Мы рано поужинали и вернулись в гостиницу, где стали ждать прихода мадам Нанетт. Майло распорядился, чтобы к ее визиту нам в номер подали кофе, так что оставалось только ждать. Я включила радио, а Майло сидел и курил, сохраняя непринужденный вид.
Я испытывала облегчение оттого, что Винельду и Паркса мы этим вечером отпустили, чтобы побыть одним. Паркс – сама скрытность, но Винельда имела неискоренимую страсть к подслушиванию. Совершенно невинную и безвредную, однако будет куда легче сосредоточиться на разговоре с мадам Нанетт, не гадая, не притаилась ли где-то поблизости наша Винельда.
Без нескольких минут десять в дверь негромко постучали, и Майло поднялся, чтобы открыть. На пороге стояла мадам Нанетт. Они поздоровались по-французски; в голосе Майло прозвучала необычная нежность, которую я слышала лишь изредка.
Она взяла его за руки, глядя ему прямо в глаза.
– Прекрасно выглядишь, – наконец произнесла она. – Конечно, слишком много солнца вредно для кожи, но ты никогда не обращал внимания на подобные пустяки.
Майло рассмеялся, наклоняясь и целуя ее в лоб.
– Я мог бы догадаться, что ты заметишь.
Мадам Нанетт улыбнулась в ответ и потрепала его по щеке, прежде чем войти в номер.
Я пристально взглянула на нее, выискивая признаки болезни, и с облегчением убедилась, что она буквально лучится здоровьем. Она была среднего роста, довольно стройная, с приятным лицом и проницательными темными глазами. Она надела темно-серое платье, немного старомодное по покрою, но из качественного материала. В ее некогда черных волосах проглядывала седина, но на лице морщин почти не было, и она легко могла сойти за куда более молодую женщину.
Мадам Нанетт подошла ко мне, нежно взяла за руки и поцеловала в обе щеки. Затем отступила на шаг, не выпуская моих рук, и оглядела меня.
– Вы выглядите просто замечательно, миссис Эймс. Очень счастливой.
– О, зовите меня просто Эймори, прошу вас. – Эти слова я повторяла при каждой встрече, но ей еще предстояло привыкнуть к подобной неофициальности.
Она сжала мои руки и повернулась к Майло.
– Твоя жена светится от счастья. Наверное, потому, что ты хорошо себя ведешь. За несколько месяцев я не видела почти ни слова о тебе в светской хронике.
Майло улыбнулся, принимая возможный мягкий упрек как комплимент.
– Да, в последнее время я веду себя чрезвычайно послушно. На самом деле мне немного жаль. Уже много лет я не получал хорошего нагоняя.
– Уверена, тебе причитается масса запоздалых наказаний, – произнесла мадам Нанетт. В ее глазах искрилась улыбка, что противоречило ее строгому тону. – Ты по-прежнему слишком красив, но с этим, похоже, ничего не поделаешь. А теперь, Эймори, присядьте-ка рядом и расскажите о своей поездке в Италию.
Мы подошли к камину. Мы с мадам Нанетт устроились на диване, а Майло сел на стоявший рядом стул. Я разлила кофе из серебряного кофейника в гостиничные чашки из тонкого белого фарфора. Мадам Нанетт пила кофе с двумя ложками сахара и без молока, как и Майло.
Мне, конечно же, не терпелось узнать истинную цель ее визита, однако она, похоже, не торопилась ее раскрывать. Я рассказала ей о нашем отдыхе в Италии, а Майло сидел, курил сигарету и время от времени вставлял фразу-другую. Я почти было поверила, что мы сами придумали какой-то тревожный подтекст в ее письмах, если бы не едва заметное беспокойство в ее взгляде, которое она пыталась скрыть.
Наконец Майло решил, что обмен любезностями закончен. Он поставил на стол чашку с блюдцем, затушил сигарету в хрустальной пепельнице и перевел взгляд на мадам Нанетт.
– В твоей просьбе приехать содержалось нечто большее, чем желание услышать, как там в Италии. Зачем ты на самом деле попросила нас приехать в Париж?
