Глава шестьдесят шестая, в которой речь пойдет о том, как любящая девушка, оскорбленная в своих чувствах, ушла в иной мир и как безжалостный юноша с холодным сердцем вступил в секту пустоты

Итак, мы остановились на том, как Син-эр выразил опасение, что барышня Линь может упасть, а барышня Сюэ может растаять, если на них сильно дохнуть, и все безудержно расхохотались.

Жена Бао Эра в шутку шлепнула Син-эра и прикрикнула на него:

– Может быть, здесь и есть доля правды, но, когда она попадает тебе на язык, ты превращаешь ее в небылицу! Ты ничем не похож на слугу второго господина Цзя Ляня, по твоей болтовне тебя можно скорее принять за слугу второго господина Бао-юя.

Эр-цзе хотела задать Син-эру еще один вопрос, но Сань-цзе опередила ее:

– Чем занимается ваш Бао-юй, кроме того, что ходит в школу?

– Ох, и не спрашивайте, третья госпожа, – улыбнулся Син-эр, – если я начну рассказывать, вы не поверите! Он уже совсем взрослый, а учением по-серьезному не занимается. Разве у нас в доме найдется хоть один человек, начиная от дедов и кончая вторым господином Цзя Лянем, за учением которого учителя не следили бы со всей строгостью?! Однако Бао-юй как раз не любит учиться, а старая госпожа дорожит им как сокровищем. Прежде его батюшка присматривал за ним, иногда наказывал, а теперь не смеет вмешиваться. Бао-юй целыми днями балуется и безобразничает, а поступки его и рассуждения многим непонятны. Его красивая внешность вводит в заблуждение, люди думают, что он очень умен, никто и не подозревает, что таких глупцов, как он, трудно сыскать. При встрече с людьми он и слова не вымолвит. Единственное его достоинство в том, что, не посещая школу, он все же знает много иероглифов. Ни гражданские, ни военные дела его не интересуют, с людьми встречаться он боится, только и знает целыми днями баловаться с девчонками. И вообще какой-то странный. То на него найдет веселье – он начинает с нами играть, для него не существует ни высших, ни низших, ни господ, ни слуг – все одинаковы; но уж если у него плохое настроение, он никого и ничего не замечает. Сидим мы где-нибудь или лежим, а он вдруг появится, – мы не обращаем на него внимания, и он нам ни слова не скажет. Никто его не боится, каждый делает что хочет, и все сходит с рук.

– Да, вам угодить трудно!. – улыбнулась Сань-цзе. – Если хозяин добр, вы распускаетесь, если строг – начинаете роптать и выражать недовольство!

– Мы-то думали, что он хороший, а оказывается, вот какой! – воскликнула Эр-цзе. – Жалкое создание!

– И ты веришь этим глупостям, сестра? – удивилась Сань-цзе. – Ты же его видела! Его манера есть и пить, а также речь, разумеется, чем-то напоминают девичьи, потому что он привык жить среди девушек. Но заявлять, что он глуп!.. Разве могут такие люди быть глупыми? Помнишь, во время похорон, когда гроб окружили монахи, он встал впереди нас, и мы ничего из-за него не могли увидеть? О нем говорили, будто он не знает правил приличия, невнимателен. А ведь он сказал нам: «Сестры, не считайте меня невежливым! Эти монахи такие грязные и вонючие, и я опасался, что своей вонью они пропитают вас». Затем он стал пить чай; ты тоже попросила чаю, и старуха хотела налить в ту самую чашку, из которой пил он, но он поспешно ее остановил: «Сначала вымойте чашку, а потом уж наливайте»! Это свидетельствует о том, что в отношении девочек он не допускает ничего неприличного, но для посторонних его манеры кажутся странными, и поэтому они не могут оценить достоинств юноши.

– Слушая тебя, может показаться, что ваши взгляды полностью совпадают, – засмеялась Эр-цзе. – Почему бы тебя не просватать за него?

