– Интересно, когда мой папа и твоя мама осмелятся сделать следующий шаг?
Я подавилась своим матча латте и безуспешно попыталась скрыть приступ кашля. Доун тут же это заметила и начала стучать меня по спине, что никак не улучшило ситуацию, а лишь заставило закашляться еще сильнее. Парень, идущий впереди, оглянулся. Увидев задыхающуюся меня, он нахмурился и пошел быстрее, чтобы увеличить расстояние между нами.
– Что? – прохрипела я после того, как дыхательные пути снова очистились.
– Наши родители, – медленно повторила Доун и бросила на меня скептичный взгляд, будто сомневаясь, задала я этот вопрос всерьез или он риторический. – Тебе не кажется, что между ними все чудесно складывается?
Я опять почувствовала желание откашляться, но подавила его, крепко стиснув зубы, и поправила сумку через плечо.
Моя мама и папа Доун встречались уже девять месяцев. Но несмотря на то, что у них все хорошо и они до сих пор счастливы вместе, оптимизма Доун я не разделяла. Я не верила, что их отношения продержатся долго – как бы ни огорчала меня эта мысль. Может, Стенли и не такой козел, как остальные типы, с которыми раньше встречалась мама, однако все ее любовные истории с мужчинами рано или поздно всегда сходили на нет. Это лишь вопрос времени.
– Ты, кажется, не очень-то в восторге от этого, – разочарованно произнесла подруга.
Покосившись на нее, я задалась вопросом, как могло получиться, что за девять месяцев мы так хорошо узнали друг друга. Если одна из нас из-за чего-то переживала или плохо себя чувствовала, вторая, как правило, тут же это понимала… Как будто мы сестры, которые выросли вместе. При этом внешне мы совершенно не похожи друг на друга: в то время как у Доун темно-рыжие волосы и глаза как у олененка, глубокого карего цвета, у меня черные как смоль волосы и холодные голубые глаза, доставшиеся от отца.
– Нет, конечно, здорово, что они счастливы, – ответила я после минутного колебания.
Мысленно я часто спрашивала себя, когда все закончится. У нас с мамой слишком много тайн, которые мы не могли доверить никому – даже Эдвардсам. Как бы сильно мама ни полюбила Стенли и как бы я ни привязалась к Доун.
– Значит, ты благословляешь папу? – не отставала она.
Я замерла прямо посреди дорожки к главному зданию университета.
– Благословляю на что?
Доун повернулась ко мне, не останавливаясь. Она пошла дальше спиной вперед, зацепившись большими пальцами за лямки своего рюкзака.
– Ну, продолжать в том же духе. Думаю, он боится, что пренебрегает мной. Поэтому мне хочется лишний раз показать ему, как мы рады за них обоих.
Я вышла из состояния оцепенения, чтобы догнать Доун. Как раз когда мы поравнялись, она споткнулась и мне пришлось схватить ее за руку, чтобы она не упала.
– Так что не будь больше таким антиамуром, – заявила она, как только снова восстановила равновесие, и пихнула меня плечом в плечо.
– Я не антиамур, – ответила я.
Просто я не особенно заморачивалась на тему любви – да в принципе и не хотела. Не после того, как всю жизнь вынуждена была наблюдать, что каждый раз творило это чувство с мамой. Естественно, я рада, что она счастлива со Стенли. Но есть так много вещей, которые Доун не знает обо мне, а ее отец – о моей матери, что я не могла представить себе, как эти отношения сложатся в долгосрочной перспективе.
– Значит, выразимся немного иначе, – сказала Доун через какое-то время. – Ты не великий романтик.
– Ох, нет? – с иронией переспросила я и аккуратно сделала глоток матча латте.
– Позволь напомнить о твоем комментарии к «О нас».
Мне с трудом удалось сдержать ухмылку. Доун писала любовные романы. Так как я изучала литературу в университете, а благодаря маминой профессии уже кое-что понимала в работе над текстами, Доун попросила меня стать ее бета-ридером[1]. Впрочем, к ее огромному невезению, я в первую очередь обращала внимание на пробелы в содержании, а не на романтику.
Искоса взглянув на подругу, я заметила грустный блеск в ее глазах. Меня сразу начали мучить угрызения совести. То, что в прошлом меня всегда беспокоила мамина личная жизнь, еще не означало, что надо выплескивать свое недовольство на Доун. Я взяла себя в руки и улыбнулась ей:
– Ты права.
Доун ответила на улыбку.
– Я всегда права. – Она глотнула свой кофе. – Мы с папой встречаемся завтра в стейк-хаусе. Тогда и скажу ему, как мы рады, что у них все хорошо, и чтобы он так не переживал.
– Звучит как план. – Запрокинув голову, я за один раз допила остатки матча латте, а потом убрала многоразовый стакан в боковой карман сумки.
– Кажется, я тоже скоро такой куплю, – задумчиво произнесла Доун. Она сперва посмотрела на карман, в котором теперь лежал мой стакан, а потом на собственный картонный стаканчик.
– Я заказала его на сайте, где можно создать собственный рисунок на стакане. Давай напечатаем на нем обложку твоей книги или что-то вроде того, – предложила я.
Доун наморщила нос.
– Не думаю, что мне захочется разгуливать по университету со стаканом, на котором красуется голый торс.
– Ну, я видела в кампусе и более скандальные вещи, – ответила я и как можно незаметнее бросила взгляд на наручные часы.
Черт.
