К одиннадцати часам утра Сандерс вернулся на Грейт-Рассел-стрит, где у него была назначена встреча со старшим инспектором. Он не ночевал дома. На службе, в Институте Харриса, у него был диван, на котором он иногда спал, если работал допоздна. А Мастерс попросил его как можно быстрее сделать анализы.
Из квартиры Феликса Хэя Сандерс привез в контейнере примечательную коллекцию стаканов и бутылок. Большую часть ночи и все утро он провел за исследованием их содержимого и получил поразительные результаты.
Однако усталости он не чувствовал. Было прекрасное апрельское утро, в прохладном воздухе пахло весной, а из-за старых домов показался краешек солнца. В доме на Грейт-Рассел-стрит закипела обычная деловая жизнь: по нижним двум этажам сновали Мейсон и Уилкинс, дипломированные бухгалтеры, а также агенты по недвижимости, сыновья Чарльза Деллинга. Однако дверь Англо-египетской импортной компании была заперта, и подле нее стоял полицейский. В квартире Феликса Хэя молодого врача встретил гладковыбритый, оживленный и невозмутимый Мастерс. Кроме него, там находился лишь сержант Поллард. Солнечный свет, струящийся с улицы через небольшие окна, оживлял гостиную, хотя на ней оставалась печать таинственности.
– Доброе утро, сэр, – бодро произнес Мастерс. – Доброе, доброе, доброе! А мы с Бобом уже и не надеялись вас увидеть. Долго провозились с анализами?
– Идите к черту, – беззлобно огрызнулся Сандерс. – Похоже, вы, полицейские, черпаете свои идеи из детективов. В книгах инспектор всегда говорит химику: «Сделай такой-то анализ». Химик идет в лабораторию, почти сразу выходит и тут же выдает результат – наличие или отсутствие некоего малоизвестного яда. Вы имеете хоть какое-то представление о том, сколько времени занимает подобное исследование?
– Да ладно вам, – примирительно сказал Мастерс. Один за другим мужчины вошли в гостиную – застывших фигур за обеденным столом больше не было. – Главное – хорошие новости вы принесли или плохие?
– Скорее, плохие.
Лицо Мастерса омрачилось.
– А-а. Собственно, я этого ждал. Ну, что у вас?
Сандерс извлек из контейнера никелированный шейкер для коктейлей, из которого прошлой ночью разливались напитки. Шейкер стоял тогда на журнальном столике у стула Феликса Хэя и был наполовину пуст.
– Трое из них, – сказал Сандерс, – пили коктейль «Белая леди». Состав: джин, ликер «Куантро» и лимонный сок. Но в остатках напитка на дне шейкера атропина нет. Вообще.
Старший инспектор присвистнул:
– Но это означает…
Кивнув, Сандерс выставил три стакана для коктейлей.
– В остатках жидкости в стаканах, – продолжал он, – количество атропина варьируется от одной пятидесятой до одной десятой грана. Судя по остаткам, Шуман принял самую большую дозу, Хэй – вторую по величине, а миссис Синклер досталось меньше всех. Видимо, яд влили прямо в стаканы.
Затем Сандерс выставил на стол бокал без ножки:
– Как вы знаете, сэр Деннис Блайстон пил «Американский хайбол», то есть ржаной виски с имбирным элем. Он выпил лишь половину бокала, и в остатках было около трети грана атропина. И наконец, ни в одной из бутылок, из которых наливали ингредиенты – джин, виски, «Куантро», – и даже в выжимках лимона я не обнаружил атропина.
– Следовательно, надо понимать, что раз яда не было в шейкере и ни в одной из бутылок, значит атропин добавили в каждый из четырех стаканов.
– Получается, преступник обошел вокруг стола и добавил яд во все напитки, после того как их смешали?
– Да.
– Казалось бы, – помолчав немного, сказал Мастерс, – трудно придумать что-то более рискованное. Кто-то добавляет атропин в четыре стакана, и гости ничего не замечают. Это можно незаметно проделать один раз или, допустим, два. Но четыре! – Инспектор задумался. – Кстати, доктор, какова смертельная доза этого зелья?
