Старая кошатница

Едва выйдя из лифта, я сталкиваюсь с Элеонорой: у нее на руках кот, которого я прежде не видел. Дверь в ее квартиру распахнута настежь, и вонь оттуда уже разнеслась по всей площадке. Не знаю, как только она сама этого не понимает, и самое главное – как она может проводить все свои дни в этом непереносимом смраде. Элеонора – одна из тех старушенций, что видишь на улице с картонной тарелочкой корма в руках, озирающихся у припаркованных машин, и ее квартира теперь превратилась в приют для кошек с трудной судьбой. По правде говоря, те немногие, которых я видел, были в прекрасной форме, но поскольку она утверждает, что вынуждена приносить их домой, потому что они ранены или больны, я предпочитаю не вмешиваться. Знаю лишь, что частенько то один, то другой ее кот или кошка пытаются совершить побег, чтобы выбраться на свободу – подальше от эгоистичной любви своей тюремщицы.

Порой случается, что мне достаточно только войти в подъезд, чтобы понять, что несколькими этажами выше у Элеоноры открыта дверь в квартиру. Разумеется, с таким количеством этажей, где могла бы обитать выжившая из ума старушка-вдова, которой не хватает любви и тепла, именно мой должен был принять на себя это бремя.

На моем лице все еще написано отвращение, когда она приветливо здоровается со мной.

– Привет, Элеонора, – здороваюсь я в ответ, нащупывая ключи в кармане пальто.

Я пытаюсь не дышать, моя жизнь сейчас зависит от того, сколько времени мне потребуется, чтобы выудить связку ключей и попасть наконец к себе домой. В моем возрасте я способен задержать дыхание лишь на несколько секунд. Однако к моему сожалению, происходит то, что – как я надеялся – не должно было произойти: Элеонора заговаривает со мной, и мне приходится сделать вдох, чтобы ей ответить.

– Это Джиджо, – произносит она с улыбкой, показывая мне кота, который, судя по всему, испытывает не меньший дискомфорт, чем я сам.

Я гримасничаю, изо всех сил пытаясь бороться со зловонными испарениями, проникающими мне в ноздри, и отвечаю:

– Еще один жилец?

– Да, – тут же откликается она, – это новенький. Бедняжка, на него напала собака и чуть его не загрызла! Я спасла его от верной смерти.

Я окидываю взглядом кота, который спокойно и сосредоточенно смотрит куда-то вдаль, и спрашиваю себя, не планирует ли он уже в уме свой побег. Мгновение спустя из квартиры Элеоноры выкатывается парочка лет под пятьдесят – она с крашеными волосами и накачанными силиконом губами, он лысый, в то и дело сползающих с носа очках с толстыми стеклами, – и здоровается со мной, прежде чем протянуть руку моей соседке для сердечного рукопожатия. Элеонора, однако, никак не реагирует ни на их приветствие, ни на рукопожатие.

По парочке видно, что оба они заставляют себя улыбаться и держать себя любезно, но на самом деле они в ужасе от зрелища, только что представшего перед их глазами. Они прошмыгивают мимо нас в сторону лифта, напоследок робким взором окидывая площадку и меня самого – вероятно, спрашивая себя, как я могу водить дружбу с кошатницей, но самое главное, как я могу быть ее соседом. Однако мое удивление гораздо больше: вот уже много лет я ни разу не видел, чтобы кто-нибудь выходил из квартиры Элеоноры Витальяно – только муж, но это было целую вечность назад. Такого не случалось никогда, и тем более не было никаких молодых людей или, во всяком случае, моложавых. Ни одного человека, который не скривился бы от отвратительной вони. Но в этом отличилась и нынешняя парочка.

– Кто это был? – с любопытством спрашиваю я, когда за ними закрываются двери лифта.

Насколько я знаю, у Элеоноры нет никого, кто бы о ней заботился. Детей у нее точно нет, муж давно умер, а родственников я никогда не видел.

– Что? – переспрашивает она.

