В начале третьего ночи Сандерс сидел в тускло освещенной приемной Гилфордской больницы и, не глядя, листал журнал. От переутомления немного дрожали руки. Все уже было сделано. Людей действительно отравили атропином, но, судя по назначенному им лечению, Сандерс серьезно недооценил дозу яда. В больнице распоряжался доктор Нильсен, в квартире Хэя работали полицейские.
Просчет Сандерса мог иметь серьезные последствия, и доктор корил себя за самонадеянность, вызванную желанием успокоить Марсию Блайстон. С досады он швырнул журнал на стол, и в этот момент в комнату ожидания вошел старший инспектор Хамфри Мастерс.
Сандерс отлично знал его. Мастерс – румяный, невозмутимый, как карточный шулер, с седеющими волосами, тщательно зачесанными набок и прикрывающими лысину, – выглядел приветливым, насколько позволяли обстоятельства. А обстоятельства были таковы, что его вытащили из постели в полвторого ночи.
– А, это вы! – добродушно приветствовал его Мастерс. Придвинув к себе стул, он положил на стол свой портфель. – Дело дрянь, прямо скажу. Но, к счастью, вы оказались на месте происшествия. Приятно иметь дело с надежными людьми.
– Благодарю вас.
Мастерс заговорил доверительным тоном:
– Послушайте, я только что предварительно осмотрел квартиру. И пока парни занимаются своим делом, решил заглянуть сюда, узнать про пострадавших. Конечно, обидно, что «скорая» увезла их оттуда до нашего появления…
– Лучше уж один труп, чем четыре. Тот старик, мистер Шуман, был совсем плох.
– То же самое сказал мне и врач. – Мастерс пристально взглянул на доктора. – Да я ни в чем вас не виню, сэр. Понимаю, вы все сделали как надо. Врач говорит, все трое уже вне опасности, но до завтра их лучше не беспокоить. Можно ему доверять?
Мастерс руководствовался в жизни простым правилом: подозревать каждого.
– Что ж, Нильсен свое дело знает. Даже если вы попытаетесь допросить их сегодня, вряд ли узнаете что-то важное.
– Именно. С другой стороны, – рассудительно сказал Мастерс, – врач говорит, что дама, миссис Синклер, отделалась сравнительно легко. Видимо, приняла не такую большую дозу яда, как остальные. Так что, полагаю, не будет особого вреда, если я задам ей несколько вопросов? Разумеется, тактично и спокойно. Если Нильсен не станет возражать… О-о, я знаю, вы позволите, сэр. Но прежде, если вы ничего не имеете против, я хотел бы услышать от вас подробное изложение событий, вашу версию происшествия. Мисс Блайстон сейчас наверху с отцом, ей не до разговоров.
Пока Сандерс подробно излагал инспектору суть происшествия, тот делал записи. Не дождавшись конца рассказа, Мастерс принялся вышагивать по комнате, нахмурив лоб и побагровев больше обычного.
– Это просто нечто, мы снова вляпались! – воскликнул он. – Интересно, что скажет об этом сэр Генри? – Инспектор задумался. – Дело даже более странное, чем вам кажется, доктор. Давайте проясним одну вещь. Этот тип Фергюсон прямо назвал всех четверых, находившихся в той комнате, преступниками. Верно?
– Да.
– Может, это была фигура речи?
– Мне кажется, его слова не были похожи на фигуру речи. Жаль, вы его не слышали…
– Все были преступниками, а некоторые – убийцами, – в задумчивости повторил Мастерс. – Вот так. Поскольку мистер Хэй мертв, я не слишком удивлен последним словам. Фергюсон говорил что-то еще?
– Нет, он спустился и заперся в конторе.
Старший инспектор прикусил губу:
– Да, знаю я таких. То молчит как рыба, то вдруг разозлится по какому-то пустяковому поводу. Или вдруг неожиданно выболтает то, что не надо было. Хотя нам-то это на руку. Фергюсон намекал вам на то, что эти четверо могли там делать?
– Нет.
– Но вы полагаете, он знает?
– Думаю, знает или подозревает.
– Ах вот как… Скажите-ка, доктор, – продолжал Мастерс, с заговорщицким видом пододвигая стул и усаживаясь на него, – а что говорит об этом мисс Блайстон?
Сандерс насторожился:
– О чем конкретно?
– Полно, полно, сэр! – Голубые проницательные глаза Мастерса впились в доктора, приводя его в замешательство. – Ведь Фергюсон считает ее отца по крайней мере одним из преступников. И что? Это ее не удивило, не взбесило или типа того? Что она сказала?
