6 января 1482 года в Париже проходили народные гулянья, объединявшие праздник Крещения Господня с древним языческим праздником шутов. По традиции, в этот день в здании Дворца правосудия представляли мистерию, на Гревской площади зажигали потешные огни, а у Бракской часовни торжественно сажали дерево, которое горожане украшали яркими лентами, – своего рода прообраз рождественской елки. С раннего утра толпы горожан потянулись к этим местам. Больше всего народу собралось вокруг Дворца правосудия.
Два дня назад в Париж прибыли послы герцогства Фландрия, уполномоченные заключить брак между своей принцессой Маргаритой и французским наследником престола, юным дофином. Кардинал Бурбонский принимал иностранных бургомистров и других почетных горожан у себя во дворце. По заказу его высокопреосвященства к прибытию послов была написана пьеса с участием персонажей из Библии, а также древнеримских богов – мистерия – на тему предстоящего бракосочетания августейших особ. Кардинал и его гости собирались смотреть ее представление в большой зале Дворца правосудия, после чего там же должно было состояться избрание лучшего, самого смешного комедианта Парижа – шутовского папы.
Нелегко было пробраться в этот день в большую залу, которая в те времена считалась самым просторным закрытым помещением в мире. В цент ре фасада Дворца находилась главная лестница, по которой непрерывно поднимались и спускались люди. Обширная площадь перед зданием была сплошь запружена народом.
Помимо тех счастливцев, кому удалось проникнуть внутрь здания и кто намеревался смотреть собственно представление мистерии, тысячи благодушных горожан спокойно глазели на Дворец из дверей и окон окрестных домов. Многие разместились прямо на крышах. Им вполне достаточно было зрелища самих зрителей.
Дворец правосудия представлял собой величественное здание, которое давало человеку в полной мере почувствовать собственное ничтожество. Внутреннее убранство большой залы было роскошным. Поверху шел двойной стрельчатый свод, отделанный деревянной резьбой и расписанный золотыми лилиями на лазурному фону. Вдоль залы возвышались семь огромных столбов. Вокруг первых четырех помещались лавочки мелких торговцев, в которых продавались стеклянные изделия и мишура. Вокруг трех следующих колонн располагались истертые дубовые скамьи. Вдоль высоких стен залы, между дверями, окнами и столбами, шла длинная вереница изваяний. Это были правители Франции с древнейших времен до середины пятнадцатого века, причем рука скульптора отразила в камне характер каждого из монархов. Среди них попадались короли нерадивые, опустившие руки, и правители доблестные и воинственные, смело поднявшие головы к небесам. В высоких стрельчатых окнах блестели разноцветные стекла, в широких дверных нишах возвышались роскошные, тончайшей резьбы двери. Своды, столбы, стены, двери и изваяния сверху донизу были расписаны яркой голубой и золотой краской.
Один конец гигантской залы был занят мраморным столом такой длины, ширины и толщины, что на нем вполне можно было бы выстроить всю королевскую гвардию в конном строю. У противоположной стены стояла небольшая часовня, внутри которой находилась сделанная по приказанию Людовика XI статуя, изображавшая коленопреклоненного короля перед девой Марией.
Посреди залы, напротив главных дверей, было воздвигнуто прилегавшее к стене возвышение, обтянутое золотой парчой. Оно предназначалось для кардинала, послов Фландрии и других знатных особ, приглашенных на мистерию. На возвышение вел отдельный вход.
По традиции, представление должно было состояться прямо на гигантском мраморном столе. На нем возвышалась деревянная клетка, сплошной верх которой служил сценой, а внутренняя часть, задрапированная коврами, – раздевалкой для актеров. Приставленная снаружи лестница соединяла раздевалку со сценой.
Представление мистерии должно было начаться в полдень, однако толпа зрителей дожидалась представления с самого утра. Ясно было, что все желающие в залу, как бы велика она ни была, не поместятся, а стало быть приходилось заранее занимать места. Давка, скука, усталость от долгого бездействия измучили людей, и они дали волю зубоскальству. Особенно выделялась группа веселых школяров, как называли парижане юных студентов Университета. Молодые люди расселись на высоких подоконниках и оттуда бросали остроумные замечания по адресу почтенных горожан.
– Эй, Жеан Фролло! – крикнул один из школяров, обращаясь к белокурому сорванцу с лукавой физиономией.
Жеан Фролло обернулся.
– Не зря тебя прозвали Жеан Мельник! – продолжал первый. – У тебя руки и ноги – точь-в-точь, четыре крыла ветряной мельницы!
