Бросив сумку в кухне, я пошла прямиком во двор. Билли я нашла в одном из стойл: он как раз собрался кормить новорожденную телку и сжимал в руках большую пластиковую поилку, из горлышка которой тянулась трубка. Заметив меня, дядя стал подкрадываться к жертве с преувеличенной осторожностью. Не успел он к ней прикоснуться, как та бросилась наутек.
– Иди сюда, поганец, – сказал он, хватая телку за хвост и притягивая к себе.
– Поганка, – поправила я. – Это девочка. И с коровами то же самое: ты вечно говоришь про них «сукин сын», хотя они дамы.
– В день, когда мне придется переживать о гендерной идентичности коров, я лягу на эвтаназию. – Дядя просунул пластиковую трубку в телкину глотку и поднял перевернутую бутылку у нее над головой. Молозиво медленно текло из бутылки в ее желудок. Интересно, чувствует ли она вкус?
– Вид у тебя как у мешком ударенной, – сказал Билли.
– Так и есть.
– Как все прошло?
Я покачала головой, ощущая, что краснею.
– Насколько плохо?
– Почему ты никогда не рассказывал, что бывают гречанки по имени Санта? – спросила я.
– Чего?
– Я познакомилась с девушкой. Ее зовут Санта.
– Рад за нее.
– Я думала, ты знаешь их всех.
– Греков-то? Всю древнюю цивилизацию? Я польщен.
– А говоришь о них так, будто знаешь.
Билли подпер щеку языком, словно пытаясь сложить что-то в уме.
– Ты злишься, что я не рассказываю того, что ты, насколько мне казалось, и без меня знаешь. Так?
– Нет, я злюсь, что ты рассуждаешь обо всем, как хозяин.
– Вот это обвинение.
Перепрыгнув через створки стойла, я села на солому, скрестив ноги.
– А потом, я говорю как лохушка.
– Вот-вот. Та девушка… Ее часом не Ксантой зовут? Ксан-та. Это греческое имя.
– Гребаный стыд! – Я упала в солому. Кровь прилила к голове. – А я ее все время называла как Санта-Клауса!
– Ну, теперь ты знаешь.
– Как я вообще столько прожила, ничего не зная?
– «Я знаю, что ничего не знаю». Сократ. Кстати, другим людям он тоже известен. Я не скрываю его от народа.
Я вертела в пальцах соломину. Если открыть и закрыть левый глаз, она превращается из двух размытых в одну четкую.
– Ненавижу быть дурой.
– Ты не дура. Лучше сказать, наивная.
– А это уже унизительно.
– Ничего унизительного тут нет. Наивный – отличное слово. Поищи его в словаре.
– Отстань!
– От латинского nativus – естественный, врожденный. Тот же корень, что у французского naître – рождаться. – Дядя вынул поилку у телки изо рта. Трубка волочилась по соломе, словно пуповина. – Мы все наивны. Ничего иного нам не остается.
– Ты, наверное, жутко устаешь от своего глубокомыслия.
– Я научил тебя всему, что знаю. – Билли с лязгом распахнул створки стойла.
– Кажется, в этом-то и проблема.
– Перекусить мне не сделаешь?
– А у меня есть выбор?
Я протянула руку, и он поднял меня с соломы. Возле коровника валялись три дохлых теленка.
– Ничего странного не замечаешь? – спросил Билли, пнув среднего.
– Он мертвый?
Дядя перевернул теленка мыском ботинка.
– У него ноги из середины живота растут.
– Чернобыль какой-то… А с другими двумя что не так?
– Слишком крупные. Бык производит таких крупных телят, что девочки не могут их вытолкнуть. Я сделал все, что мог, но без потерь не обошлось.
– Ясно… – Я кивнула, пытаясь совладать с эмоциями. Можно подумать, понимание ситуации делает ее легче.
Я достала из холодильника ветчину, помидоры, масло и метнула на стол.
– Какая у тебя первая ассоциация на слово «веган»? – спросила я.
– Гитлер, – ответил Билли.
– У меня тоже.
– Хотя он вряд ли был веганом.
– Ага, знаю. – Я разрезала помидоры черри пополам. – Я не успела подать на учебную субсидию.
– Почему?