– Обычно полграна.
– А в этих стаканах, даже после того, как гости выпили, – не унимался старший инспектор, – вы обнаружили до трети грана? Чудеса, да и только! Но ведь злоумышленник мог прикончить их всех одним только атропином?
– Вполне вероятно.
Мастерс уставился на обеденный стол, словно еще раз пытаясь представить себе четырех сидящих за ним жертв. Солнечные лучи, проникавшие сквозь узкие окна, подсветили декоративные панели на стенах и фрески по обе стороны от камина. На изумительных фресках XVIII века в нежных акварельных тонах были изображены нимфы у пруда.
Интересно, подумал Сандерс, каково было первоначальное назначение этой комнаты, находящейся на последнем этаже городского дома? Над камином красовалась резная полка, на которой теперь в беспорядке были разбросаны книги в ярких обложках.
На одном из журнальных столиков лежала открытая коробка сигар, а на обеденном столе стояли две пепельницы. Зонтик с ручкой из красного дерева лежал теперь на столе, напоминая клинок.
– Смертельная доза яда, – настойчиво продолжал Мастерс, – в каждом стакане. А вы помните, что сказала ночью миссис Синклер? Она, мол, готова поклясться, что ни в один из стаканов не могла попасть никакая отрава. И зачем она вылезла с этим замечанием? Зачем так торопилась сказать нам это? Ведь не может быть, чтобы все гости знали, что пьют отравленные коктейли, правда?
– Вряд ли такое возможно, – заметил Сандерс. – Опасное вышло бы развлечение. Вы нашли что-то еще?
Старший инспектор скептически ухмыльнулся:
– Богатый урожай отпечатков пальцев, но, вероятно, бесполезных. От ручки этого зонтика толку никакого. Думаю, вы и сами хватались за нее, доктор, поднимаясь по лестнице. Безусловно, это оружие, которым закололи Хэя. Но, похоже, никто не знает, чей это зонтик и откуда он взялся. Я это выясню после допроса свидетелей. Утром их выписали из больницы, и теперь у меня развязаны руки.
– А как же Фергюсон?
– Хватит меня изводить, доктор, – огрызнулся Мастерс. – Пока я знаю о Фергюсоне только то, что он действительно пропал. Придется, видно, обратиться к сэру Генри. Боб был прав: ни через парадную дверь, ни через черный ход этот тип не уходил. Утром я осмотрел всю заднюю стену. Там есть водосточная труба, но далеко от окон, и Фергюсону, чтобы добраться до нее, надо было обладать обезьяньей ловкостью. Получается, он выпрыгнул из окна, не оставив следов на земле. У нас есть лишь одна зацепка.
– Какая?
– Он забыл очки, – буркнул Мастерс, – а на очках оставил свои отпечатки. Хотя вряд ли это нам хоть немного поможет. Если только его нет в картотеке Скотленд-Ярда, что маловероятно. Так что прогресса никакого. Кстати, у меня есть адрес поверенного Хэя, и я пошлю к нему сержанта. Я же сам намерен еще раз сразиться с миссис Синклер. Желаете присоединиться ко мне, доктор?
Сандерс желал – он чувствовал, что заслужил это. Они поехали в Челси на полицейской машине, и, когда свернули на набережную Темзы, Сандерс заметил, что даже сейчас, весной, река выглядит по-осеннему.
Можно было предугадать, каким окажется жилище Бониты Синклер. И действительно, оно выглядело как загородный коттедж или кукольный домик. Между темными кирпичами аккуратными линиями белел известковый раствор, на многих окнах висели ящики для цветов, в которых летом, вероятно, цвели розы. На зеленой двери красовалось латунное кольцо в виде кошки.
Однако не это заставило Мастерса с излишней резкостью дернуть рукоятку ручного тормоза, когда он остановил машину. Несмотря на то что была весна и на деревьях распускались почки, в высоких окнах справа от двери мелькали отсветы горящего камина. Мимо одного из окон неторопливо проследовала мужская фигура.
– Похоже на сэра Денниса Блайстона, – заметил Сандерс.