Уголки ее губ тронула улыбка.
– Как всегда, проницателен и нетерпелив.
– По-моему, до этого момента я был необычайно терпелив.
Гостья неодобрительно щелкнула языком, услышав его тон, но его замечание, похоже, подтолкнуло ее к действию. И после секундного замешательства мадам Нанетт заговорила:
– Происходит что-то недоброе. Я подозревала это, когда писала тебе. Теперь я в этом уверена.
– Почему бы вам не рассказать об этом? – подбодрила я ее.
– Это касается моего работодателя, – продолжила мадам Нанетт.
Майло кивнул. Я знала – он думал, что дело, скорее всего, касается ее работодателя.
– А у кого вы работаете? – поинтересовалась я.
– Вы слышали об Элиосе Беланже?
Я удивилась. Конечно же, я о нем слышала. Элиос Беланже был одним из ведущих парфюмеров Франции. Он являлся создателем более десятка популярных ароматов. Девиз «Парфюм Беланже» гласил – «Достойны королев». Ни одна уважавшая себя светская дама не обходилась без изделий Беланже. Дома на моем туалетном столике стояло несколько пузырьков с его духами.
Я взглянула на Майло. Он не был удивлен, и у меня появилось подозрение, что он знает куда больше, чем говорит.
– Не знаю, слышали ли вы, – продолжила мадам Нанетт, – но четыре года назад он женился на очень молодой женщине.
– Да, – произнес Майло. – Кажется, я слышал об этом.
– Через год после свадьбы у них родился ребенок, девочка по имени Серафина. Теперь ее вверили моим заботам.
Майло кивнул.
– А есть ли что-то в работе в доме Элиоса Беланже, что стало причиной вашего беспокойства? – спросила я.
Гостья снова замялась, потом сложила руки на коленях.
– Наверное, мне следует рассказать с самого начала, – ответила она. – Вам известно об Элиосе Беланже, но вам, возможно, неизвестны факты, необходимые для полного понимания этой истории.
Майло откинулся на спинку стула.
– Пожалуйста, расскажи нам.
Я налила мадам Нанетт еще кофе, и она начала свой рассказ теплым и мелодичным голосом. Ее акцент значительно смягчили двадцать с лишним лет жизни и работы в Англии, но в ее речи по-прежнему слышалась мелодичная беглость французского языка.
– За Элиосом Беланже стоит долгая и известная история богатства. Он человек, которому на каждом жизненном повороте сопутствовал успех благодаря его непреклонному характеру и удачливости. Начинал он отнюдь не блестяще, хотя эта часть его биографии известна очень немногим. Родился он в Марселе, его отец – француз, а мать – гречанка. Оба скончались, когда Элиос был еще юношей. Оставшись сиротой, он перебрался сюда, в Париж, где много лет провел на улицах. Но эти годы не прошли для него даром. Он научился пользоваться своим умом и превосходно разбираться в людях. И не только этому: он всегда заявлял, что его острое обоняние развилось тогда, когда он ночами спал под открытым небом в ботаническом саду и среди клумб в парке Монсо.
Я представила юношу, слонявшегося в сумерках по аллеям парка в поисках места для ночевки среди пышной растительности и глядевшего на звезды.
– Он был умен и сообразителен, так что вскоре устроился на работу к фармацевту. Его хозяин, бывший солдат, рассказывал Элиосу о своих странствиях по миру и привил ему желание побывать в чужих краях. Когда Элиос не стоял за прилавком, он смешивал травы и цветы, создавал ароматы, которые его хозяин в конце концов разрешил ему продавать. Вот так я с ним и познакомилась.
Я подняла глаза, немного удивившись. Я не ожидала, что мадам Нанетт знала его юношей. Я бросила взгляд на Майло, но он смотрел в другую сторону.
– Еще очень молодой женщиной я целое лето проработала в цветочном магазине, – продолжила она, – а Элиос туда частенько заходил, чтобы купить цветов. Он мог часами говорить об ароматах и о тонких различиях между ними. Иногда он провожал меня домой и еще до того, как мы заворачивали за угол, мог по запаху определить, какие цветы стояли в уличных горшках за поворотом. Он был веселым, милым, и я очень к нему привязалась.