– Сказала, что Фергюсон, вероятно, сам убил Хэя. Когда мы впервые увидели его на лестничной площадке, он как раз вытирал руки полотенцем. И мисс Блайстон решила, что он отмывал кровь.
В голосе Сандерса чувствовалась ирония, и Мастерс позволил себе снисходительно улыбнуться, однако глаза его оставались серьезными.
– Это вполне возможно, – заметил он. – Но у нее самой были хоть какие-то предположения относительно того, чем эти люди занимались наверху?
– Сомневаюсь.
– И тем не менее, сэр, она пошла туда за отцом и, вероятно, долго ждала его в столь поздний час лишь потому, что он только что составил завещание и вышел из дому с четырьмя наручными часами в кармане. Мне сказали, что сэр Деннис Блайстон – известный хирург.
– Да, верно. – Сандерс нетерпеливо заерзал. – Не слишком ли мы полагаемся на слова клерка Шумана? Вы – старший инспектор уголовной полиции. Вам что-нибудь известно об этих людях как о преступниках?
– Я ничего не принимаю на веру, сэр, – ответил Мастерс. – Не могу сказать, что знаю кого-то из них с этой стороны. Уж поверьте, не стану я поднимать шум из-за слов этого малого Фергюсона. А теперь о деле. Мне хотелось бы услышать ваше мнение о других вещах – с точки зрения медицины, и не только. – Мастерс подался вперед, выпучив глаза. – Навскидку – что показалось вам самым странным в этом деле, помимо массового отравления и убийства с помощью встроенного клинка?
– Сэр Деннис Блайстон с его часами.
– Ошибаетесь. Ибо это еще не все. Я осмотрел вещи пострадавших. Так вот, сэр, у миссис Синклер и мистера Шумана было с собой нечто не менее странное, чем четверо часов сэра Денниса. Хотите узнать что? Извольте. В правом кармане смокинга мистера Бернарда Шумана я обнаружил звонковый механизм будильника…
– Что-что?
– Звонковый механизм будильника, – не без удовольствия повторил Мастерс. – Пружина, молоточек – все, за исключением звонка. Части были старые и немного заржавевшие, но в рабочем состоянии. К тому же в нагрудном кармане пальто Шумана лежало большое выпуклое стекло, вроде увеличительного. Что вы на это скажете?
Сандерс задумался.
– Шуман занимается египетскими древностями, – сказал он. – Так что неудивительно, что вы нашли у него увеличительное стекло. Но не возьму в толк, зачем ему понадобились колесики и пружинки от будильника. У миссис Синклер вы тоже что-то обнаружили?
– О да. В ее сумочке было два пузырька: с негашеной известью на пять унций и с фосфором тоже на пять унций.
Наступило молчание.
– Послушайте, сэр! – громко постучав пальцем по столу, воскликнул Мастерс. – Вы химик. Зачем понадобились утонченной светской даме негашеная известь и фосфор?
Сандерс в недоумении пожал плечами:
– Я не знаю. Фосфор, разумеется, яд. Вообще удивительно, что убийцы прибегают к нему так редко. Вычислить убийцу по фосфору практически невозможно, поскольку его может раздобыть кто угодно. К примеру, чтобы сделать дело, достаточно шестнадцати спичечных головок. Что касается негашеной извести…
Старший инспектор изумленно воззрился на молодого человека, с серьезным видом излагающего разнообразные способы убийства.
– Хм, да, – откашлявшись, сказал Мастерс. – Но ведь в данном деле фосфор не рассматривается в качестве яда? Нет. В таком случае зачем ей негашеная известь и фосфор?
– Ну если уж на то пошло, зачем импортеру египетских древностей понадобились детали будильника и зачем известный хирург берет с собой на званый вечер множество наручных часов?
Мастерс кивнул, словно нехотя соглашаясь. В то же время Сандерса не покидало чувство, будто старший инспектор что-то скрывает, да еще и радуется чему-то. Он весь светился от удовольствия. Сэр Генри Мерривейл догадался бы сразу, но у Сандерса были только смутные подозрения, от которых ему стало не по себе.
– Послушайте, инспектор, что вы там замышляете?
– Замышляю, сэр? – с невинным видом переспросил Мастерс. – Да ничего. Просто мне интересно, есть ли у вас другие предположения.
– Пока нет. Вы ведь не считаете всех их убийцами, а эти предметы – доказательствами преступлений?
– А-а! Все может быть.
