Возле входной двери на виллу Имедема толпились странные люди.
Их одежда была нестиранной и пахучей. А руки серели от старой, сухой и неотмываемой грязи.
Четверо незнакомых мужчин бегали туда-сюда и обратно, вытаскивая нераспознаваемые предметы из грузовика. Самый низкий из них кричал:
– Да не войдет он, чтоб тебя! Надо через окно.
Ему отвечал тот, что был куда крепче и почему-то хрипел:
– Я тебе говорю – зайдет: снимем с петель, и дело с концом.
Еще двое суетились молча.
– Здравствуйте, – без особого интереса бросила Элли и остановилась у крыльца. – А где бабушка?
– О, близняшка, – криво ухмыльнулся низкий и протянув руку, поворошил волосы Элли. Было неприятно. Не из-за жеста, а из-за потных подмышек. – На кухне Серафима, кофе кипятит.
Девочка решила, что про себя будет звать мужичка Гномом-Вонючкой.
– Зачем вам наш кофе? – нахмурилась Элли.
– Грубо как, – фыркнул Гном-Вонючка. – Мы делом заняты. Устали.
– А дело какое?
– Девочка, иди-ка внутрь и побыстрее! Мешаешься.
Громко цокнув, Элли перескочила через порог и застыла напротив двери. Нет уж, не увидев, что происходит, в свою комнату она не отправится!
Вскоре мужчины принесли шуруповерт и сняли входную дверь. Сначала девочка подумала, что на этом их так называемое дело закончится, но Гном-Вонючка раздал всем тканевые перчатки с резиновыми пупырышками и снова отправил в сторону машины.
Когда они вернулись, все стало ясно.
Распределив силы на двоих, мужчины тащили ко входу в дом Грэмов небольшой, но самый настоящий гроб.
Еще двое встали у двери и контролировали процесс.
Элли отшатнулась.
– Боком, боком его давай! – подначивал хриплый.
– Аккуратно переворачивай! – предостерегал Гном-Вонючка.
Девочка зажмурилась и распахнула глаза снова. Потом еще и еще. Но страшная, горькая картинка никуда не уходила.
Больше не в силах наблюдать за происходящим, Элли сорвалась с места и побежала на кухню.
– Бабушка! – кричала она по пути. – Бабушка!
Серафима разливала свежесваренный кофе по четырем гостевым кружкам. Увидев внучку, она испуганно отставила турку и поспешила поймать девочку в свои руки:
– Элли, детка, что такое? Кто тебя обидел?
– Бабушка, у них там!.. – часто дыша, запиналась девочка. – У них, это… Там!
Бабушка тяжело вздохнула.
– Я знаю, знаю, Эльга. Так положено.
Элли почувствовала, как кровь приливает к щекам. Лицо начинало гореть, а в глазах щипало.
– Что положено?! Туда некого положить! Некого! Зачем сюда?! Зачем домой?!
– Я знаю… – только и повторяла бабушка, поглаживая внучку по волосам. – Пойдем умоемся, Эльга, я тебя заплету.
– НЕТ! – крикнула девочка и оттолкнула Серафиму от себя. – НЕ ТРОГАЙ МЕНЯ! ИДИ И СМОТРИ, КАК ЕГО ЗАНОСЯТ! САМА СМОТРИ!
Еще давно, в раннем детстве, бабушка придумала ритуал. Когда маленькой Элли было плохо, она отводила ее в ванную и просила умыться холодной водой. И пока внучка плескала на лицо живительную влагу, Серафима гладила ее по самым нежным местам на голове: у висков, по лбу, по затылку. Расчесывала непослушные кудри, а затем заплетала их в тугую и толстую косу.
К концу процедуры Элли чувствовала себя значительно лучше.
Но это был не тот случай, совсем не тот!
Все это допустила бабушка, на все это она молча согласилась и теперь в их не самый уютный, не самый новый и слишком большой, но все же родной дом заносили деревянную конструкцию шестиугольной формы, в которой предполагалось лежать тому, кто даже не был найден.
Серафима покачала головой.
– Он будет в маминой комнате. Просто не заходи туда, Эльга. Не нужно.
Элли уже знала, как проходят некоторые похоронные ритуалы. Пять лет назад на вилле Коткасов – их дом было видно с набережной зимой и осенью, когда деревья лысели и не закрывали обзор листвой, – умерла Мария. Она работала у мамы на должности секретаря. Марию сбила машина, когда та возвращалась из Тарту, и как только новость о горе четы Коткас пронеслась по всему Ихасте, мама сразу сказала Элли и Лембиту:
– Мы пойдем все вместе.
Близнецы тогда мало что понимали и не грустили, но в день похорон то и дело мучили бабушку расспросами. Серафима рассказала, что по традиции гроб с проуа Коткас стоял несколько дней дома, прямо в гостиной. Сейчас же, когда все собрались для захоронения, его вынесут и повезут на кладбище, а все собравшиеся гости поедут за ним.
– А крышка почему закрыта? – спросил тогда Лембит. – Она точно там?
– Точно, – отвечала бабушка. – После аварии не всегда можно узнать человека, поэтому и закрыли.