Элеоноре приблизительно столько же лет, сколько и мне, и она глуха как тетерев, так что в тех редких случаях, когда мне приходится с ней говорить, я вынужден повторять или перефразировать сказанное, повышая соответственно при этом свой голос.

– Я хотел знать, кто были эти двое, – снова говорю я.

– А, эти, – бросает она, отпуская кота, который тут же проскальзывает в квартиру и исчезает в коридоре. – Они приходили посмотреть квартиру.

– А ты что, ее продаешь?

Элеонора нерешительно смотрит на меня. У нее нечесаные волосы, седые усики над губой и покрытые синими венами руки с изуродованными ревматизмом пальцами, похожими на когти.

– Ты решила уехать отсюда? – снова приходится повторить мне, еще сильнее повысив голос.

– Нет, конечно, да и куда я поеду? Это мой дом, и я хочу здесь умереть. Как тебе в голову такое пришло. – Я вопросительно смотрю на нее, и тогда она продолжает:

– Это все моя племянница, дочь моего брата, знаешь ее? – Я отрицательно мотаю головой. – Она – единственная, кто у меня остался из родных. И… В общем, она уговаривает меня продать – говорит, что у нее проблемы и что все равно когда-нибудь эта квартира достанется ей, а я в любом случае смогу остаться здесь, и что фактически квартира будет продана только после моей смерти. Я ничего толком не поняла, но покивала с согласием: мне жаль тратить время на ссоры с близкими, а я все равно никогда ничего не подпишу, и даже вот что – когда кто-то придет смотреть квартиру, я устрою там настоящий кавардак.

Я без труда поверил ее словам. Хоть Элеонора и очень старая и пары винтиков в голове у нее не хватает, она все еще умеет поставить на своем.

– Твоя племянница хочет продать «голую собственность», без права пользования, – заявляю я, пытаясь лучше объяснить ей, о чем идет речь, – новые владельцы купят твою квартиру уже сейчас, но жить в ней они смогут только после твоей смерти.

– Ну да, я примерно так и поняла. Даже и не думай, что я смогу жить, зная, что есть еще кто-то, кроме моей племянницы, кто спит и видит, чтобы я поскорей протянула ноги.

Меня смешат ее слова, и я улыбаюсь, хотя поведение этой невесть откуда взявшейся племянницы смешным никак не назовешь. Если бы она оказалась рядом, уж я бы ей сказал пару ласковых.

– И ты предпочтешь пускать в дом посторонних вместо того, чтобы прямо так и сказать твоей племяннице? – возмущаюсь я и тут же раскаиваюсь. Не столько из-за самого вопроса, немного бесцеремонного, сколько потому, что я сам, со своей стороны, потакаю растягиванию до бесконечности нашего разговора, а значит, и времени, в течение которого ее дверь остается открытой. Теперь потребуется не один день, чтобы весь дом полностью проветрился. К счастью, я еще не успел открыть дверь к себе в квартиру.

– Ну, Чезаре, ну что тебе сказать – ты прав, но ты же понимаешь, как это бывает… Я не хочу настраивать ее против себя, я уже столько времени живу одна, и мне не нужна какая-то большая помощь, но ведь никогда не знаешь, что может случиться завтра и что будет, если мне придется иногда о чем-то ее попросить. Ты ведь тоже один, ты можешь меня понять… – И она замолкает, пристально глядя на меня.

– Ну да, – коротко буркаю я в ответ, хотя что-то подталкивает меня сказать нечто более выразительное, проявить больше солидарности.

– В жизни нужно уметь идти на компромиссы, – продолжает Элеонора, увлекшись темой разговора, – а старость, дорогой мой Чезаре, – это один беспрерывный компромисс.

– Ну да, – снова повторяю я, будто позабыв все другие слова.