Сань-цзе, которую стесняло присутствие Син-эра, промолчала и, опустив голову, принялась щелкать тыквенные семечки.

– Если говорить о внешности и манерах, то вы для него достойная пара, но только у него уже есть суженая, – улыбнулся Син-эр. – В будущем его, вероятно, женят на барышне Линь. Однако это еще не решено окончательно, так как у барышни Линь слабое здоровье, да и она еще слишком молода. Года через два-три, как только старая госпожа все решит, его наверняка женят!

Разговор был прерван появлением Лун-эра.

– У старшего господина Цзя Шэ какое-то срочное дело в округе Пинъань, и он собирается послать туда второго господина Цзя Ляня, – сообщил он. – Второй господин уедет через несколько дней, а вернется дней через пятнадцать—шестнадцать. Сегодня он не сможет прийти, поэтому просит передать вам, почтенная госпожа, и второй госпоже Эр-цзе, чтобы вы по своему усмотрению решали то дело, о котором договаривались с ним. Завтра, может быть, второй господин заедет, так что постарайтесь все уладить и объявите ему свое решение.

Он поклонился и ушел. Вместе с ним ушел и Син-эр. Ю Эр-цзе приказала запереть за ними ворота, а сама легла в постель и почти всю ночь проговорила с сестрой.

Цзя Лянь приехал на следующий день лишь после полудня.

– Зачем вы приехали, если у вас такие важные дела? – упрекнула его Эр-цзе. – Как бы из-за меня у вас не было неприятностей!

– Никаких важных дел у меня нет, просто еду с обычным поручением, – сказал Цзя Лянь. – Уеду я в начале месяца, через полмесяца вернусь.

– В таком случае о нас не беспокойтесь, – заверила его Эр-цзе. – Моя сестра отличается большим постоянством, она уже избрала себе жениха, и нам ничего не остается, как сделать все, что она желает.

– Кого же она выбрала? – воскликнул удивленный Цзя Лянь.

– Этого человека сейчас здесь нет, – ответила Эр-цзе, – и даже неизвестно, когда он приедет. В этом и затруднение! Она сама мне сказала: если он не приедет год – она будет ждать год, не приедет десять лет – будет ждать десять лет. Если же он не приедет вообще или умрет, она обреет голову и станет монахиней, будет поститься, читать молитвы, но замуж ни за кого не выйдет.

– Но кто же это такой? – снова спросил Цзя Лянь. – Кто сумел так тронуть ее сердце?

– Об этом рассказывать долго, – ответила Эр-цзе. – Как-то пять лет назад мы поехали к бабушке поздравить ее с днем рождения и пожелать долголетия. По поводу такого праздника в дом пригласили актеров, молодых людей из приличных семей. Среди них оказался некий Лю Сян-лянь, исполнявший роли положительных героев. Вот за него моя младшая сестра и решила во что бы то ни стало выйти замуж. Я слышала, что в прошлом году он накликал на себя какие-то неприятности и вынужден был отсюда бежать, так что не знаю, где он сейчас.

– Странно! – воскликнул Цзя Лянь. – Я-то ломал себе голову, кто это может быть! Оказывается, он! Да, у твоей сестренки глаз острый! Но только ты не знаешь всего! Не отрицаю, Лю Сян-лянь очень красив, но человек он бессердечный, не считается ни с чувствами, ни с долгом. В прошлом году он избил этого дурака Сюэ Паня, с тех пор ему неудобно встречаться с нами, и он действительно куда-то уехал. Не знаю, правда ли, но здесь прошел слух, будто он уже приехал. Если хочешь, я расспрошу слуг Бао-юя… Но если он не приехал, разве узнаешь, где он? Ведь у него нет определенного местожительства. Не напрасно ли мы будем затягивать столь важное дело?

– Если моя сестра что-нибудь задумала, она непременно своего добьется, – возразила Эр-цзе. – Лучше сделать так, как она хочет.