– Или нет. По вашему виду не скажешь, что вы сами в это верите. Фосфор – действительно яд, но невозможно убить человека наручными часами или стеклянной пластиной.
К его удивлению, Мастерс оглушительно расхохотался:
– Напоминает принадлежности фокусника или мага, да? Полно, доктор, не злитесь. Я не хотел вас обидеть. Если это то, что я предполагаю, то смеяться не над чем, и дело много серьезней, чем кажется. Все же мне хотелось бы повидаться с этим малым Фергюсоном. А сейчас не желаете составить мне компанию в беседе с миссис Синклер?
Миссис Синклер поместили в одну из немногих одноместных палат Гилфордской больницы. Она полулежала на подушках в кровати, выкрашенной в белый цвет. Висящая в изголовье лампа с абажуром бросала свет на волосы женщины. Рядом с кроватью стоял доктор Нильсен и тихо разговаривал с пациенткой.
Сандерс сразу отметил про себя, что она никак не похожа на женщину, которой только что сделали промывание желудка, дали рвотное и сульфат цинка. Он подумал, что ее могла убить одна мысль об этом, – настолько она казалась хрупкой и нежной.
С лица миссис Синклер сошел яркий румянец, тело расслабилось. Хотя в квартире Хэя она выглядела несколько старше, ей не могло быть больше тридцати. Фигура ее отличалась стройностью и округлостью форм. Ее длинные, очень темные блестящие волосы были заправлены за уши, открывая круглое, весьма красивое чувственное лицо с огромными иссиня-черными глазами, маленьким ртом и крепким подбородком. Это лицо поражало необычайной серьезностью и в то же время мечтательностью. Простая больничная сорочка казалась на миссис Синклер едва ли не вечерним платьем. В целом это была весьма привлекательная женщина, с чем, очевидно, согласился бы и доктор Нильсен.
Мастерс в нерешительности откашлялся. Как заметил позже Сандерс, только миссис Синклер из всех свидетелей как будто немного смущала его.
– Только пять минут, не забудьте, – предупредил доктор Нильсен. – И я останусь здесь, чтобы проследить за вашей беседой.
– Пожалуйста, поговорите со мной, – низким голосом попросила женщина. – Доктор Нильсен как раз рассказывал мне о том, что произошло.
Старший инспектор едва удержался, чтобы не выругаться.
– Меня не волнуют ваши полицейские уловки, – отрезал доктор. – Вы занимайтесь своим делом, а я буду заниматься своим. Мое дело – заботиться о пациентах.
– Совершенно верно, – согласился Мастерс в своей обычной вкрадчивой манере. – Итак, мэм, как вы знаете, я офицер полиции и хочу задать вам несколько вопросов. Не обращайте внимания на мой блокнот, это простая формальность.
Миссис Синклер, грустно улыбнувшись, поблагодарила его и грациозно откинулась на подушки. Ее зрачки по-прежнему оставались немного расширенными.
– Ваше имя, мэм?
– Бонита Синклер.
– Полагаю, вас нужно называть «миссис»?
– Да, я вдова.
– Где вы живете, мэм?
– Челси. Чейни-Уок, триста сорок один.
Мастерс оторвал взгляд от блокнота:
– Чем вы занимаетесь, мэм? У вас есть профессия?
– Да, я работаю. – По ее тону можно было подумать, что она считает это очком в свою пользу. – Я консультант в области живописи, а иногда торгую картинами. К тому же я много пишу для «Национального художественного обозрения».
Старший инспектор захлопнул блокнот:
– Итак, мэм, вы знаете, что вечером был убит мистер Феликс Хэй?
Наступила пауза. Женщина как будто вздрогнула. Потом ее глаза наполнились слезами – Сандерс заметил их блеск в свете лампы. Он готов был поклясться, что слезы искренние.
– Об этом-то и рассказывал мне доктор. Это ужасно. Не люблю думать об ужасных, неприятных вещах.
– Что ж, мэм, боюсь, нам придется немного подумать об этих вещах. Я прошу вас начать с самого начала и рассказать обо всем, что произошло вечером.
Задрожав, миссис Синклер приподнялась на подушках:
– Но в том-то и дело. Я не знаю. Честное слово, я ничего не знаю. Последнее, что я помню, – это как кто-то за столом рассказывает какой-то анекдот. Очень смешной, ничего смешнее я в жизни не слышала. Я все смеялась и смеялась, пока мне не стало стыдно. Но потом вдруг все поплыло перед глазами и…
– Давайте начнем с самого начала. Как вы оказались в квартире мистера Хэя?