Никогда еще не приходила на курс по писательскому мастерству так поздно. Глубоко в душе я ощутила укол разочарования. Шанс на эту среду упущен. Хотя это было ясно еще тогда, когда Доун предложила попить вместе кофе перед общим семинаром. Обычно я всегда приходила на занятие как минимум на пятнадцать минут раньше, если не больше.
– Да не беги ты так. У меня ноги короче, чем у тебя, – запыхавшись, выдавила Доун, пока мы поднимались по лестнице к главному корпусу.
– Ничего подобного. Я всего на ладонь выше тебя. Кроме того, я не хочу опаздывать.
Теперь подруга взглянула на свой мобильник.
– Еще двенадцати нет. Как будто Нолан будет возмущаться, если мы придем на секунду позже, чем обычно.
– Если мы хорошо с ним ладим, это еще не значит, что надо этим пользоваться, – сказала я, открывая перед Доун дверь в главный корпус.
– Ты права. Наверное, я немного избаловалась.
Мы вместе пошли по коридорам, и пока Доун рассказывала мне о празднике, который Спенсер собирался устроить в своем доме, я старалась игнорировать ощущение покалывания, которое усиливалось по мере того, как мы приближались к аудитории. Я максимально неприметно провела рукой по волосам, понадеявшись, что мои волны еще на месте. Обычно я смотрелась в зеркало, когда пораньше являлась на занятие, но сейчас со мной была Доун, и этому правилу пришлось изменить.
Не мешкая я нажала на ручку двери и вошла в кабинет. Трое наших одногруппников уже пришли и сидели на полу, скрестив ноги и положив тетради на колени. Мой взгляд задержался на них лишь на мгновение, прежде чем двинуться дальше. Кафедра представляла собой беспорядочную кучу ярких листов бумаги, ручек и книг, и такая картина идеально подходила человеку, который правил этим хаосом.
– Привет, Нолан, – поздоровалась Доун.
Мужчина поднял голову от книги, в которую до этого был погружен. Между его зубами был зажат кончик красной ручки. Мгновение он выглядел сбитым с толку, как будто его только что вырвали из иного мира и катапультировали в наш. Он сперва посмотрел на Доун, потом перевел взгляд на меня. Улыбнулся. Затем опустил ручку, бросил взгляд на настенные часы и облокотился на спинку стула.
– Еле успели. – Его улыбка не исчезла.
– Мы сверхпунктуальны, – откликнулась Доун.
Нолан изогнул одну бровь.
– Еще минута, и я бы отправил вас принести мне бейгл[2].
Такая угроза вызвала сдержанный смех в зале. Мы с Доун тоже не могли не ухмыльнуться, хотя обе знали, что это запугивание – не шутка.
У Нолана… нетрадиционный подход к обучению. Со своими студентами он общается не свысока, а как с друзьями, с которыми желает поделиться своей самой большой страстью. Он всегда пребывает в хорошем настроении и лучится энергией, а его занятия невозможно сравнить ни с одним из курсов, которые я ранее посещала в университете.
Начиная с того факта, что от нас требовалось обращаться к нему по имени, продолжая его креативными наказаниями, если мы забывали домашние задания или опаздывали, и заканчивая часами, которые мы проводили на полу, на столах или на лужайке в кампусе, – Нолан все делал не так, как от него ожидали. То же относилось и к темам, которые мы рассматривали на его курсе. Насколько поверхностным выглядел преподаватель на первый взгляд, настолько глубокие и отчасти болезненные задачи он перед нами ставил. Я не раз задавалась вопросом, есть ли причина, по которой он выбирал именно такие темы.
Нолан меня восхищал. Он был шарадой, которую я непременно хотела разгадать, и именно поэтому по средам я так спешила в аудиторию.
После того как я уселась на полу рядом с Доун, я снова посмотрела вперед – туда, где был Нолан. Он закрыл ручку и положил ее на стол.
Его лицо было таким же необычным, как и все остальное – мягким и запоминающимся одновременно, с серыми глазами и вечно задумчиво изогнутой линией рта. Светло-русые волосы средней длины он чаще всего завязывал на затылке, что никогда не казалось мне настолько привлекательным у других мужчин. Вместе с легкой щетиной это придавало ему какой-то дикости, невероятно контрастируя с дружелюбным поведением и теплой улыбкой.
Я медленно опустила взгляд вниз. Чтобы лучше рассмотреть принт на футболке, пришлось сесть ровнее. Как правило, это первое, что я делала, когда приходила в среду на занятие, – Нолан питал слабость к всевозможным фанатским футболкам. В этот момент он чуть откинулся назад и вытянул руки над головой. Черная ткань слегка натянулась на груди. Рисунок состоял из разноцветных гирлянд-лампочек с алфавитом под ними. Я еле сдержала улыбку. Дома у меня лежала почти такая же футболка, потому что я просто обожала сериал «Очень странные дела». Мой взгляд прошелся по всему алфавиту до самого низа.
Если бы не мешала кафедра, я бы наверняка увидела полоску кожи у него на животе. Стоило промелькнуть этой мысли, как я сама себя одернула.
Затем снова подняла глаза… и застыла. Нолан смотрел прямо на меня, во взгляде светился вопрос. Щеки у меня тут же убийственно вспыхнули, и я так быстро отвернулась, что чуть не свернула себе шею.
Возможно, существовала конкретная причина, почему я так ждала этого семинара в среду, но она была тайной, которую Доун – или любая другая живая душа на этой планете – не должна узнать.