В это время вошла Сань-цзе и сказала Цзя Ляню:

– Дорогой зять, твои слова доказывают, что ты нас плохо знаешь. Я тебе все сейчас объясню. Мы не такие люди, которые говорят одно, а делают другое; раз я что-нибудь сказала, так оно и будет. Если я избрала Сян-ляня, значит выйду замуж только за него. Начиная с нынешнего дня я буду соблюдать пост и молиться Будде да прислуживать матери, пока не приедет он и я не выйду за него замуж. Если же он сто лет не приедет, я стану монахиней и буду заниматься самоусовершенствованием.

Она вытащила из головы яшмовую шпильку:

– Если я хоть чуть кривлю душой и лгу, пусть со мной будет то же, что с этой шпилькой.

С этими словами она разломила шпильку надвое, круто повернулась и ушла к себе. И действительно, отныне она «не делала ни одного движения, не произносила ни одного слова, которое могло бы нарушить данный ею обет».

Цзя Ляню пришлось уступить ей. Он поговорил с Эр-цзе о хозяйственных делах, затем отправился домой, чтобы сообщить Фын-цзе о своем отъезде. По пути он разыскал Бэй-мина и справился у него, не приехал ли Лю Сян-лянь.

– Не знаю, – ответил Бэй-мин, – думаю, что не приехал. Если б он был здесь, мне было бы известно.

Затем Цзя Лянь навел справки у соседей Лю Сян-ляня, но те заявили, что он не приезжал. Цзя Ляню ничего не оставалось, как сообщить Эр-цзе, что его поиски не дали результатов.

Приближался день отъезда. Еще за два дня до назначенного срока Цзя Лянь объявил, что уезжает, а сам отправился к Эр-цзе. Прожив с ней эти два дня, он незаметно выбрался из города и отправился в путь.

За то время, которое Цзя Лянь провел с Эр-цзе, он заметил, что Сань-цзе словно подменили; Эр-цзе усердно занималась хозяйственными делами, поэтому он уехал, ни о чем не беспокоясь.

Выбравшись ранним утром из города, он направился в Пинъань. Но он не очень торопился, на ночь останавливался в гостиницах, делал остановки, когда хотел выпить или поесть.

На третий день пути ему повстречался целый караван вьючных лошадей, который запрудил всю дорогу, а за караваном верхами ехали хозяева и слуги, числом около десяти человек.

Когда они сблизились, Цзя Лянь внимательно присмотрелся и увидел перед собой не кого иного, как Сюэ Паня, а рядом с ним – Лю Сян-ляня. Цзя Лянь подхлестнул коня и подъехал к ним. Они поговорили о всяких пустяках, поделились новостями, а затем вместе отправились в харчевню.

Цзя Лянь с улыбкой говорил Сюэ Паню:

– После вашей прошлогодней ссоры мы хотели пригласить вас обоих и помирить, но брат Сян-лянь вдруг бесследно исчез. Как могло случиться, что вы снова вместе?

– Странные дела происходят в Поднебесной! – засмеялся Сюэ Пань. – Мы с моим приказчиком продали товары и весной отправились в обратный путь. Но вблизи города Пинъань на нас напала шайка грабителей. Тут неожиданно появился брат Сян-лянь, разогнал бандитов и спас нас. Я хотел вознаградить его, но он отказался принять награду; тогда мы поклялись быть братьями до самой смерти и сейчас вместе возвращаемся в столицу. Можешь считать, что мы с ним родные братья. Правда, вскоре мы должны расстаться, потому что в двухстах ли отсюда живет его тетка, которую он хочет навестить. Я же еду прямо в столицу, где во время его отсутствия постараюсь подыскать ему невесту и купить дом, чтобы к тому времени, когда он вернется, для него все было устроено.

– Вот оно что! – воскликнул обрадованный Цзя Лянь. – Это же замечательно! Напрасно мы беспокоились!

