Маркос Мескос Выкуп
Ночь после того
На прогалине их прикончили:
взгляды за спину шаги за спиной
чёрный лес где звери прячутся пляшущие
с мертвецами – сверху с гор они спустились в ущелье: был май
птицы свет и цветы бушевали под ветром: благоухание
скорбной радости или двусмысленное упование пока
они шли и чуть ниже
по склону над ямой выстрелы в голову.
Холодный мурашки ветерок ледяной нынче первая ночь под землёй
нынче пляски: нынче пляски у мертвецов.
Отвлекающие манёвры
Утром дождь шептал осеннему серебряному ковру
слова невнятные мимолётные – дальние голоса
дальние крылья за дымом за туманами чернотой
над глазами почва:
базиликом белым расцветает смерть,
дряхлеет якобы, но наряжается…
Простая история
Был голубоглазым рослый дядя Эвфимис муж тёти Афродиты двоюродной сестры моей матери; всю жизнь возился с лошадьми телегой и огородами; выпивал и я помню как по вечерам он вываливался из пивной «Аляска» в Воденах[3] улыбаясь до ушей и шатаясь довольный прошедшим днём и своей многомилостивой жизнью «ах если бы только говорил он мне в горку перед домом не подниматься!»
он приходит в мои сны добродушный огромный голубоглазый берёт меня за руку и ведёт к Лонгосу[4] перечисляя мне имена птиц и источников на их старом позабытом языке.
Скромные перерывы в селе Каламици[5]
Десять раз пробежала вверх-вниз по дереву
щипала пугливая белочка в спешке
корку хлеба брошенную в траве;
на акации дрожит воробьишка
страстно выпрашивая на своём языке
забытое лакомство крошку какую-нибудь.
Птицы
Ушедшему поэту Йоргису Павлопулосу
Птицы щита одного и птицы другого…
Гребцы небесные над кровлей ласточки низколетящие аисты воробьи зарянки дрозды щеглы и горлицы вальдшнепы в вышине подорлики и кваквы альбатросы дальние вьюрки на подоконниках —