Машина скорой помощи всё ещё была в пути из Уэксфордской больницы общего профиля, но тут Страффорда вызвали к телефону и от лица его начальника, старшего суперинтенданта Хэкетта, велели отменить поездку.
– Вышлем вам автофургон отсюда, – сказал Хэкетт, перекрикивая треск на линии – казалось, он говорит откуда-то из открытого космоса, настолько плохой была связь и настолько сильно искажался звук его голоса. – Пусть доставят тело в Дублин. – Страффорд на это ничего не ответил. По тону шефа он понял, что все элементы прикрытия уже заряжены, как реквизит на сцене. Не один только Страффорд видел себя в роли сценографа. Были и другие, более решительные и гораздо более него поднаторевшие в искусстве рисовать фальшивые декорации и без лишнего шума вносить изменения в сюжет. – Вы здесь? – раздраженно рявкнул Хэкетт. – Слышали, что я сказал?
– Да, слышал.
– И?
– Отменять вызов слишком поздно, скорая помощь будет здесь с минуты на минуту.
– Ну так отправьте её обратно! Я же говорил вам, пусть труп привезут сюда. – Снова повисла пауза. Страффорд чувствовал, как Хэкетт закипает от раздражения. – Без толку стоять там и молчать в тряпочку, – прорычал старший суперинтендант. – Я прекрасно слышу, как вы это делаете.
– Что делаю?
– Стоите и жуёте соплю! Вы же и без меня знаете, что к этому делу придётся подступиться, надев белые перчатки. – Послышался вздох, тяжёлый и усталый. – Дворец связался с комиссаром. По официальной версии, насколько нам известно, священник скончался в результате несчастного случая. Под «нами» я имею в виду вас, Страффорд.
Под Дворцом подразумевалась резиденция архиепископа Дублинского – Джона-Чарльза Мак-Куэйда, самого влиятельного церковного деятеля страны. Верховный комиссар Гарды Джек Фелан был видным членом ордена Рыцарей Святого Патрика[6]. Итак, вот оно – Церковь вмешалась. Если его преосвященство доктор Мак-Куэйд сказал, что отец Лоулесс случайно нанёс себе удар ножом в шею, а затем отрезал сам себе гениталии, то значит, именно так и произошло, насколько об этом будет позволено знать широкой публике.
– Как долго? – спросил Страффорд.
– Как долго что? – огрызнулся Хэкетт. Он был напряжён. Суперинтендант нечасто бывал напряжён. Джек Фелан, должно быть, взялся за дело с удвоенной силой.
– Как долго нам предписывается делать вид, будто священника зарезали случайно? В это довольно-таки непросто поверить.
Хэкетт снова вздохнул. Когда на линии повисала подобная пауза, то, прислушавшись, можно было услышать за электронными потрескиваниями что-то вроде далёкой птичьей трели. Эта жуткая, какофоническая музыка всегда завораживала Страффорда и вызывала у него дрожь. Будто сонмы мертвецов пели ему из глубины эфира.
– Нам «предписывается делать вид», – Хэкетта забавляло подражать выговору Страффорда и его изысканным речевым оборотам, – столько времени, сколько, мать его, понадобится.
Инспектор постучал двумя ногтями по передним зубам.
– Что это было? – подозрительно спросил Хэкетт.
– А что было-то?
– Такой звук, будто кто-то чокается двумя кокосовыми скорлупками.
Страффорд беззвучно рассмеялся.
– Вместе с трупом я собираюсь отправить обратно Дженкинса, – сказал он. – Он сможет дать вам предварительный отчёт.
– О, будете действовать в одиночку, так, что ли? Наш Гидеон из Скотленд-Ярда распутывает дело без посторонней помощи![7]
Страффорду никогда не было ясно, что возмущает шефа сильнее: протестантское происхождение его заместителя или его предпочтение действовать по-своему.
– Мне составить рапорт сейчас, – спросил Страффорд, – или я предоставлю Дженкинсу передать его вам своими словами? А то пока что сообщить особо не о чем.
Хэкетт не ответил, а вместо этого задал встречный вопрос:
– Скажите мне, Страффорд, что вы думаете? – В его голосе звучала тревога – настолько сильная, сказал сам себе инспектор, что тут явно не обошлось без диктата из Дворца.