Он засмеялся, а затем, как бы между прочим, добавил:

– Ты говоришь, что хочешь женить брата Лю Сян-ляня, а у меня есть для него чудесная невеста!

Тут он рассказал, как взял Эр-цзе себе в наложницы и как он хочет выдать замуж ее сестру, но ни словом не обмолвился о том, что Сань-цзе сама избрала себе Лю Сян-ляня.

– Только дома не говори, что я взял наложницу, – предупредил он Сюэ Паня. – Когда у Эр-цзе родится сын, тогда все сами узнают об этом.

– Так и нужно поступать! – заметил Сюэ Пань. – Сестра Фын-цзе сама виновата!

– Опять забываешься! – прикрикнул Лю Сян-лянь. – Ну-ка замолчи!

Сюэ Пань тотчас же прикусил язык, но потом снова не выдержал и сказал:

– Все равно я тебя сосватаю!

– Ладно, но девушка должна быть красива, – выразил желание Лю Сян-лянь. – Поскольку за это дело взялись два моих брата, я не смею протестовать и только прошу, пусть они все решают сами, по своему усмотрению.

– Пока ничего говорить не буду, – сказал Цзя Лянь, – но надеюсь, когда брат Сян-лянь увидит девушку, он убедится, что таких красавиц еще не было в Поднебесной.

– Только подождите, пока я повидаюсь с тетушкой! – воскликнул обрадованный Лю Сян-лянь. – Не пройдет и месяца, как я приеду в столицу, и тогда обо всем уговоримся!

– На слово я не верю! – возразил Цзя Лянь. – Ведь Лю Сян-лянь не живет на одном месте – сегодня здесь, завтра там. Если он не исполнит то, что обещает, где его искать?! Пусть оставит подарок в залог сговора.

– Разве благородный человек нарушит свое слово? – возмутился Лю Сян-лянь. – Я беден, да еще нахожусь в пути, откуда у меня могут быть подарки?

– У меня с собой есть подходящие вещи, и кое-что я могу отдать тебе, – предложил Сюэ Пань.

– Для этого не нужно ни золота, ни серебра, ни жемчугов, ни драгоценных камней, – тотчас же сказал Цзя Лянь. – Пусть только он даст какую-нибудь вещь, которая принадлежит лично ему, чтобы я мог взять ее в качестве доказательства, что сватовство состоялось.

– У меня нет подходящих вещей, кроме «меча утки и селезня», который лежит в мешке, – проговорил Сян-лянь. – Этот меч является фамильной драгоценностью и передается у нас в семье из поколения в поколение. Я ни разу не смел им пользоваться, но постоянно вожу его с собой, так что, пожалуйста, второй старший брат, можете его взять. Пусть он служит доказательством нашего сговора. Хотя натура у меня непостоянная, как текущая вода или быстро отцветающий цветок, но с этим мечом я не в силах был расстаться!

Потом все выпили по нескольку кубков вина, сели на коней и разъехались каждый своим путем.


Между тем Цзя Лянь добрался до округа Пинъань, быстро покончил со служебными делами у генерал-губернатора, который велел еще раз приехать примерно в десятом месяце того же года, и на следующий день тронулся в обратный путь. Вернувшись домой, он первым долгом отправился к Эр-цзе.

Эр-цзе после отъезда Цзя Ляня усердно занималась хозяйственными делами: ворота все время были на запоре, и она не знала, что происходит вне дома. Сань-цзе по-прежнему держалась твердо и непреклонно. Она прислуживала матери за столом, а остальное время проводила с сестрой, занимаясь вышиванием.

Хотя Цзя Чжэнь, пользуясь отсутствием Цзя Ляня, приезжал несколько раз, Эр-цзе под разными предлогами избегала встречаться с ним. Что касается Сань-цзе, то она была оставлена в покое, так как Цзя Чжэнь, уже успевший достаточно хорошо изучить ее нрав, больше не осмеливался задирать ее.