– Ну и жуть, – улыбаясь, отвечал брат. – Но все равно интересно. Теперь она под нами, и, надеюсь, там хорошо!
Вспомнив слова Лемми, Элли потерла глаза. Ничего интересного в этом не было, равно как и хорошего тоже! Знал бы ты, Лембит, что происходит теперь… Был бы ты здесь… Ты бы понял.
– Эльга… – шепотом сказала бабушка. – Я отнесу кофе рабочим. Иди в свою комнату, мы поговорим позже.
– Не надо со мной говорить, – хрипло ответила Элли. – С мамой говори. И передай ей, что завтра ее вызывают школу под страхом смерти! Хоть она вот так и смеется над ней.
Бросив на Серафиму уничтожающий взгляд, Эльга зажмурилась и отправилась в свою комнату.
«Был бы ты здесь, Лембит… – вновь подумала про себя девочка. – Ты бы понял все и объяснил мне».
Мама не пришла к Элли в комнату, даже когда узнала про встречу с родителями Эйнике.
Бабушка заходила дважды: сначала принесла внучке обед, а затем ужин. Оповестила о том, что мама придет к директрисе на встречу. Но больше не сказала ни слова.
Элли лежала на своей кровати, сверлила взглядом спальное место брата и думала, что такое на самом деле смерть.
Сначала в голову пришла все та же Мария Коткас. Премилая женщина возраста мамы ходила на работу каждый день и печатала буквы на клавиатуре. Она была замужем, но не имела детей. Вставала каждое утро рано и наносила макияж. А еще ездила в Тарту к своим родителям по субботам. И вот один раз она собралась навестить стареньких маму и папу, наверняка взяла с собой много вкусного. Провела время с семьей и поехала назад.
Но не доехала. Пуф. Ее жизнь оборвалась из-за того, что кто-то плохо водит машину. И больше не стало у мамы секретаря. Никто не красился по утрам, никто не стучал по клавишам. Никто не приезжал к родителям Коткас по субботам в Тарту и не привозил ничего съестного.
Получилось так, что умерла Мария, а плохо было всем остальным.
Потом Элли вспомнила про Пипу. Кошечку-экзота, которую подарили близнецам на их шестой день рождения. У Пипы были большие милые глазки, круглая мордочка и теплый живот. С Пипой было приятно обниматься и весело играть на заднем дворе. Больше всего Пипа любила бегать за красной ленточкой. Лембит считал, что их кошка была особенной и самой способной, потому что умела высоко прыгать, любила сопровождать брата и сестру всегда и везде и мяукала совсем тихонечко, совсем никому этим не надоедая.
Но потом Пипа чем-то отравилась на улице и много болела. Она прожила в доме Грэмов всего год, а потом очень сильно страдала и в конце концов умерла. Памс. И больше не стало очаровательных глазок, смешной мордашки и пушистого живота. Никто не бегал за ленточкой, не в кого было уткнуться. Никто не мяукал – ни тихо, ни громко.
Получилось так, что Пипа не сделала никому ничего плохого – и все равно умерла.
Все это значило, что в смерти не существует никаких правил. Будь ты хоть обычным секретарем, хоть милой кошкой – умереть раньше времени можешь все равно. Тебя не пощадят за пушистость или заботу о родителях, не дадут второго шанса. Однажды тебя положат в деревянный ящик и закроют крышку, а ты даже не сможешь этому сопротивляться.
Полученный вывод прямо намекал на то, что и с Лембитом все это в действительности могло случиться.
Одна только мысль о том, что пропажа ее брата теперь заканчивалась тем, чем заканчивалась, приводила Элли в ужас. Отсутствие тела делало ситуацию лучше, но ровно до сегодняшнего дня. Теперь есть гроб. И это значит, что они просто могут закрыть его крышку. А если крышка закроется, поверить в то, что там есть Лембит, который просто не похож на себя, очень-очень легко.
Точно так же, как с проуа Коткас.
Когда громкость телевизора стала тише, Элли поняла, что бабушка пошла спать, а мама, скорее всего, как и всегда – засыпает на диване, укутавшись в клетчатый плед прямо за просмотром «мыла». Она редко ночевала в своей спальне, а теперь и вовсе туда не пойдет.
Ведь там уже стоит гроб.
Там уже спит несуществующий Лембит.
Можно ли теперь сказать, что мамина спальня стала новой комнатой Лемми?
Или там, в месте под нами, комната была ему уже не нужна?
Когда Элли перестала слышать шорохи в гостиной, она, наконец, поднялась. Но совсем не для того, чтобы переодеться в пижаму и готовиться ко сну. На девочке все еще было надето плохо просохшее школьное платье, а волосы от долгого лежания в одной позе скомкались небрежными вихрами. С неудовольствием осмотрев себя в зеркале на шкафу, Эльга дернула ручку двери.
Она собиралась пойти и проверить то, что занесли на виллу Гном-Вонючка и его команда.
Как самая тихая на свете мышка, девочка прошла мимо дремлющей Лауры, миновала коридор и подошла к ее спальне.