В течение семидесяти лет я был настоящим мастером компромиссов, дорогая моя кошатница, но потом я потерял все и, как ни удивительно, почувствовал себя свободным. Правда в том, что мне больше нечего было предлагать, и это стало моей большой удачей. Вот так мне следовало бы ей ответить, но кто знает, как далеко завел бы нас этот разговор, а кислород в зоне моего доступа уже заканчивается. И поэтому я прощаюсь с Элеонорой и вставляю ключ в замочную скважину в тот самый момент, когда открывается еще и третья дверь на нашей площадке. Эту квартиру несколько месяцев назад стала снимать пара – ей, кажется, около тридцати, он немного постарше. Так или иначе, они молоды и у них нет детей, что делает их пребывание совершенно неуместным как в нашем доме – где основную часть жильцов составляют старики или семьи с детьми – так и вообще в мире. Могу поспорить, что эти бедняжки вынуждены без конца давать объяснения по поводу отсутствия в их жизни малыша – кстати, тот же вопрос, судя по ее любопытному взгляду, очень интересует и старую кошатницу.

– Добрый день! – говорит девушка и тут же сдвигает брови, пытаясь защититься от вони. – У меня вырывается смешок, и молодая соседка бросает на меня недовольный взгляд.

– Добрый день! – спешу я откликнуться, но она уже повернулась ко мне спиной.

– Добрый день, – восклицает в свою очередь Элеонора и тут же добавляет:

– Синьора, хорошо, что мы встретились, я хотела сказать, что если к вам случайно зашел черный кот, то это мой. Знаете, как бывает – при прежних жильцах он привык залезать с балкона в ваше окно, и мне бы не хотелось, чтобы он делал то же самое и при вас.

– Нет, никакого кота не было, не беспокойтесь, – отвечает девушка, торопясь заскочить в лифт.

– Странные люди, – комментирует Элеонора.

– Почему?

– Да так, они ведь уже довольно давно здесь, но никогда даже не улыбнутся тебе, только здрасте и до свиданья, хоть бы раз остановились на пару слов.

– Ну, они молодые ребята, у них наверняка есть свои друзья, главное – что они никак нам не мешают. Что касается меня, они могут со мной даже не здороваться, да и знать, как их зовут, мне ни к чему… – отзываюсь я и снова возвращаюсь к ключам в замке.

– Его не знаю как, а ее зовут Эмма.

– Эмма… – повторяю я и внезапно оборачиваюсь.

– Да, Эмма, а что?

– Нет, ничего, красивое имя.

– Что?

– Я говорю: красивое имя – Эмма.

– Ааа, ну да, неплохое.

– Ладно, Элеонора, я с тобой прощаюсь, – я открываю свою дверь, – если тебе что-нибудь нужно, ты знаешь, где я.

– Чезаре?

– Да?

– Я могу позвать тебя, если еще кто-нибудь захочет посмотреть квартиру? Мне каждые пять минут звонит агент по недвижимости и дает всякие советы, которых я у него не просила.

Ну вот, прояви по отношению к кому-то любезность, и тут же окажешься втянутым в разборки, которые тебя не касаются.

– И что он хочет?

– Ну, что он хочет… Вчера вечером он напрямую заявил мне, что нужно навести порядок в квартире, иначе потенциальные покупатели будут разочарованы. Я же не могла ему сказать, что это и есть моя цель, – улыбается она.

– Хм, а сегодня его почему не было?

– Он просто раньше ушел, но вот увидишь – через несколько дней он снова явится. Если бы ты тоже присутствовал, все было бы по-другому… Когда есть мужчина, это всегда по-другому. Он бы и вякнуть ничего не посмел по поводу состояния квартиры. Потому что если он снова об этом заговорит, мне придется вышвырнуть его, а как потом быть с племянницей?

– Ну хорошо, позовешь меня.

– Спасибо.

Я закрываю за собой дверь и вдыхаю воздух в прихожей, чтобы убедиться, что вонь не проникла ко мне домой. Только после этого я стягиваю пальто и отправляюсь на кухню, качая по дороге головой в знак неодобрения. Похоже, я действительно стал слишком стар, если позволяю какому-то имени испортить мне день.

Хотя Эмма – это не просто какое-то имя.

Загрузка...