И вот, вернувшись домой и убедившись, как живут Эр-цзе и Сань-цзе, Цзя Лянь не мог скрыть своей радости и восхищался добродетелями Эр-цзе.

Они побеседовали немного о том о сем, а затем Цзя Лянь рассказал, как он дорогой повстречал Лю Сян-ляня, и в подтверждение своих слов передал Сань-цзе «меч утки и селезня».

На ножнах меча, украшенных жемчугами и драгоценными каменьями, был изображен дракон с разинутой пастью и какое-то сказочное чудовище. Сань-цзе вытащила меч из ножен и внимательно его осмотрела. Это был обоюдоострый клинок, на одной стороне которого был выгравирован иероглиф «селезень», а на другой стороне – иероглиф «утка». Он блестел и переливался, как студеная вода осенью.

Радость Сань-цзе не имела предела; она схватила меч, повесила его в своей спальне над кроватью и, каждый день любуясь им, приходила в восторг от мысли, что наконец она обретет мужа, который будет ей надежной опорой на всю жизнь.

Цзя Лянь прожил у Эр-цзе два дня, а затем отправился доложить отцу о выполнении его поручения и повидаться с домашними.

Фын-цзе к этому времени почти совсем поправилась, уже выходила из дому и снова принялась за хозяйственные дела.

Потом Цзя Лянь рассказал Цзя Чжэню, как он сосватал Ю Сань-цзе за Лю Сян-ляня, но Цзя Чжэнь все еще сердился, что сестры Ю не жалуют его, к тому же он обзавелся новой любовницей и поэтому только отмахнулся, предоставив Цзя Ляню поступать по своему усмотрению. Но, зная, что Цзя Ляню понадобятся деньги, Цзя Чжэнь подарил ему несколько десятков лян серебра. Цзя Лянь отдал серебро Эр-цзе и велел ей приготовить приданое для сестры.

Лю Сян-лянь приехал в столицу лишь в восьмом месяце. Первым долгом он отправился поклониться тетушке Сюэ и повидаться с Сюэ Панем. Здесь он узнал, что Сюэ Пань, не привыкший к трудностям, какие обычно приходится испытывать в дороге, и к перемене климата, по прибытии в столицу заболел. Прослышав о приезде Лю Сян-ляня, Сюэ Пань немедленно распорядился пригласить его к себе в спальню.

Тетушка Сюэ, тронутая благородством Лю Сян-ляня, спасшего жизнь ее сыну, совершенно не вспоминала о неприятности, происшедшей в прошлом году, когда Лю Сян-лянь избил Сюэ Паня. Напротив, мать и сын бесконечно благодарили Лю Сян-ляня, приняли большое участие в его судьбе, договорились, как устроить свадьбу, и стали ждать счастливого дня.

Лю Сян-лянь тоже был растроган их заботами.

На следующий день он отправился проведать Бао-юя. Оба были так рады встрече, словно рыба, которую поймали, но затем вновь отпустили в воду. Лю Сян-лянь осторожно осведомился у него, как Цзя Лянь ухитрился взять себе вторую наложницу.

– Я ее не видел, а только слышал о ней из разговоров Бэй-мина, – сказал Бао-юй. – Я боюсь вмешиваться в это дело, чтобы меня не сочли слишком любопытным. Бэй-мин говорит, что Цзя Лянь расспрашивал о тебе, но не знаю зачем.

Тогда Лю Сян-лянь рассказал ему о своей встрече с Цзя Лянем в дороге.

– Какая радость, какое счастье! – воскликнул Бао-юй. – Тебе удалось добиться такой красавицы?! Да, это достойная тебе пара – таких красавиц не было в древности и не встретишь теперь!