Дверь была плотно захлопнута, но не заперта.
Поджав губы, Элли постаралась отворить дверь бесшумно и отлично с этим справилась. Но когда путь в комнату был открыт, о тишине пришлось забыть.
Гроб стоял в углу комнаты, угрожающе впиваясь в сознание своей ровной, точеной формой. Его углы просматривались во тьме лишь благодаря лунному свету из окна. Видна была только верхняя часть, и на чем именно стоял деревянный ящик понять было невозможно.
Однако, к шоку Элли, совсем не это было самым страшным зрелищем.
Прямо на крышке, по центру, заняв вальяжную позу, расположился длинный мужской силуэт.
Элли закричала.
– Элли? – послышался сонный голос мамы из гостиной. – Элли, где ты?
Ткач приложил палец к губам. В темноте его лицо было плохо видно, но девочка была готова поспорить, что он улыбался.
Если он и был наваждением, то оно охватило сознание Элли снова.
Прямо здесь, у гроба, увидеть который она так боялась.
– Все хорошо, мама, – начиная злиться на незваного гостя, быстро проговорила Элли. – Я вышла в туалет и споткнулась.
– Ты как всегда, – ответила Лаура раздраженно. – Не мешай мне спать.
Девочка включила свет в маминой комнате и закрыла за собой дверь.
Ткач зажмурился и манерно-страдальчески замахал руками:
– Что же ты делаешь, Элли Грэм! Я сейчас ослепну!
– И поделом тебе! – зашептала Элли, чувствуя, как ее ладони все еще мелко подрагивают от страха. – Вон пошел! Так и знала, что ты бандит психованный!
– В чем же заключается мой бандитизм? – привычно захохотал Ткач. – Скажи бабушке, чтобы закрывала на ночь окна-с!
– ТИХО! – шикнула девочка. – Мне не нужны проблемы с мамой!
– Ты поразительна, деточка, – ночной гость продолжил издеваться над Элли, но все же перешел на шепот и теперь прикладывал огромные усилия для того, чтобы хихикать тихо. – Только что сказала, что я бандит, но продолжила со мной разговаривать и теперь боишься не меня, а свою маму!
– Нужен ты мне, бояться тебя еще. – Элли обняла себя руками и опустила взгляд на гроб.
– А… – Ткач ядовито улыбнулся. – Это.
Так же тихо и почти беззвучно, как в прошлый раз, Ткач спрыгнул вниз. Он отряхнул свой сюртук от невидимой пыли, а затем склонился в полупоклоне и жестом пригласил девочку к гробу.
– Прошу, – вновь обнажил зубы он.
Сжав ладони в кулаки, Элли проследовала к деревянной конструкции.
При свете люстры было видно, что гроб стоял на чем-то похожем на обеденный стол. Четыре металлические ножки выглядывали из-под черной бархатной ткани, упираясь своим основанием в половые доски.
Сам гроб был сколочен из дерева светлых оттенков и был почти крохотным. Глядя на него, Элли думала, что едва ли поместилась бы туда сама. Размер посмертного ящика делал общую картину какой-то совсем не страшной, а грустной и… жалкой.
– Откроем крышку, а, Элли Грэм? – начал пританцовывать на месте Ткач. – Вдруг там сюрприз?
– Какая тупая идея, – огрызнулась девочка.
– Тупая идея – закрывать пустой гроб, – почти серьезно отозвался гость, но в его лиловых глазах все еще плясали дикие огонечки. – Но что с вас взять. Любите вы драму на ровном месте.
– Мы – это кто?
– Живые люди.
– А ты, значит, разбираешься в мертвых?
– А то.
Ткач картинно развел руками, будто представляя самого себя.
– Все знаю, все понимаю. Спрашивай.
– Хорошо. – Элли отвернулась от гроба, чтобы не отвлекаться на странные эмоции, которые он вызывал, и в упор уставилась на Ткача. – Давай, расскажи мне, что ты знаешь про ристипуу, и почему его надо вырезать на кладбище.
– Хи-хи. – Гость отзеркалил позу девочки и сделал вид, что задумался. – Ну, скажем так. Это может понадобиться, если всерьез соберешься на другую сторону.
– Другую сторону?
– Ага. Но это не для тебя, Элли Грэм, даже не думай.
– Не тебе решать!
– Даже интересно, кого к тебе приставят.
– Что?
Ткач сел на мамину кровать, но тут же был согнан Элли и получил шлепок по спине. В ответ он лишь мученически застонал, и девочка треснула его еще раз.
– Драчливая какая, – буркнул гость. – Я про референта говорю. Это…
– Знаю я, кто такой референт! – перебила Элли. – Нашелся умник.
– Я знаю, что ты знаешь! – передразнил Ткач. – Просто я тебя проверял.
– Ну конечно, – закатила глаза Элли.
Гость поправил шляпу и снова вкрадчиво уточнил:
– Откроем крышку гроба, Элли Грэм?
Девочка посмотрела на черную ткань и торчащие ножки.
– Нет.
– Я так и думал.
Ткач подмигнул Элли.
А потом махом взобрался на подоконник и выскочил в окно.