Во время этого рассказа ее взгляд стал отстраненным, и мне показалось, будто годы схлынули с ее лица. На какое-то мгновение я увидела, как мадам Нанетт, очевидно, выглядела в молодые годы.
– Ты была в него влюблена, – вдруг произнес Майло, впившись в нее острым взглядом.
Она улыбнулась, немного грустно, как я решила.
– Трудно сказать. Я, разумеется, думала, что все именно так, будучи восемнадцатилетней девчонкой. Но что молодежь действительно знает о любви?
На этот раз Майло быстро взглянул на меня. По-моему, мы оба поразились такому повороту истории и гадали, куда же он приведет.
– Какое-то время я тешила себя надеждой, что мы поженимся, но этому не суждено было случиться. Наши пути разошлись.
Как внезапно закончилась романтическая история! Я была уверена, что в ней содержалось гораздо больше, чем рассказала мадам Нанетт, и перебирала варианты того, что же между ними произошло.
– Элиос отправился посмотреть мир, а вскоре после этого я получила место няни. Уехала в Англию, чтобы там начать жизнь вместе с тобой. – Она улыбнулась Майло, и я почувствовала в ее словах теплоту и привязанность.
– И больше ты от него никаких известий не получала? – спросил Майло.
– До прошлого года, – ответила она. – Я жила в Лионе, только что оставила место, когда получила от него письмо. Он писал, что умерла его жена Элен. Он женился во второй раз и спрашивал, не интересует ли меня место няни его новорожденного ребенка от второй жены.
– Как оскорбительно, – заметил Майло.
Мадам Нанетт мягко улыбнулась.
– Ничего подобного. Нельзя ожидать, чтобы он после стольких лет сохранял ко мне нежные чувства. Я решила, что очень мило с его стороны вспомнить обо мне и захотеть доверить мне заботу о его ребенке.
Вид Майло говорил о том, что ее слова его не убедили, и я в чем-то с ним соглашалась. У Элиоса Беланже должны были иметься причины на то, чтобы разыскать женщину, которую он не видел тридцать лет, дабы она стала няней его ребенка.
– И вот я отправилась работать в его доме, – продолжила мадам Нанетт. – Он очень изменился, но поначалу я видела в том человеке, каким он стал, некие черты юноши, которого я когда-то знала. Когда я приехала, он был очень добр ко мне.
– Действительно? – уточнил Майло, потянувшись за сигаретой к стоявшей на столе коробочке.
– Нельзя так хмуриться, мой милый. Между нами не было никаких романтических чувств, ни единого намека на прежнюю любовь. После приезда я едва видела Элиоса. Более того, едва я успела поселиться в доме, как начала чувствовать, что что-то не так.
– Что ты имеешь в виду? – поинтересовался Майло.
– Трудно сказать. Ребенок, Серафина, просто прелесть. Молодая жена тоже очень приятная женщина. И все же что-то было не так. Мне нелегко это выразить словами. Просто в доме царила какая-то напряженность. Накаленная атмосфера. Несмотря на все внешние признаки, это был неблагополучный дом. Сначала я не придавала этому значения. В конце концов, я работала во многих неблагополучных домах.
Я взглянула на Майло, гадая, относилась ли к таким домам его семья, однако его лицо было непроницаемым. Он никогда не рассказывал о своем детстве. Отец Майло умер, когда тот учился в университете, но у меня никогда не складывалось впечатления, что Майло сильно по нему скорбел.
– Но затем обстановка начала ухудшаться, – тихо продолжила мадам Нанетт.
– Каким образом? – спросила я.
– Как я уже говорила, тот Элиос Беланже, у которого я начала работать и чье имя мелькало во всех рекламах, очень сильно отличался от юноши, которого я когда-то знала. Хотя наши пути пересекались довольно редко, мне было вполне понятно, в кого он превратился. Этот человек стал тираном. Непредсказуемый, зачастую капризный и взбалмошный, он управлял своим делом – и семьей тоже – железной рукой.