– Не знаю, что я думаю, – сказал Страффорд. – Я же говорил вам, – продолжал он, – мне пока не за что зацепиться. – И для порядка добавил: – Сэр.
Ему было холодно, он стоял с липкой телефонной трубкой в руке, а лодыжки обдавал сквозняк из-под входной двери.
– Ну должно же у вас иметься какое-то представление о том, что произошло, – настаивал Хэкетт, не пытаясь скрыть раздражения в голосе.
– Полковник Осборн считает, что убийство совершил кто-то, проникший извне. Он упорно твердит, что, должно быть, произошёл взлом.
– А он произошёл?
– Не думаю. Гарри Холл, прежде чем уехать, хорошенько осмотрел территорию, так же как и я, и никто из нас не нашёл никаких следов взлома.
– Значит, это кто-то из домашних?
– Насколько я понимаю, именно так. Я исхожу из этого предположения.
– Сколько человек было там вчера ночью?
– Пять… шесть, включая мертвеца и экономку. Ещё временами заходит посудомойка, но она живёт неподалёку и, по всей вероятности, ушла восвояси. Всегда есть вероятность, что у кого-то был ключ от входной двери – к утру любые следы снаружи сравнялись бы с землёй. – Он поморщился. Шеф не любил громких слов.
– Господи Боже всемогущий, – пробормотал Хэкетт с сердитым вздохом. – Из-за этого дела поднимется волна вони, вы же понимаете?
– Так ведь уже довольно-таки ощутимо попахивает, разве нет? – предположил инспектор.
– Что за семейка обитает в доме? – спросил Хэкетт.
– Не могу распространяться об этом в их присутствии, – сказал Страффорд, повышая голос. – Дженкинс всё вам распишет.
Хэкетт снова задумался. Страффорд ясно представлял себе, как он откинулся на вращающемся кресле в своём крошечном треугольном кабинете, положив ноги на стол, а через единственное маленькое квадратное окно, стёкла которого затуманены инеем, за исключением прозрачного овала в центре каждой секции, смутно виднеются дымоходы Пирс-стрит. На нём наверняка синий костюм, лоснящийся от времени, и засаленный галстук, который, по убеждению Страффорда, он никогда не развязывал, а только ослаблял на ночь и стягивал через голову. На стене наверняка всё тот же календарь многолетней давности и всё то же тёмно-коричневое пятно, на месте которого кто-то бесчисленное количество лет назад прихлопнул трупную муху.
– Дьявольски странное дело, мать его, – задумчиво сказал шеф.
– Определённо странное.
– В любом случае, держите меня в курсе. И да, Страффорд…
– Да, сэр?
– Не забывайте: пусть они хоть сто раз дворяне, но священника этого прикончил кто-то из них.
– Буду иметь это в виду, сэр.
Хэкетт повесил трубку.
Только вернувшись на кухню, Страффорд осознал, насколько холодно было в коридоре. Здесь же горела плита, воздух гудел от зноя, пахло жареным мясом. Полковник Осборн сидел за столом и барабанил пальцами по дереву, а сержант Дженкинс стоял, прислонившись к раковине, крепко скрестив руки на груди и застегнув пиджак на все три пуговицы. Дженкинс был ярым приверженцем правил хорошего тона – в его собственном понимании. У Страффорда возникло ощущение, что эти двое не обменялись ни словом с тех пор, как его позвали к телефону.
– Хэкетт звонил, – сказал он, обращаясь к сержанту. – Из Дублина едет машина скорой помощи.
– А что с…
– Ту, которая направляется из Уэксфорда, велено отослать обратно.
Мгновение двое мужчин смотрели друг на друга с каменными лицами. Оба знали, что дело будет сложным, но не ожидали, что в колёса уже так скоро будет вставлено столько палок.
За окном над раковиной на подоконник села малиновка – и теперь разглядывала Страффорда глазком, похожим на блестящую чёрную бусину. Небо заволокла масса набухших синюшных туч, повисших так низко, что казалось, будто они покоятся непосредственно на крыше.