– В таком случае почему она до сих пор не замужем? – удивился Лю Сян-лянь. – Неужели она могла в меня влюбиться? Ведь я никогда не был с нею близок и почти не знаю ее. Когда был устроен сговор, мне даже показалось странным, что невеста гоняется за женихом! Потом я стал раскаиваться, что согласился на это предложение и оставил Цзя Ляню свой меч в доказательство сговора. Но тут я вспомнил о тебе и решил расспросить, в чем дело.



– Ты всегда был осторожным! Как же ты мог отдать меч и выразить свое согласие на брак, а потом усомниться? – упрекнул его Бао-юй. – Сам говорил, что женишься только на красавице. Тебе и досталась красавица, к чему же здесь сомнения?!

– Ты ж не знаешь, кто она, – возразил Лю Сян-лянь, – откуда тебе может быть известно, что она красавица?

– Она одна из сестер, которых недавно привезла сюда мачеха супруги господина Цзя Чжэня, – объяснил Бао-юй. – Как же мне не знать ее, если в течение целого месяца почти каждый день я бывал во дворце Нинго и встречался с нею? Она поистине замечательна!.. Недаром она носит фамилию Ю![7]

– Вот это уж совсем плохо! – Сян-лянь даже топнул ногой с досады. – Нет, я не согласен! У вас, во дворце Нинго, непорочны только каменные львы у ворот!

Бао-юй покраснел. Сян-лянь сразу стал раскаиваться, что сказал лишнее; он поспешно поклонился и произнес:

– Прости меня, я погорячился! Но все же расскажи мне, что тебе известно о ее поведении!

– Зачем ты спрашиваешь, если все знаешь, – с улыбкой ответил Бао-юй. – Ведь даже я не совсем чист…

– Я тебя обидел, – смущенно улыбнулся Лю Сян-лянь, – но не сердись!

– Зачем об этом вспоминать? – улыбнулся Бао-юй. – Я ведь понимаю, что ты просто вспылил.

Лю Сян-лянь попрощался и вышел. Сначала он хотел пойти к Сюэ Паню, но, вспомнив, что тот болен, да и вспыльчив, счел наилучшим пойти расторгнуть договор, пока не поздно. Приняв такое решение, он первым долгом отправился к Цзя Ляню. Цзя Лянь как раз был у Эр-цзе и очень обрадовался приходу Лю Сян-ляня. Он вышел ему навстречу, пригласил пройти во внутренний зал и представил старухе Ю. Кланяясь старухе, Лю Сян-лянь именовал ее «почтенной тетушкой», а себя называл «младшим», чему Цзя Лянь крайне удивился.

Когда все пили чай, Лю Сян-лянь вдруг заговорил:

– Произошла некоторая неувязка! Мы с вами чересчур поспешно устроили сговор. Когда я приехал к своей тетушке, оказалось, что еще в четвертом месяце этого года она сосватала мне невесту, и отказаться я не могу. Если я обману тетушку и сделаю так, как предлагает старший брат Цзя Лянь, я нарушу свой долг по отношению к старшим родственникам. Если бы при сговоре вы получили от меня золото или деньги, я не посмел бы просить их обратно, но меч достался мне в наследство от деда, и я просил бы вернуть его – это было бы для меня величайшим счастьем.

Когда Цзя Лянь услышал это, ему стало неудобно, и он сказал:

– Второй младший брат, ты не прав! Сговор есть сговор! Я и устроил его только потому, что боялся, как бы ты, дав сначала обещание, потом не отказался от него. Разве все браки устраиваются по желанию? Нет! Так не годится!

– В таком случае я готов подвергнуться любому наказанию, – воскликнул Лю Сян-лянь, – но послушаться вас не могу!

Цзя Лянь хотел продолжить разговор, но Лю Сян-лянь встал и предложил ему:

– Если вам угодно, брат мой, поговорим наедине. Здесь разговаривать неудобно.