– Это и есть сэр Деннис Блайстон, – пробурчал старший инспектор. – Ну и болваны! Говорил ведь я Сагдену не спускать с него глаз. Я велел установить слежку за всеми тремя, чтобы они не общались друг с другом. И смотрите, что делается! Он все-таки улизнул. Пойдемте.
Опрятная горничная взяла у Мастерса визитную карточку. Их провели в гостиную, напоминающую беседку, где по обе стороны от камина сидели Бонита Синклер и сэр Деннис.
Все выглядело по-домашнему. Хозяйка, одетая в просторный голубой пеньюар, потягивала утренний херес. При свете камина ее красота выигрывала еще больше, или же дело было в несколько театральной обстановке. Блайстон резко встал со стула.
– Доброе утро, миссис Синклер, – начал Мастерс. – Доброе утро, сэр. Вы быстро идете на поправку.
– К счастью, да.
Блайстон производил впечатление человека сильного и одновременно нерешительного, хотя эти эпитеты, казалось бы, исключают друг друга. Он был высокого роста, с худощавым выразительным лицом и красивыми глазами, излучающими уверенность. Безупречный костюм, сшитый у дорогого портного, вполне соответствовал безупречным манерам. Блайстон держался уверенно и непринужденно. Доктору Сандерсу он сразу понравился.
– И тем не менее, сэр, – продолжал Мастерс, – кажется, я просил, чтобы никто из вас не выходил утром из дому.
Блайстон мрачно кивнул:
– Это так, инспектор. Но дело в том, что мне надо было знать… – Он задумчиво улыбнулся. Если этот человек еще испытывал слабость после отравления, то хорошо это скрывал. И разговаривал с визитерами просто, без тени смущения. – Я нечасто теряю память. Последний раз это случилось много лет назад, после лодочных гонок. Но я по-прежнему все помню. Когда я проснулся утром… Знаете, инспектор, я страшно мучился, думая о том, что мог натворить ночью. Успокоился лишь после того, как обошел всех своих друзей, донимая вопросами о своем поведении. Мне надо было знать. Вот и сейчас я хотел узнать, что делал вчера ночью.
– Прекрасно, сэр. Ведь вы не убивали мистера Хэя? – с улыбкой поинтересовался Мастерс.
– Насколько мне известно, нет, – улыбнувшись в ответ, сказал Блайстон.
Все сели.
– Стало быть, ситуация такова, – продолжал Мастерс. – Мне необходимо, чтобы каждый фигурант этого происшествия вспомнил все факты, даже мельчайшие. Есть определенные вещи, которые невозможно отрицать. Мы не можем отрицать того, что мистер Хэй мертв.
– Совершенно верно.
– Значит, кто-то его убил. И бессмысленно отрицать, – напирал Мастерс, незаметно расставляя сети, – что наверняка он был убит одним из трех человек, находившихся в той комнате.
Продолжать не было необходимости, ибо слова инспектора возымели действие. Бонита Синклер поставила бокал с хересом на столик рядом с собой и взглянула на старшего инспектора широко раскрытыми от ужаса глазами. Блайстон как будто внимательно слушал Мастерса, то и дело кивая, но после этих слов вмешался:
– Хотите сказать, его убила либо миссис Синклер, либо Шуман, либо я?
– Если вы так ставите вопрос, сэр, то да.
– Инспектор, это нелепо.
– Почему?
– Потому что это полная чушь, – уверенно ответил Блайстон. – Ни у одного из нас не было причин убивать его. Повторяю, он был нашим другом, и я имею право говорить от имени всех.
– Зачем нужно говорить от имени всех? – тихо спросил Мастерс.
Блайстон бросил на него суровый ироничный взгляд. Чуть помедлив, он ответил:
– Незачем пытаться поймать меня на слове, инспектор. Хорошо, буду говорить за себя. Хотя более вежливо было бы спросить мнение миссис Синклер. Вот и все. – Потом, видимо желая положить конец недомолвкам, заговорил снова: – Так, послушайте. Скажу правду: иногда Хэй меня раздражал, а кое-кто считал его обыкновенным хамом и грубияном. Но мне он был добрым другом, оказал мне массу услуг, с ним всегда было интересно. И я готов во всем помогать вам, только бы его убийцу повесили.