– Обед уже в пути на стол, – бросил полковник Осборн рассеянным тоном, глядя куда-то в пустоту. Снова забарабанил пальцами. Инспектору хотелось бы, чтобы он перестал. Этот звук всегда действовал ему на нервы.
Миссис Даффи вернулась от сестры и теперь спешила из кладовой. Она, как и все остальные, кого Страффорд до сих пор встретил в Баллигласс-хаусе, выглядела, как типажная актриса, нанятая этим утром, и исполняла свою роль излишне убедительно. Она была невысокой и коренастой, с голубыми глазами, пухлыми розовыми щеками и серебристо-седыми волосами, собранными в узел низко на затылке. На ней были чёрная юбка, безупречно белый фартук и чёрные туфли на меховой подкладке. Миссис Даффи начала расставлять на столе тарелки, ножи и вилки. Осборн, поднявшись со стула, представил её Страффорду и сержанту Дженкинсу. Экономка покраснела, и на мгновение показалось, что она собирается сделать реверанс, но даже если и собиралась, то осеклась, вместо этого развернулась, подошла к плите и задала топке щедрую порцию дров. Её широкая спина выражала глубокое и всестороннее недовольство.
– Садитесь, джентльмены, – пригласил Осборн. – У нас здесь попросту, без условностей.
Они услышали звонок во входную дверь.
– Это, видимо, машина скорой помощи из Уэксфорда, – сказал Страффорд. Взглянул на Дженкинса: – Сделаете милость? Скажите им, что мы сожалеем, но они нам не понадобятся.
Сержант вышел. Осборн устремил на Страффорда цепкий, внимательный взгляд и спросил:
– Что такое? Почему они присылают вторую машину скорой помощи, чем эта не подойдёт?
– Полагаю, из вопросов своевременности, – холодно сказал Страффорд. – Чем скорее проведут вскрытие, тем лучше.
Осборн кивнул, но взгляд его выражал недоверие.
– Готов представить, что ваш шеф – весьма обеспокоенный человек, – сказал он.
– Ну да, ему определённо есть о чём беспокоиться, – безразлично ответил Страффорд.
Он сел за стол. Миссис Даффи вынесла большую дымящуюся глиняную миску, придерживая горячие края кухонным полотенцем. Поставила её на стол между двумя мужчинами.
– Мне остаться прислуживать, господин полковник, – спросила она, – или вы справитесь сами? – Она обернулась к Страффорду. – Надеюсь, вы любите пудинг с говядиной и почками, сэр?
– О да, конечно, – сказал Страффорд и тяжело сглотнул.
– Как раз то, что нужно в такую стужу, – сказала экономка, сложив пухлые руки под грудью. Она пристально посмотрела на детектива, как будто подначивая его возразить ей насчёт наличия связи между пудингом и погодой.
– Да, спасибо, Сэди, – нарочито проговорил полковник Осборн, и женщина с обиженным видом поплелась обратно в кладовую. Полковник виновато нахмурился. – А то и дальше будет трещать, ей только дай повод. – Он вывалил еду Страффорду на тарелку. – Боюсь, разогрето со вчерашнего дня.
Страффорд слабо улыбнулся:
– О, лично я всегда считал, что пудинг с говядиной и почками вкуснее на второй день, а вы?
Инспектор почувствовал в себе прилив благородства и отваги. Он не мог взять в толк, как вообще коровьи почки стали считаться пищей, пригодной для употребления человеком.
Сержант Дженкинс вернулся и закрыл за собой дверь. Осборн нахмурился – очевидно, его всё ещё раздражала необходимость развлекать у себя за столом представителя унтер-офицерского и рядового состава, – однако ему удалось сохранить достаточно дружелюбный тон.
– Давайте-ка, сержант, садитесь и отведайте с нами этого превосходного пирога. Варёные яйца, как видите, мелкие – это яички от курочек-молодок. Их разводит муж Сэди… в смысле, муж миссис Даффи… в смысле, мистер Даффи. По моему мнению, молодки несут гораздо более полезные и вкусные яйца, чем более крупные куры.
Яйца курочек-молодок – и труп в библиотеке. Жизнь – странная штука, подумал Страффорд, но жизнь полицейского страннее большинства других жизней.