Сань-цзе слышала этот разговор слово в слово. Она насилу дождалась приезда Лю Сян-ляня. И сейчас, когда тот отказался от нее, она поняла, что кто-то в доме Цзя оклеветал ее, наговорил Сян-ляню, будто она развратна и недостойна стать его женой. Она не могла позволить Сян-ляню и Цзя Ляню выйти – это поставило бы Цзя Ляня в неудобное положение, да и могла возникнуть ссора. Поэтому, как только она услышала, что Лю Сян-лянь приглашает Цзя Ляня выйти, чтобы поговорить наедине, она бросилась в спальню, сняла со стены меч, спрятала его под мышкой и вышла к мужчинам.

– Можете остаться здесь! – сказала она. – Вот ваш меч!

Из глаз ее полились слезы. Она протянула меч Лю Сян-ляню, другой рукой ухватилась за лезвие и с силой вонзила его себе в горло. Поистине:

Персика цвет растоптали ногами,

вся покраснела земля;

Яшмовый холм наклонился и рухнул,

как ты поднимешь его?

Все бросились к ней, но, увы, поздно. Старуха Ю обезумела от горя и принялась на чем свет стоит проклинать Лю Сян-ляня. Возмущенный Цзя Лянь кликнул слуг, приказал им связать Лю Сян-ляня и препроводить его в ямынь. Но в этот момент Эр-цзе вытерла слезы и сказала Цзя Ляню:

– Он не принуждал ее покончить с собой. Она сделала это по собственному желанию. Какая польза отправлять человека в ямынь? Вам же будут неприятности!

Цзя Лянь пребывал в нерешительности. Он отпустил руки Лю Сян-ляня и велел ему поскорее убираться. Но тот не спешил уходить, вытащил платок и, вытирая слезы, сказал:

– Я даже не представлял себе, сколь мужественна эта девушка! Она поистине достойна поклонения! Как я несчастен, что мне не суждено иметь такую жену!

Он зарыдал, позвал слуг и велел им купить самый дорогой гроб. Затем наблюдал, как покойную обрядили и положили в него, и лишь после этого попрощался и вышел.

Он миновал ворота и не знал, куда отправиться дальше – все мысли его были заняты Сань-цзе, и он думал:

«Какая красивая, незаурядная девушка! Сколько в ней было стойкости и решимости!»

Раскаиваясь в своем поступке, он машинально побрел куда глаза глядят. Неожиданно ему показалось, что он слышит звон женских украшений и к нему подходит Сань-цзе, держа в одной руке «меч утки и селезня», а в другой – свернутую в трубку бумагу.

– Уже пять лет как я, безумная, люблю вас, – проговорила она. – Я не могла предположить, что у вас такое бесчувственное сердце! И вот мне приходится расплачиваться жизнью за свою страсть! Сегодня я получила повеление бессмертной феи Цзин-хуань отправиться в «область Небесных грез» и предстать пред ее судом. Я не могла сразу с вами расстаться и решила явиться вам на мгновение! Но помните, отныне мы не сможем лицезреть друг друга!

Из глаз ее снова полились слезы, которые омочили одежду Лю Сян-ляня. Сань-цзе хотела уйти, но Лю Сян-лянь умоляюще протянул к ней руки, пытаясь ее удержать. Она оттолкнула его и не спеша удалилась.

Сян-лянь издал громкий крик и очнулся. Однако он никак не мог понять, сон ли это. Он протер глаза и вдруг увидел перед собой храм, на ступенях которого сидел грязный даос и ловил вшей на своей одежде.

– Куда я попал? – почтительно кланяясь ему, спросил Лю Сян-лянь. – Как вас зовут, учитель?

– Названия этого места я не знаю, – засмеялся даос, – я остановился здесь, чтобы немного отдохнуть.

Лю Сян-ляню показалось, что его пронизал ледяной холод; он извлек меч и, взмахнув им, словно обрубил десять тысяч нитей, связывающих его с суетным миром, а потом опустил голову и покорно последовал за даосом неизвестно куда.

Если вы хотите узнать, что было дальше, прочтите следующую главу.

Загрузка...