Как будто немного устыдившись собственной несдержанности, Блайстон успокоился и откинулся на стуле.
– Отлично! – бодро воскликнул Мастерс. – Такого рода разговор меня устраивает. Скажите, сэр, никого из вас не удивило, что мистер Хэй пригласил всех к одиннадцати вечера?
– Да нет, не особо.
– А вот ваша дочь сказала, что вы никогда не ходите на вечеринки.
– Моя дочь не имеет к этому никакого отношения, – с некоторым раздражением ответил Блайстон. – Мне говорили, вчера вечером она доставила вам немало хлопот, за что прошу прощения. Не совсем понимаю, что она имела в виду. Конечно, я не принадлежу к золотой молодежи, о которой мы так часто слышим, но не считаю себя и стариком, которого надо возить в инвалидной коляске.
Блайстон оглянулся на Бониту Синклер, которая наградила его загадочной улыбкой.
– Кстати, – напирал Мастерс, – не приглашал ли вас к себе мистер Хэй, чтобы сообщить какую-то важную информацию?
Вопрос Мастерса заставил сэра Блайстона резко обернуться.
– Информацию? Не понимаю.
– Вы говорите, Хэй оказывал вам услуги. Какого рода услуги?
– Он инвестировал для меня деньги, и всегда успешно, и частенько давал дельные советы.
– Вот как? А вам, мэм, он тоже помогал с инвестициями? – Мастерс повернулся к миссис Синклер.
Она сохраняла такой же серьезный вид, что и прошлой ночью. Ее темные волосы были заплетены в косы и уложены над ушами. Подавшись к камину, она положила руку на колено, как актрисы на старых фотографиях. Однако ее поза не выглядела театральной, а была естественной и непринужденной.
– Довольно часто, господин Мастерс. Я мало что смыслю в денежных делах, и мистер Хэй всегда охотно мне помогал.
– Хорошо, мэм, – вкрадчиво произнес Мастерс, – а теперь прошу вас продолжить вчерашний рассказ с того места, где нас прервал доктор. Я имею в виду атропин. Видите ли, все вы получили дозу атропина в чем-то. Но вчера ночью вы сказали, что, мол, невозможно, чтобы кто-то отравил коктейли. Что вы имели в виду?
Миссис Синклер смутилась.
– Я… я полагаю, вы неверно меня поняли. Либо я еще находилась под действием яда и, вероятно, неясно выразилась. Мне жаль. Разумеется, я имела в виду, что никто из нас не мог добавить яд в коктейли.
– Из кого «из нас»?
– Из нас четверых, находившихся в квартире мистера Хэя.
Мастерс пристально посмотрел на нее:
– Простите, мэм, но вчера ночью вы говорили не так! Вы сказали: никто вообще.
– Конечно, вы неверно меня поняли! – произнесла миссис Синклер так искренне, что Мастерс засомневался. – Позвольте мне рассказать, как все было. Как только все мы собрались у мистера Хэя, он попросил меня приготовить коктейли – я ведь вам говорила? Да. Разумеется, я знаю, вы не считаете, что я добавила в них яд. Я бы не смогла, даже если бы захотела. И никто не смог бы. Все трое были на кухне и смотрели на меня.
– Все трое мужчин?
– Все трое стояли вокруг меня.
– Продолжайте, мэм.
– Сначала Денни, то есть сэр Деннис, сполоснул шейкер для коктейлей горячей водой. Затем он сполоснул также стаканы, и мы все это видели. Я приготовила коктейль, и мистер Хэй смешал его. Сэр Деннис приготовил себе «Хайбол» из виски и имбирного эля.
В ответ на вопросительный взгляд Мастерса Блайстон твердо кивнул.
– Затем мистер Шуман поставил на поднос шейкер, стакан с «Хайболом» и три пустых стакана для коктейля и отнес его в гостиную. Мы видели, как он поставил поднос на столик и тут же вернулся. Уж конечно, бедный мистер Шуман ничего такого не делал – мы тому свидетели. К тому же я точно знаю, что в тот момент с напитками все было в порядке.