– Меня пригласили на вечеринку. Ничего похожего на шумное сборище, а всего лишь небольшой званый вечер.
В ее голосе чувствовалось легкое жеманство, сочетавшееся с полным отсутствием косметики на ее лице. Вероятно, миссис Синклер умылась и чуть припудрила лицо. Она, безусловно, еще плохо себя чувствовала, а одна ее рука, лежащая поверх одеяла, была забинтована.
– В котором часу вы отправились туда, миссис Синклер?
– Наверное, около одиннадцати.
– Понятно. Не поздновато для начала вечеринки?
– Боюсь, в этом виновата я. Видите ли, тем вечером в оговоренное время мне надо было сделать три весьма важных телефонных звонка, и я сказала мистеру Хэю, что, вероятно, не смогу быть у него раньше одиннадцати. Он ответил, что не хочет причинять мне неудобство и поэтому пригласит остальных гостей к одиннадцати.
Несмотря на подробные ответы, Мастерсу стало казаться, что он блуждает в тумане.
– А разве вы не могли позвонить из квартиры мистера Хэя?
Она улыбнулась:
– Боюсь, что нет. Один звонок был в Нью-Йорк, другой в Париж и третий в Рим. Разговоры были по делу, довольно скучные, но необходимые.
– Я пытаюсь выяснить вот что, миссис Синклер. Так уж необходимо было идти на этот званый вечер?
– Простите, не понимаю.
– Мистер Хэй пригласил вас с какой-то определенной целью?
– Я, право, не знаю. Мы были очень близкими друзьями. Он меня пригласил, и я пришла.
Мастерс, и сам толком не понимая, куда клонит, подбирался с другой стороны. Туман сгущался.
– Все другие гости были вам знакомы?
– Я знала мистера Хэя, конечно, и сэра Денниса Блайстона. Сэр Деннис заехал за мной… – Ее бледное лицо зарделось. – Заехал ко мне домой и привез меня в квартиру. Но я прежде не встречала мистера Шумана. Мне он показался очаровательным.
– Когда вы приехали к Хэю?
– Полагаю, около одиннадцати. Примерно без пяти одиннадцать. Мистер Шуман был уже там.
– И вы сразу начали пить?
Ее иссиня-черные глаза заискрились смехом, хотя губы не улыбались.
– Слишком громко сказано. Я даже один коктейль целиком не выпила.
– Всего один… – Мастерс сдержался и прочистил горло. – Отлично, мэм. Кто смешивал коктейли?
– Я.
– Вы признаетесь?
– Признаюсь? – переспросила она, в недоумении наморщив гладкий лоб, обрамленный волной темных волос. – В чем я должна признаться? Конечно, я готовила коктейли. Когда я была там, мистер Хэй пил только «Белую леди». И отпускал на мой счет глупые шуточки. Он всегда настаивал на том, чтобы смешивала коктейли именно я. Говорил: «Вы уже пробовали мою „Белую леди?“» – или что-то в этом роде. – Миссис Синклер вспыхнула.
– Вы все пили один и тот же коктейль, верно?
– Нет, сэр Деннис приготовил себе «Американский хайбол» – виски с содовой и льдом. Но…
– И ничего больше вы не пили и не ели?
– Ничего. А что?
– Видите ли, мэм, я спрашиваю об этом, потому что в напитках был яд, который вы все проглотили. Если бы вы могли сказать мне…
– Но это невозможно! – сдавленно вскрикнула она. – Прошу вас, не надо! Вы сами не понимаете, что говорите. Я все думала и думала об этом и скажу вам: никакого яда в этих напитках не было. Нет, я не сумасшедшая и не истеричка. Если не верите мне, спросите у других. И вы увидите, что мы не могли принять яд, – потом поймете почему.
Послышался щелчок, это Нильсен закрыл свои часы.
– Время вышло, Мастерс, – сказал он.
– Да перестаньте! – Старший инспектор небрежно отмахнулся от доктора. – Видите ли, мэм…
– Я сказал, время вышло, – повторил Нильсен.
Мастерс обернулся:
– Погодите немного. Вы это серьезно?
– Вполне серьезно, – хмуро ответил Нильсен. – Не могу рисковать возможными последствиями. Простите, Мастерс, но это единственное место, где я отдаю полиции приказы. Уйдете по-хорошему или позвать санитаров?
Старший инспектор предпочел удалиться по-хорошему. Сандерс понимал, что тот негодует: он только приступил к допросу, не успел даже упомянуть фосфор и негашеную известь. Однако коп был хорошо знаком с дисциплиной. Но все же не удержался от резких замечаний в кабине лифта.