– Это одна из причин неблагополучия и разлада, – заметил Майло. – А кто еще живет в доме?
– Все его дети живут с ним. Мне кажется, что он хочет, чтобы они все время находились рядом. Помимо младенца, у него есть два сына и старшая дочь. Антуан – самый старший. Он очень серьезный, сдержанный. Он всегда был правой рукой отца, но мне кажется, что к делу относится без души. Для Антуана запах денег превыше всего.
Другое дело старшая дочь, Сесиль. Она разделяет любовь и страсть отца к парфюмерному делу. Она часами пропадает в теплице и в лаборатории, которые для нее построил Элиос, придумывая и совершенствуя ароматы. Как и отец, она обладает очень сильной волей и часто конфликтует с братьями.
Мадам Нанетт сделала почти незаметную паузу, прежде чем добавила:
– Есть еще Мишель, младший сын. У него очень плохая репутация.
– Да, – согласился Майло. – Я знаком с Мишелем Беланже.
Я почему-то не удивилась тому, что паршивая овца семьи Беланже водит знакомство с моим мужем. Майло довольно долго прожил в Париже, и распутный отпрыск знаменитого рода, казалось, составлял ему вполне достойную компанию.
Мадам Нанетт кивнула, словно тоже этому не удивилась.
– Он привлекательный, почти все время проводит в развлечениях и попойках, к тому же замешан в многочисленных скандалах с женщинами. У него очень вспыльчивый характер. С мужем одной дамы произошел инцидент, в результате которого мсье Беланже пришлось хорошенько раскошелиться, чтобы его замять.
– А что за инцидент?
– Подробностей не знаю, но полагаю, что мужа крепко поколотили.
Этот Мишель Беланже и вправду представал весьма сомнительным типом.
– А молодая жена? – поинтересовался Майло. – Какая она?
– Она англичанка, очень милая и хорошенькая, – ответила мадам Нанетт. – В девичестве Берил Норрис. Она из очень хорошей портсмутской семьи. Насколько я понимаю, Элиос познакомился с ней на отдыхе и женился сразу по возвращении домой, что стало для его детей серьезным потрясением. Многого о ней сказать я не могу, но, по-моему, она хорошая мать. Не знаю, любила ли она Элиоса, когда выходила за него, но своего ребенка любит.
– Значит, эта несчастная семья обитает в большом доме на Фобур-Сен-Жермен, – заключил Майло. – И когда ты поняла, что они не просто несчастны?
Похоже, мадам Нанетт призадумалась над этим вопросом.
– По-моему, все начало проясняться около полугода назад. Мсье Беланже и мсье Мишель однажды вечером устроили громкий скандал. Это было в порядке вещей. Они часто скандалили. В то время я почти не придавала этому значения.
– Но позже начали придавать, – заметила я.
Она кивнула:
– На следующее утро Элиос уехал рано и отправился в Грасс.
– Где находится его фабрика, – пояснил Майло. В Грассе располагались многие парфюмерные предприятия, поскольку местный климат очень благоприятен для выращивания жасмина, лаванды и других растений, использующихся в парфюмерной промышленности.
– Да. Он вернулся через несколько дней и ходил угрюмый и мрачный. Похоже, с той поры у него начались перепады настроения: он был то веселым, то резко становился сердитым. Очень часто я наблюдала, как он смотрел куда-то вдаль, словно на душе у него лежало тяжкое бремя.
А затем все, казалось, стали в его присутствии чувствовать себя не в своей тарелке. Его жена часто вздрагивала, когда он начинал говорить. Неблагополучный дом превратился во что-то еще. Что-то изменилось. В воздухе повисло нечто тяжелое. Страх. Возможно, даже злоба.
– Очень интересно, – сказал Майло.
– Да, – согласилась я. – Может, нам надо найти способ познакомиться с мсье Беланже.
Мадам Нанетт подняла глаза, и в ее взгляде читалось беспокойство.
– В том-то и дело. Вот так подтвердились мои подозрения. Элиос Беланже умер.