Мы молчали, неподвижные среди музыки: на коленях
фотография: в чёрной коже на ветру ты смотришь прямо,
строгая и уверенная – по ту сторону объектива
я смеялся, конечно. На дальнем плане мост бетон и земля
пустая, твоё село.
И мы всё смотрели не поднимаясь с колен: с моста
ты завидуешь воде – вырвались из города, авто ждёт позади
с разогретым двигателем, когда закончится перерыв,
головокружение пройдёт, отойдите, вы что, не видите,
вы мешаете, я фотографирую свою любовь.
словно долго позировать перед
камерой в которой
не было плёнки
как потом узнаёшь.
каплет ртутью в вены голубизна
пока город вокруг – к миллионам ртов —
поднимает минутную стрелку: мол
чи. дрожь замурована в гипсе.
девушка неловко надевает горизонт, не знает, как повернуться.
наверху: море
чистыми мазками на
каждой стекляшке брошенной на берегу
и в каждой старые волны,
вот и всё, что я знаю о пространстве:
остальное осталось
в фотокамере.
То и дело они составляют фотороботы
с фотографической неточностью
или безграмотной памятью человека в форме
на поворотах проспекта,
самоходные, неподвижные.
закаменелые
мутный как на загранпаспорт снимок транзитом и под дождём
делают остановку пока
– в каком-то другом стихе —
инерция запечатлевает
их фаюм чистейший
Хронотоп Артемиды
всеми своими реальностями мир углублялся в почву,
окружённый кремнистым сланцем, и вдруг
я оказался в воде
– так отчаянное пробуждение обрывает побег и день воздвигает
в твоём голосе стену —
стихотворение снова стало чернилами стало полипом утянуло меня
на дно чтобы я пересчитывал утонувшие рыбьи перстни.
я как дар погребальный носил её под землёй – мгновение вечности —
и теперь дышу через бок
сквозь тростинку твоей стрелы.
Уже поздно между Токио и Салониками:
ты уронила на страницы
сомкнутые глаза
вежливо отказавшиеся от кофе обеда и того,
что, надо полагать, было ужином; в воздухе языки, кадры,
прошлогодние хиты кинематографа упускаешь один за другим —
и даже покой, парящий вверху и соединяющий паузы,
между делом, колебания курсов
мировых валют, перепады атмосферного давления.
Уже поздно для трансляций в этой воздушной географии,
поэтому я пишу: говорят, что во время полёта возможна только
фаза быстрого сна. замечательно:
значит, ты мне расскажешь, что тебе снилось, когда
ты роняешь сумку – это называется «сонное опьянение»,
объясняю я, стряхивая пыль у выхода —
и тебе хочется познакомиться со мной поближе.
может быть, доехать вместе
на такси до центра или встретиться
посмотреть Фудзияму о которой ты мечтала столько часов
Уже поздно, когда мы прибываем;
затянувшаяся пауза – я выхожу на платформу,
я потерял тебя где-то в толпе, не помню, проверяю вещи:
паспорт, мобильник, маленький конверт
в ручной клади. женским, странно знакомым
почерком, имя;
открываю:
вот это
самое стихотворение меня сопровождает пока – рассвет из
окна поезда – я медленно просыпаюсь, двигаясь навстречу
тридцати миллионам незнакомцев.