! – заявил Генрих и поцеловал меня в нос. Я смущенно зарделась, радуясь, что мне достался такой замечательный парень.
Свадьба пролетела как в тумане. С приближением ночи я все более нетерпеливо поглядывала на лестницу, ведущую в нашу спальню, и все равно не была готова к тому, что случилось потом.