– Посмотри на свои! – не остался в долгу Жеан. – Больше похожи на два коромысла!
Школяры дружно расхохотались.
– Давно пришел, Жеан? – спросил первый.
– Торчу тут уже четыре часа! – звонким голосом ответил белокурый. – Надеюсь, они зачтутся мне в чистилище!
– Совсем распустились! – недовольно заметил один из зрителей. – Никакого почтения к представлению серьезной вещи!
– Погляди-ка, Жеан! – тут же отреагировал первый школяр. – Кто там ухает внизу?
– Я знаю этого филина, – отозвался белокурый. – Это Андри Мюнье, библиотекарь Университета.
– Один из четырех библиотекарей! – уточнил первый школяр.
– В нашей лавчонке всякой дряни по четыре штуки, – крикнул третий. – Четыре факультета, четыре праздника, четыре эконома, четыре попечителя и четыре библиотекаря!
– Мюнье, мы сожжем твои книги! – крикнул Жеан.
– Мюнье, мы вздуем твоего слугу! – подхватили его приятели.
– Мюнье, мы потискаем твою жену!
– Славная толстушка госпожа Ударда!
– Свежа и весела, точно уже овдовела!
– Черт! – прорычал Андри Мюнье. – Никакой на них управы нет!
Толпа зрителей стояла так плотно, что библиотекарь не мог выбраться из нее или хотя бы перейти на другое место. Ему приходилось сносить насмешки школяров, а заодно и любопытные взгляды таращившихся на него соседей.
– Долой библиотекарей! – раздался призыв с подоконника.
– Долой экономов!
– Долой ректора и попечителей!
– Безобразие! – возмутился Андри, затыкая уши.
В этот момент кто-то из школяров, облепивших подоконник, заметил, что ректор и несколько преподавателей торжественно шествуют по площади навстречу послам Фландрии. В обязанности университетских сановников входило встретить высоких иностранных гостей и произнести перед ними приветственные речи. Студенты приветствовали свое начальство язвительными насмешками и ироническими рукоплесканиями. Ректору, который шел впереди, пришлось первым принять удар на себя.
– Добрый день, господин ректор! – закричал Жеан, высунувшись из окна по пояс.
– Как сюда забрел наш старый игрок? – присоединился к Жеану его приятель. – Сколько народу сегодня обобрали, монсеньор?
– Да нет! Что-то уж больно невесел! Наверное, проигрался в пух и прах!
– Сейчас начнет одалживать деньги!
– Свои уже не дают в долг, да, господин ректор? Придется обратиться к иностранцам!
Ректор в сопровождении своей свиты скрылся за воротами. Жеан и его приятели с сожалением повернулись к мраморному столу большой залы Дворца правосудия.
Пробило двенадцать. Пора было начинать представление. Однако на возвышении никто не появлялся. Зрители прождали минуту, пять, четверть часа. Помост пустовал, сцена безмолвствовала.
Первым выказал свое недовольство Жеан Фролло.
– Мистерию! – во всю глотку закричал он.
Толпа тотчас оживилась.
– Долой послов! Даешь представление! Начинайте! – послышались угрожающие возгласы.
Те зрители, кто стоял ближе всех к сцене, принялись что было сил колошматить по деревянным стенкам клетки. Актеры в раздевалке замерли от страха. Они знали капризный нрав парижского простонародья, гнев которого готов был с минуты на минуту обрушиться на головы ни в чем не повинных лицедеев.
В этот критический момент над входом в раздевалку приподнялся ковер, и оттуда появился бледный человек в бело-желтом костюме. Необычное одеяние сразу привлекло к себе внимание собравшихся.
– Тише! Тише! – послышались голоса, и в зале воцарилось молчание.
Актер, дрожа всем телом, отвешивая бесчисленные поклоны, неуверенно двинулся к краю мраморного стола.
– Господа горожане! – произнес он. – Нам предстоит высокая честь представлять в присутствии его высокопреосвященства господина кардинала пьесу под названием «Праведный суд Пречистой девы Марии». Я буду изображать Юпитера.
– Ура! – некстати закричали из задних рядов.
– Его преосвященство, как вам известно, сопровождает посольство герцога Фландрии, – бодрым голосом продолжал Юпитер. – Господа послы немного замешкалось. Они слушают сейчас у ворот Боде приветственную речь ректора Университета. Как только они прибудут, мы немедленно начнем представление.