Инспектор видел, что Дженкинс голоден, но не торопится приступать к еде, пока двое других не возьмут в руки ножи и вилки. Мать явно приучила его к терпению и наблюдательности. Выбор столовых приборов – всегда опасное дело, когда обедаешь за одним столом с аристократами.
– Воображаю, водитель был не слишком рад, что его снова отослали, – сказал Страффорд, – после того как он проделал весь путь сюда по снегу и льду.
Дженкинс взглянул на него.
– Я сказал им, что они не нужны, и они уехали, – сказал он. – А какого-то довольства или недовольства я не заметил.
Все трое какое-то время ели молча, затем Страффорд отложил нож и вилку.
– Я должен попросить вас, полковник Осборн, – сказал он, нахмурив брови, – дать мне настолько точный отчёт об утренних событиях, насколько это возможно.
Осборн, жуя хрящеватый надпочечник, посмотрел на него, приподняв брови. Проглотил кусок мяса более или менее целиком.
– Нам обязательно обсуждать всё это за столом? – Страффорд не ответил, а лишь продолжал смотреть на него безразличным взглядом. Полковник вздохнул. – Меня разбудил крик жены. Я подумал, что она, должно быть, упала или наткнулась на что-нибудь и поранилась.
– Зачем она пошла в библиотеку? – спросил Страффорд.
– А?
– Что она делала в библиотеке посреди ночи?
– О, она бродит по дому круглые сутки, – сказал Осборн тоном, в котором сквозило пренебрежение к женским повадкам в целом и к своей собственной супруге в частности.
– У неё асомния? Проблемы со сном?
– Я в курсе, что такое асомния! – рявкнул Осборн. – И да, это так. Всегда ровно так и было. Я научился с этим жить.
«Только вот научилась ли этому она сама?» – задумался Страффорд. Он полагал, что это не тот вопрос, который часто задавал себе её муж. Чувства, благодаря которым состоялся второй брак Осборна, кажется, полностью выдохлись. Как долго, задавался вопросом детектив, стареющий солдат женат на своей гораздо более молодой жене, женщине, которую её падчерица прозвала Белой Мышью – весьма метко, подумал Страффорд, судя по тому, какой она показалась ему при давешнем кратком появлении.
– И что же вы сделали?
Полковник пожал плечами:
– Надел халат и тапочки и пошёл её искать. Спал я крепко, поэтому, полагаю, мой разум был немного затуманен. Нашёл её в коридоре, она сидела на полу и стонала. Не мог добиться от неё ни одного осмысленного слова, кроме того, что она всё время указывала на дверь в библиотеку. Я вошёл и… и нашёл его.
– Свет был включён? – спросил Страффорд. Осборн непонимающе посмотрел на него. – В библиотеке, – пояснил инспектор, – горел ли там свет?
– Не могу знать. Должно быть, горел – я помню, что ясно видел, что к чему, – это был шок, могу вам сказать. Но, может быть, я и сам его включил, не знаю. А почему вы спрашиваете?
– Так, без всякой причины. Просто пытаюсь представить себе всю сцену – это помогает.
– Что ж, разумеется, повсюду была кровь – на полу под ним растеклась огромная лужа.
– Как он лежал? – спросил сержант Дженкинс. – То есть он лежал на спине?
– Да.
– А вы… вы каким-либо образом прикасались к его одежде?
Осборн сердито покосился на него и обратился к Страффорду:
– Конечно же, прикасался. Мне нужно было осмотреть тело, увидеть, что с ним случилось. Потом я заметил кровь у него на брюках и… обнаружил рану – в том самом месте. – На мгновение он остановился, затем продолжил: – Я бывал на войне, насилием меня не удивишь, но могу вам сказать, при виде того, что с ним учинили, меня чуть не стошнило, – он снова знакомым движением пошевелил нижней челюстью, будто что-то жевал. – Ублюдки, простите мой французский!
Страффорд ковырял горку еды на столе перед собой, притворяясь, будто ест, но на самом деле размазывая её по тарелке, чему научился ещё в детстве. Само по себе это блюдо всегда казалось ему исключительно мерзким, но яйца курочек-молодок, размером чуть больше стеклянного шарика, каким-то образом делали его ещё более отвратительным.