– Она водит нас за нос, – убежденно произнес он. – Черт, доктор, до чего же я не доверяю женщинам с ангельской внешностью! Красотка затеяла какую-то игру, и я намерен в этом разобраться. Видите ли, нельзя беспокоить пациентов! Но меня-то не постеснялись разбудить среди ночи, чтобы я занялся расследованием. И вот я здесь, но заняться особо нечем. Говорю вам…
– Поправьте меня, если я ошибаюсь, – перебил инспектора Сандерс, – но, кажется, у вас на уме что-то еще.
Мастерс сдался:
– Ладно, доктор. Все это мне надоело. Да, и это словечко «невозможно». Я понадеялся, что мне наконец-то достанется простое дело, без затей. Никаких запертых комнат или трупов на снегу и прочей чепухи. И первое, что я слышу, – «невозможно»! Ничего невозможного нет в том, чтобы подмешать в напиток яд, не так ли? Для этого есть сотня способов, верно? И если я выясню, что все же…
Едва мужчины вышли из лифта в тускло освещенное фойе, как услышали скрип вращающейся двери. Стараясь не стучать подошвами по мраморному полу, к старшему инспектору устремился молодой человек, в котором Сандерс признал сержанта уголовного розыска Полларда. Казалось, тот был чем-то взволнован.
– Вам лучше вернуться на Грейт-Рассел-стрит, сэр, – сказал он. – Тот малый, Фергюсон, исчез.
Мастерс с силой натянул на голову котелок. После долгой паузы, словно вспомнив, где находится, он сердито прошипел:
– Исчез, значит? Вот просто так взял и исчез? И вы позволили ему уйти прямо через парадную дверь?
– Нет, сэр, – тихо ответил Поллард. – Через парадную дверь он не выходил, впрочем и через черный ход тоже.
– Ты, главное, не волнуйся, Боб, – участливо прошептал Мастерс. – Не бери в голову! Куда он мог подеваться?
– Понимаете, сэр, я не подумал послать кого-то следить за ним. Но все же у парадной двери дежурил Райт. Когда я в последний раз видел Фергюсона, он сидел в своей конторе, дожидаясь вашего возвращения. Сказал, что в случае необходимости мы сможем его там найти. Несколько минут назад я спустился и открыл дверь – его там не было. На столе лежали холщовые нарукавники, которые надевают клерки, а также очки. И никаких следов Фергюсона.
– Я тебя спрашиваю, – нажимал Мастерс, – как он оттуда выбрался?
– Должно быть, вылез через заднее окно, сэр. Но спуститься таким образом довольно сложно – во время пожаров с этим бывают проблемы. Вероятно, он спрыгнул.
– Господи ты боже мой, – потрясая кулаками, прошептал Мастерс. – Человек в летах в темноте спрыгивает с высоты сорок футов, потом встает и уходит?
Сандерс безуспешно пытался вообразить себе такую картину. Каким-то образом этот мрачный клерк, с его бабьей суетливостью и нелепыми обвинениями, вырос в загадочную фигуру, вокруг которой сосредоточилось все дело.
– Действительно, выпрыгнуть из окна нелегко, – сказал Поллард. – На влажной земле следов не найти. Но черный ход заперт изнутри на задвижку и цепочку, а у парадной двери постоянно дежурил Райт. Так что Фергюсону оставалось только выпрыгнуть из окна.
– Черт знает что! – воскликнул Мастерс. – Поговорим об этом позже, дружок. А пока…
– Но это еще не все, – собравшись с духом, продолжал сержант. – Похоже, человека по имени Фергюсон не существует.
Мастерс снова стянул с головы шляпу. Казалось, весь этот нелепый диалог, произнесенный вполголоса в гулком фойе больницы, подготовил инспектора к любому развитию событий.
– Разыскивая этого типа, – продолжал Поллард, – мы разбудили сторожа, который спал в подвале, ирландца по имени Тимоти Риордан. Он подозрителен, как все ирландцы, к тому же изрядно накачался виски… Понятно, почему его не разбудила кутерьма наверху: он был в стельку пьян. Но…
– Послушай, Боб, какого черта ты мне это говоришь?
– Так вот, сэр. Он сказал нам, что в конторе мистера Шумана нет никого по фамилии Фергюсон. Служащие в английском отделении мистера Шумана (у него есть еще отделение в Каире) – это два ассистента, и один из них – египтянин, проработавший у него десять лет. Фергюсона не существует, вот и все.