– Откуда вы знаете, мэм?
– Потому что я их пробовала, – с торжествующей улыбкой ответила она. – Когда готовишь несколько порций коктейля, пробуешь, как получилось. Смешав ингредиенты «Белой леди», я отпила немного – стыдно признаться – прямо из шейкера. – Она поморщилась, словно стыдясь своей вольности. – И я попробовала также «Хайбол» сэра Денниса. Мне еще не доводилось его пить и захотелось узнать, каков он на вкус.
Мастерс все больше мрачнел. Он откашлялся.
– Минутку, мэм. Вы говорите, мистер Шуман отнес поднос из кухни в гостиную и вернулся на кухню. Разве вы все не пошли сразу же в гостиную?
– Нет, именно об этом я и хотела вам рассказать. Мы остались на кухне, потому что мистер Хэй стал показывать фокус с апельсином. Он по-особому надрезал кожуру, а потом отгибал ее или что-то еще, и получалось лицо смеющегося или плачущего младенца. – На лицо миссис Синклер набежала тень грустной снисходительной улыбки. – Не было равных мистеру Хэю по части разного рода фокусов, шуток и розыгрышей. Он радовался, как школьник, если мог показать что-то оригинальное, вроде незапотевающего зеркала для ванной или нового трюка с исчезающей из конверта банкнотой в десять шиллингов. Не забуду, как он стоял перед холодильником на кухне, а его апельсиновый младенец пищал «мама», и все от души смеялись. – Миссис Синклер вдруг вздрогнула и добавила: – Знаете, тот ужасный зонтик с клинком принадлежал ему.
Наступило молчание.
– Я не знал этого, мэм, – хмуро заметил Мастерс. – Зонтик был у него в квартире вчера ночью?
– О да, он там уже давно. Обычно он стоял в подставке для зонтов в холле.
– Но вернемся к яду. Миссис Синклер, вы готовы поклясться, что никто ничего не подмешивал в те напитки?
Она сцепила руки.
– О да, конечно. То есть я знаю, что никто из нас не мог это сделать. Мы все время были друг у друга на виду. Поймите, мистер Мастерс, это было просто невозможно. Наверняка все случилось позже. Мистер Шуман переставил шейкер и стаканы с подноса на столик и вернулся на кухню, где оставался с нами, пока мистер Хэй показывал фокус с апельсином. – Она выразительно помолчала. – Мы все пробыли на кухне… Интересно, сколько времени? – обратилась она к Блайстону, словно желая прояснить все, что произошло, с точностью до секунды.
– По меньшей мере три или четыре минуты, – сказал Блайстон, пристально глядя на Мастерса.
– И все это время, – продолжала миссис Синклер, – напитки стояли на столе в другой комнате. Вы, конечно, знаете, что кухня не примыкает непосредственно к гостиной. Из-за двери кухни холла было почти не видно – перед ней стоял мистер Хэй. И мы не видели того, что происходит в гостиной. Разве не ясно? За это время кто-то, вероятно, прокрался в гостиную – какой-то злоумышленник – и подмешал яд в напитки.
Мастерс внес в блокнот очередную пометку. Его внешняя невозмутимость и приветливость таили в себе опасность.
– Прекрасно, мэм, – с интересом заметил старший инспектор. – Вот только одно. Вы вполне уверены, что мистер Шуман не подмешал яд, когда относил напитки в гостиную?
Миссис Синклер и сэр Деннис Блайстон подтвердили в один голос: в этом нет сомнения.
– Мы наблюдали за ним из холла, – пояснила Бонита. – Поднос был немного влажным, и я не хотела, чтобы его ставили на дорогую мебель мистера Хэя.
– Понятно. В гостиной коктейли сразу разлили по стаканам?
– Нет, их разлили позже. Только «Хайбол» Денни был уже в бокале. Ах, инспектор, это так просто, – настаивала она. – Злоумышленнику оставалось только проникнуть в гостиную, подмешать атропин в шейкер и бокал с «Хайболом», и – страшно подумать – на этом все.