– У меня аллергия на реальность.
– Лечись. А если я попробую оплатить тебе учебу за этот год?
– Ты не можешь себе это позволить.
Дядя налил воды в чайник через носик.
– А ты не можешь позволить себе не ходить в колледж. Тебе надо отсюда выбраться.
– Я не готова.
– Что значит «не готова»? Ты должна прямо рваться в город!
– Ну а я не рвусь. У нас даже интернета нормального нет.
– С крыши моей колымаги сигнал толком не ловится, – объяснил Билли.
– А на ноутбук у меня нет денег.
– Так вот из-за чего весь сыр-бор? Ты не можешь ходить в колледж из-за нашего паршивого интернет-соединения?
– Не только, полно других причин. Например, кто будет присматривать за мамой?
– Не твоя забота.
– Это ты так думаешь, но кто-то же должен за ней приглядывать. Тебя я не считаю.
– По правде говоря, ты и сама не слишком здорово с этим справляешься. – Дядя уселся за стол. – С каких пор ты заделалась матерью Терезой? Ты ищешь предлог остаться, хотя должна бы рвать отсюда когти.
– Всего на год. Я могу взять академ – отложить учебу и вернуться в следующем году. И тогда уже сделать все как следует.
– Когда ни начинай, время всегда неподходящее.
– Неправда. Я хочу жить в городе.
– Погоди-ка. – Билли, вскинув ладонь, проглотил разом полсэндвича. – Давай проясним: ты вернулась пришибленная, проведя там каких-то несколько часов, а теперь хочешь туда переехать?
– Я подам заявку на место в общежитии.
– В городе, который только что напугал тебя до усрачки?
– За год я накоплю. Ты не обязан платить мне столько же, сколько Джеймсу.
– Не бойся, я плачу ему куда меньше, чем следует, за всю его работу по хозяйству, не говоря уже о том, сколько он нянчится с твоей матерью. Все это он делает на общественных началах.
– Просто плати мне достаточно, чтобы в следующем году я смогла съехать.
– И просадить все сбережения на съемную конуру в городе?
– Все так делают.
Облизнув указательные пальцы, дядя, как ребенок, принялся подбирать ими со стола крошки черного хлеба.
– Поглядим, может, куплю тебе трейлер.
– Это значит «да»? – спрашиваю я.
– Это не значит ровным счетом ни фига.
– В любом случае я не вернусь. Не могу.
– Можешь и вернешься.
– Ты меня не заставишь.
– Господи, Дебс, сама-то себя послушай. Ты хоть понимаешь, что кочевряжишься, как избалованная девчонка? Провела денек в Дублине – и нате.
Я запрокинула голову, пытаясь сдержать слезы. Они у меня всегда близко лежат. От ненависти к себе плакать хочется еще больше. Я всхлипнула.
Билли вздохнул, смущенный:
– Да брось, этого только не хватало. Выше нос, снежинка!
– Не называй меня так.
– Не называй меня так, – передразнил он.
– Ты как малый ребенок, – огрызнулась я, но прием сработал: плакать я перестала. Я вытерла слезы рукавами рубашки.
– Дебс. – Дядя дождался, пока я подниму на него глаза. – Ты боишься Дублина. Не позволяй страху тебя остановить. Узнай город получше.
– Ты понимаешь, что в городе я знаю только казармы Коллинза и главпочтамт, куда таскалась с тобой на пару?
– Я пытался тебя радикализировать. Ты ведь у нас не Мод Гонн.
– Так и она была не бог весть что. Муза ирландской революции родом из Англии. – Я обмакнула в чай печенье с инжиром. – Ничего себе поворот!
– Ее отец – из графства Мейо, а в Англии она родилась не по своей вине. И как бы то ни было, от наивности она избавилась.
Размякшее печенье едва не упало в чай, но я успела поймать его ртом.
– Она позволила себя мифологизировать.
– Разве это плохо?
– По-моему, да.
Билли встал и в одних носках скользнул к задней двери.
– Ты отправляешься в колледж в этом году. Если мне придется взять расходы на себя, так тому и быть. – Он нагнулся надеть ботинки. – Учись водить, а с интернетом я разберусь, – сказал он и хлопнул дверью.