– Вы сразу же позвонили в полицию? – спросил он.
– Да, я позвонил в полицейский участок Баллигласса в поисках Рэдфорда – сержанта Гарды Рэдфорда. Оказалось, у него грипп.
Страффорд уставился на полковника:
– Грипп?
– Да. К телефону подошла его жена и сказала, что он очень болен и что она не собирается вытаскивать его из постели в такую погоду, – мне её тон показался явно грубым, надо вам сказать. Имейте в виду, они недавно потеряли сына. Если бы не это, ох и устроил бы я ей головомойку, скажу я вам! Она поговорила с Рэдфордом, вернулась и сказала, что он велел ей передать мне, чтобы я обратился в управление Гарды в Уэксфорде. Вместо этого я позвонил в службу 999[8], и они передали меня в распоряжение ваших людей.
– Моих людей? На Пирс-стрит?
– Полагаю, да, на Пирс-стрит. Во всяком случае, где-то в Дублине.
– И с кем же вы там разговаривали?
– С какой-то канцелярской крысой. – В сердцах Осборн выронил из рук нож, который соскользнул со стола и с резким звоном упал на каменный пол. – Ради бога, какая разница, с кем именно я говорил?
– Полковник Осборн, в вашем доме произошло убийство, – сказал Страффорд тихим голосом и мягким тоном. – Моя задача – расследовать преступление и выяснить, кто его совершил. Как вы понимаете, это означает, что мне нужно знать всё, что можно узнать о событиях прошлой ночи. – Он сделал паузу. – Можете ли вы вспомнить что-нибудь из того, что сказала ваша жена, когда вы нашли её в холле после того, как она обнаружила тело отца Лоулесса?
Экономка, услышав звук падения ножа, поспешила из кладовой с заменой. Полковник Осборн выхватил новый нож у женщины из рук, даже не взглянув на неё, и швырнул на стол рядом со своей тарелкой. Миссис Даффи фыркнула и вернулась в кладовку.
– Я же говорил вам, – обратился полковник к Страффорду, – она несла бессвязный бред – у неё была истерика. А чего бы вы ожидали?
– Конечно, с ней мне тоже нужно будет поговорить, – сказал Страффорд. – Безусловно, мне нужно будет поговорить со всеми, кто был в доме вчера вечером. Может быть, следует начать с миссис Осборн?
Полковник, чей лоб побагровел под плотным слоем загара, изо всех сил пытался сдерживать гнев.
– Вы, полковник, как бывший офицер, несомненно, понимаете, в чём важность педантичного учёта всех деталей. Часто оказывается, что люди видели или слышали вещи, значения которых не осознавали, – вот тут-то на сцену выхожу я. Это составная часть моего профессионализма – умение улавливать… нюансы, так сказать.
Он чувствовал, как недоверчиво смотрит на него Дженкинс. Без сомнения, напарник размышлял над тем фактом, что обучение, которое получил он сам, было более элементарным и исходило от людей, которым, вероятно, было неизвестно значение слова «нюанс».
Полковник Осборн снова раздражённо набросился на еду, тыча ножом и вилкой с таким остервенением, словно сжимал в руках боевое оружие. Страффорд предположил, что у этого человека есть вещи, которые он предпочёл бы держать в секрете, – а у кого их нет? – и что выманить их из него будет весьма непросто.
В дверь опять позвонили. Полковник Осборн откинулся на спинку стула и вытянул шею, чтобы посмотреть в окно над раковиной.
– Это вторая машина скорой помощи, – сообщил он.
Дженкинс отложил столовые приборы. В отличие от своего начальника, он был неравнодушен к пирогу с говядиной и почками – в детстве его часто готовила ему мать – и неважно, прилагались ли к нему яйца курочек-молодок. Он поднялся из-за стола с уязвлённым видом сильно обиженного человека.
Страффорд положил руку ему на плечо:
– Скажите этим двум новичкам, что они могут идти, хорошо, сержант? Незачем им здесь дальше околачиваться.
Когда Дженкинс ушёл, Страффорд наклонился вперёд и положил локти на стол.
– А теперь, полковник, – сказал он, – давайте ещё раз пройдёмся по событиям прошедшей ночи, ладно?