– М-да. И все. Подмешать атропин в шейкер для коктейлей. Да?
– Разумеется.
– Продолжайте, мэм.
Миссис Синклер замялась:
– Право, добавить почти нечего. Потом мы пошли в гостиную. Мистер Хэй сам разлил коктейли и раздал стаканы. Мы уселись вокруг стола. Мистер Хэй рассадил нас со словами, что хочет произнести речь. – Она вновь готова была расплакаться. – Он встал, как на собрании, и начал: «Друзья, римляне, сограждане». Обычно на собраниях так не говорят, но такова была манера мистера Хэя, и, произнося это, он трясся от смеха. Сначала предложил тост за меня. «За нашу Белую леди», – провозгласил он. Мы выпили. Потом он сказал, что намерен кое-что сообщить, что это вроде празднования…
– И что же он хотел сообщить, мэм? – допытывался Мастерс, пока миссис Синклер смотрела в камин.
– Но в том-то и дело. Он так и не договорил. Сначала он вспомнил анекдот о двух шотландцах. Рассказав эту смешную историю, он разволновался, говоря, что она, в свою очередь, напомнила ему другую историю, которую он должен рассказать, пока не забыл. И он завел одну из этих бесконечных историй, изобилующих диалектными словечками, – мистер Хэй любил подражать диалектам, в особенности ланкаширскому. Так вот, поначалу эта история не показалась мне такой уж смешной. Но вдруг я расхохоталась. Мы все хохотали, всё громче и громче. Мне стало очень жарко, поплыла голова. Мистеру Хэю наверняка тоже было жарко, потому что по его лицу струился пот, а рыжие волосы встали дыбом. Он так хохотал, что едва мог говорить. Очень странное зрелище представлял собой мистер Шуман – обычно такой хрупкий и деликатный, он согнулся почти пополам, прижав руки к бокам и топая по полу. Последнее, что я помню, – это лицо мистера Хэя в обрамлении огненно-рыжих волос, которое как будто раздувалось и заполняло собой комнату. Он говорил что-то на диалекте, указывая на нас. Все смешалось и завертелось, и все. – Миссис Синклер говорила с отстраненным видом, глядя то на огонь в камине, то на Мастерса. Однако ее рассказ отличался необычайной живостью – видимо, благодаря художественному вкусу женщины – и сопровождался изящной жестикуляцией. – Не хочется даже об этом вспоминать, – закончила она.
Старший инспектор повернулся к Блайстону:
– Теперь вы, сэр. Можете что-нибудь добавить?
– Боюсь, что нет, – ответил Блайстон, поднося ко лбу свою примечательную руку. – Конечно, я сознавал, что происходит что-то неладное. Но времени разбираться с этим не было. Более того, мне захотелось петь. Я уже собирался затянуть матросскую песню: «Правь к берегу, матрос, правь к берегу». Не могу вспомнить, запел ли я на самом деле.
– Вы тоже считаете, что никто из вашей компании не мог отравить напитки?
– Разве это не очевидно?
– И вы считаете, что кто-то посторонний подмешал атропин в шейкер, пока все вы находились на кухне?
– Да.
– И, за исключением вашего «Хайбола», напитки разлили по стаканам, только когда вы все вернулись в гостиную? Вы видели, как коктейли разливают по стаканам?
– Несомненно.
Само добродушие, Мастерс откинулся на спинку стула.
– Ну хватит! – отрезал он. – Признаюсь, я получил удовольствие, наблюдая за всем этим балаганом. Но должен предупредить вас обоих, что пора нам перейти к делу, а вам выложить правду. Дело в том, что в шейкере атропин обнаружен не был. Вы следите за ходом моих мыслей, сэр? Из этого следует, что атропин, вероятно, подмешали в каждый напиток после того, как коктейли были разлиты. Вы говорите, что все находились в гостиной, сидели вокруг стола. Я хочу знать, кто из вас подмешал яд в напитки. Я также хочу знать, сэр, зачем у вас в карманах было четверо часов и зачем у вас, мэм, был в сумочке пузырек с негашеной известью и пузырек с фосфором. Я жду.